Кошка по имени Кошка присоединяется к привету

Написано на основе сновидений.

  «Если долго всматриваться в Бездну, Бездна начинает всматриваться в Тебя» Ф. Ницше

  И вот настал долгожданный миг. Серое полотнище ткани поползло вниз, неспешно обнажая картину. Художник явно был магом, раз ему удавалось рисовать водой и ветром, иногда даже огнем. С помощью творчества он отдавал дань четвертой силе – земле. Может, помня о том, что однажды восстал из праха и в прах однажды обратиться. На полотнах Художника удивительным образом сохранялся баланс. Вода не тушила огонь, огонь не испарял воду. Конечно, ветер привносил страсть в их отношения. Но только страсть, а не разрушение. А еще одним удивительным свойством творений было ощущение времени. Если слегка расфокусировать взгляд, переходя к панорамному видению произведения, не бегая по картине точечным поиском тайны, то становилось ясно, что случилось и что произойдет позже…

  Внутри увитой плющом беседки легкая, как порыв полуденного ветерка девушка загляделась в водную гладь огромного зеркала. В руке она держала огненный цветок – розу. Отражение противоречило реальности. Да как же так! Дряхлая старуха с увядшей, почерневшей розой в суковатых пальцах! А глубже, там, за страшным двойником, в глубинах амальгамы, двигались тени фантастических существ. Когда за спиной происходит такое, в душу вселяется смертный ужас. Но двойнику прекрасной незнакомки было все равно… Впрочем, девушке тоже было все равно, что у нее за спиной. Волшебным образом Художник давал понять, что кроме видимого глазу изображения существует окружающий беседку сад. На одном из розовых кустов виднелась надломленная, лишенная бутона ветка. Девушка, была словно в забытьи.     Она вглядывалась в отражение.

- Браво, господин Художник! И как вам удается создавать такое?

- Я польщен хоть и знаю себе цену…

- Вы еще и хитрец, господин Художник. Сейчас вы скажете мне, что вложили частицу себя в создание картины. А цену себе вы знаете. … Перейдем к делу. Сколько вы просите за эту частицу себя?

- Ваши сны.

- Мои сны?! И только? … Да я и не вижу снов. Сплю крепко, спокойно. … Не валяйте дурака, господин Художник и назовите свою цену … в смысле, не свою, а этой картины. Я плачу золотом, а какими-нибудь там снами.

- Я хочу иметь за эту картину ваши сны. И только! – в голосе Художника появился металл. Он не любил напыщенных снобов.

- Хорошо… - покупатель задумался и стал серьезен, - снов моих хотите, значит… И как, извольте прояснить, я передам вам сны? И какое количество?

- Просто скажите мне о том, что теперь я владелец ваших снов.

- Вы теперь владелец моих снов, господин Художник, - покупатель не удержался и презрительно хмыкнул, - Что, я теперь забираю эту картину?

- Конечно. Она – ваша…

* * *

  Она никак не могла вспомнить, каким образом очутилась в этом прекрасном месте. Девушка прикоснулась ко лбу, словно отгоняя наваждение: «Не сон ли это все?» … Она стояла на холме, среди волн нежно-зеленой травы. Лента реки там, внизу, играла золотом полуденного солнца. За рекой, среди деревьев просматривалось напоминающее средневековый замок строение. Порыв ветра принес еле уловимый запах роз…

  Последнее, что помнила девушка, это то, что ложилась спать. День выдался хоть и трудный, но приятный и она очень устала. Еще бы! Столько впечатлений. И вправду, этот Художник оказался гением. Да еще ничего не взял за выбранную картину. Пошутил только насчет каких-то снов: «Отдайте мне свои сны, красавица. И картина – ваша!» Такой чудак, этот Художник…

  «Интересно, кто там живет, в этом замке? Надо посмотреть!» … Девушка огляделась в поисках спуска к воде. «Ну, хоть бы тропинка какая была бы. … Вот же дурацкий тут берег, голову свернуть можно с этого бугра.» Внезапно трава расступилась, обнажая сложенные из серого камня ступени. Девушка не успела удивиться, поскольку склонный к самосохранению разум среагировал мгновенно: «Ах, какая я невнимательная стала! Вот же лесенка есть. … Прямо под ногами…»

  Она сняла босоножки и вошла в воду. Течение приятно освежило ступни. Река оказалась неглубока, не выше колен. Вскоре мягкое песчаное дно сменилось на гальку. Где-то на середине реки что-то больно укололо ступню. Видимо, попался острый камень. Потом еще один, заставивший девушку прикусить от боли губу. Она остановилась, раздумывая над возможностью лучшей дороги к замку: «Проклятая река!» Внезапно камни под ногами исчезли, будто невидимый волшебник заменил их на ровные плиты. Изменился цвет реки. Видимо, на оттенки воды влияло дно, отражая проникшие в глубину лучи солнца назад, к поверхности. Игривые золотые лучики исчезли, уступая место холодному базальтовому однообразию. Зато передвигаться по дну стало не так больно.

 Нога все же беспокоила. Преодолев реку, девушка присела на прибрежный валун и осмотрела рану. Увидев, что маленькую бескровную ранку окружало какое-то странное синюшное пятно, она нахмурилась. Чуть прихрамывая, девушка продолжила путь к роще деревьев. Замок уже просматривался вполне отчетливо. Высокие конические окна, сложенные из крупных блоков башенки по углам строения. Запах роз усилился. Через десять минут движения стал виден и сам сад. Даже не сад, а целое поле кустов роз перед фасадом здания. Посреди сада виднелась увитая зеленью беседка.

 В роще было уютно. В кронах деревьев пели птицы. В наземных зарослях копошилась какая-то живность. Пробираясь через растительность, девушка получила хлесткий удар веткой по щеке: «О, черт! Больно…» Настроение было испорчено окончательно. «Да что такое?! То ногу порезала, то теперь пощечина от какого-то куста!»

 Что-то мгновенно изменилось вокруг. Потемнело. Деревья обратились в какие-то гладкие столбы, веселые лесные звуки сменились на зловещий шепот. Похолодев от дурных предчувствий («Я все-таки во сне…»), девушка поспешила в сад. Розы были великолепны, а запах пьянил. Особенно красивый куст находился вблизи беседки. Но передвигаться становилось все трудней. Сбилось дыхание, заболели мышцы. Но вот он, заветный куст! Девушка, как зачарованная предстала перед семьей огромных алых роз. Рука потянулась к одному из цветков. Уже сорвав розу, Девушка обратила внимание на запястье, пальцы. Это была не ее рука! Старушечья дряблая кожа, проступившие синюшные вены. Она непроизвольно сжала руку в кулак, колючки цветка больно вошли в ладонь. «Проклятие! Да что такое происходит?! Гадкая роза. … Что с моими руками? Ужас! Не может быть. Я точно сплю. Я во сне…»

 Решив отдохнуть, старуха проковыляла до беседки, не замечая, как гибнет сад. А розы чернели прямо на глазах, алые бутоны превращались в бардовые комки. Даже радостная зелень плюща беседки превратилась в какую-то гниль. В центре беседки кто-то оставил огромное зеркало. Единственно, что еще продолжало радовать взгляд, было в этом зеркале. Старуха замерла в оцепенении, увидев в отражении настоящую себя. Внутри увитой плющом беседки легкая, как порыв полуденного ветерка девушка загляделась в водную гладь огромного зеркала. В руке она держала огненный цветок – розу…

 Зачарованная старуха не услышала шагов. Между тем хозяин замка уже подходил к беседке. В руках Художник держал чистую, без красок палитру. Не обращая внимания на старуху, он подошел ближе к зеркалу и прикоснулся к стеклу палитрой. Отражение зашевелилось, будто вода под порывом ветра. Рябь усилилась и зеркало стало терять яркость. Вскоре в нем осталась лишь серая реальность погибшего сада и окаменевшая старуха с мертвым цветком. Наполнив палитру, Художник улыбнулся. Краски дышали ароматом роз и очарованием молодого женского тела. Художник вышел из беседки и направился к замку. За его спиной мир потускнел и растворился. Когда дверь замка закрылась за хозяином, стал исчезать и сам замок. Пустота, бездна…Она всегда была рядом.

Всем привет!

Обычно я выкладываю главы по вторникам, но тут, на вомбате, я отстал от АТ. И чтобы исправить эту оплошность, решил перед выходными выложить еще одну главу.

Напомню о чём книга: обычный штатный военный попадает в новый мир, где зараженные и иммунные живут в сильной зависимости друг от друга.

Ну и ссылочка на АТ: S-T-I-K-S Lucky strike - Руслан Беркут - читать книгу в онлайн-библиотеке / Опубликовано: 4 фев. 2025 в 16:48

К вечеру погода ухудшилась: по небу поплыли большие тучи. Темнело очень быстро, неожиданно быстро. И на фоне всего происходящего у офицера разболелась голова. Степанова отправили отдыхать на чердаке – ему предстояло следующим нести пост. Жажда была нескончаемая, а в бутыли оставалось уже совсем немного воды.

Соколов, будучи часовым, заметил неподалёку движение:

- Там кто-то идёт – тихо произнес он.

- Так! Оружие наизготовку, с предохранителя не снимать, на людей не направлять, патрон в патронник не досылать, всё понял? – тихо спросил офицер у Соколова.

- Понял! – также тихо ответил боец.

- Степанов! – вполголоса позвал старший лейтенант.

- Я! – тихо отозвался боец.

- Сидишь тише воды ниже травы, в разговоры не лезешь!

- То ли пьяный, то ли… непонятно – мотает его из стороны в сторону. Сюда идёт – сообщил Соколов.

- Ясно, оружие не применять, кричать ему ничего не надо, если и правда, пьяный, то лучше его запустить сюда, а тут мы уж с ним потолкуем, понял?

- Понял.

- Далеко он?

- Метров двадцать осталось.

- Хорошо, ждём.

Офицер расположился у одной стены от входа, Соколов у другой. С улицы их было не видно, да и в домике стало уже достаточно темно, чтобы случайно зашедший никого не заметил.

Еще на подходе, все трое услышали, что человек то ли храпит на ходу, то ли пытается громко мурлыкать, в общем, издаёт непонятные звуки. Вот он уже на крыльце. Шаг в дом – половица скрипнула, еще шаг. Какое-то горловое урчание. Запах испражнений. В этот момент человек повернулся к офицеру и заурчал так громко, что тот испугался, он скорее почувствовал этот поворот, чем увидел. Короткий удар приклада в челюсть. Человек потерял равновесие. Щелчок предохранителя!

- Не стрелять!

Тень. Размах и удар затыльником, настолько сильный, что отошедший по инерции затвор, возвращаясь в нормальное состояние, захватил патрон, приведя оружие в готовность к немедленной стрельбе. Это был Соколов.

- Не стрелять! – повторить офицер.

Человек лежал на полу без движения.

- Сокол блин! Зачем? Оружие на предохранитель!

- Ну, я видел, как Вы его ударили, да и орал он страшно.

- Что там у вас? – послышался сверху голос Степанова

- У кого спички? – не ответив, поинтересовался офицер

- У меня – отозвался Степанов

- Кидай.

Боец аккуратно сбросил коробок спичек. Офицер, запалив одну из них, осмотрел не прошеного гостя. Камуфляж. Берцы. Воняет дерьмом и соляркой.

- Это, похоже, водитель – догадался Соколов

- Похоже

- Он пьяный?

- Хороший вопрос. Запаха я не чувствую. Может еще чем убился.

- Он живой?

- Пульс есть, правда какой-то уж очень частый – Сокол, блин! Надо его связать. Давай его оттащим, а там свяжем.

- А где мы веревку возьмем?

- Нахрена тебе веревка? Шнурки его же снимем.

Оттащив бессознательное тело, они связали между собой ботинки, а вторым шнурком завязали за спиной руки и, прислонив, посадили у стены.

- Дай глоток воды – попросил офицер. Жажда как будто они марш-бросок пробежали, а не протащили по полу несколько метров не самого крупного воина.

В этот момент послышался звук на чердаке, Степанов явно шёл к ним.

Предохранитель. Затвор.

Внутри всё похолодело.

- Степанов? – позвал офицер.

Вместо ответа, он услышал звук падающего автомата, и вслед за ним звук падающего кубарем тела. Хруст костей, и мягкое «шмяк».

- Твою ж мать! Степанов? Соколов, спички!

- Секунду!

Зажжённая спичка осветила лежащего на полу бойца.

- Да что б тебя! Степанов, ты слышишь меня?

Тишина. Попробовал развернуть его. Голова была повернута и сложена в сторону спины. Живые люди так не могут. И глаза – мутные, совсем не такие, как были раньше.

- Он что умер? – спросил Соколов – а что с глазами? У него они никогда такими не были.

Обмякшее тело Степанова не могло более сопротивляться. Он был как игрушка.

- Дай еще одну спичку, зажги её!

Пульса нет. Офицер поднес спичку к глазам – зрачки остались неподвижны.

- Боюсь всё плохо – тихо произнес офицер. Прислонившись спиной к печке.

- Степашка… - в голосе солдата были слёзы.

- Дай еще спичку – решил убедиться офицер.

Открыл левый глаз, подержал его в темноте помещения, а потом поднес огонёк – зрачок не изменил своего размера. Повторил с правым глазом – без результата.

Спичка погасла.

- Соберись! Соколов! Оплакивать будем позже, а сейчас помоги мне, его надо положить нормально. Давай, ты за руки, я за ноги.

Они молча положили бойца на спину.

- Боюсь, Соколов, остались мы вдвоём. У него нет пульса, а зрачки не реагируют на свет.

- Искусственное дыхание! – сообразил боец.

- Ты можешь его хоть час качать, он даже будет нормального цвета, но если зрачки не реагируют, то он мертв.

Повернувшись, в свете свежезажжёной спички офицер увидел блестящие капли на лице солдата.

Они переложили бойца, убрав его от несчастливой печки. Голова офицера разрывалась болью. Соколов, тихонько хныкал.

- Я пойду на улицу, не дай бог еще кто заявится. Наверх не лазь – офицер встал и пошёл к крыльцу.

На улице было ветрено, темно серые тучи лоскутами закрывали звёздное небо. Офицер попробовал рассмотреть звезды, но что-то тут было не так – он не раз видел большую медведицу, но сейчас её не было. Это вызвало беспокойство. Свежий прохладный воздух не принес облегчения – голова болела всё сильнее и сильнее и, похоже, переходила в мигрень: кое-где появились яркие пятна.

- Товарищ старший лейтенант! Там этот очухался! Водитель!

Офицер зашёл в дом и услышал, как связанный боец издает непонятные звуки, похожие на урчание живота. Взял у Соколова спички, и поднес к лицу солдата. Глаза мутные, такие же мутные, как у Степанова. Взгляд пустой. Боец увидел офицера, и начал биться как рыба в садке, но даже не пытался заговорить. Глаза наполнились хищной яростью. А изо рта потекла струйка слюны.

- Соколов, дай мне балаклаву Степанова!

Забрав у бойца головной убор, офицер смотал его так, чтобы в нижней части, сзади, получилось что-то наподобие кляпа и надел его на голову неадекватного солдата задом наперед, закрыв тому глаза и заткнув рот. Стало тише. А, не видя окружения, боец перестал биться и успокоился.

- Что с ним?

- Не знаю.

- Чего он орет-то так?

- Да не знаю я - с раздражением сказал офицер, головная боль уже полностью перешла в мигрень: слова Соколова звучали громом в голове офицера, а вонь от неадекватного воина была нестерпимой. – Я на улицу!

Ночь была тихой, кроме шелеста травы на ветру, никаких звуков. Ни сверчков, ни каких-то ночных животных. Когда ветер стихал, наступала тишина. Он простоял так минут двадцать, пока за спиной не послышались шаги.

- Я так не могу.… Это.… Не могу… Больно…

- Соколов?

Шаркающие шаги, щелчок предохранителя.

- Соколов! – позвал офицер

- Я так не могу…. Больше не могу….

Солдат подсветил себя спичкой, и офицер увидел такую же муть в его глазах, пустых глазах.

Спичка погасла.

- Соко…

Оглушительные выстрелы пронзили мозг офицера болью, а вспышка ударила по глазам, он схватился за уши, казалось, что голова сейчас разлетится. Звон в ушах был таким, что он не слышал сам себя, хотя прекрасно понимал, что сейчас он зовет Соколова, последнего из его бойцов. Он еще не знал, что произошло, и в кого тот стрелял. Ощупав себя, он не нашел никаких ранений. Слух постепенно восстанавливался – звон угасал. В свете звезд, краем глаза он увидел, что возле входа лежит что-то большое. Он понял, это был Соколов. Подойдя к телу, он попробовал нащупать пульс, но лишь испачкался в крови. Кровь заливала всё вокруг. Нащупал спички.

- Да твою ж мать!

Глаза, надо проверить глаза – сообразил офицер, у Степанова и водителя глаза одинаково мутные, с ними что-то не так.

У Соколова они были такие же.

Водитель! У него такой же взгляд, но он жив!

Перешагнув через Соколова, офицер приблизился к связанному воину, в темноте сдернул с него балаклаву и с силой ударил по голове:

- Что за херня тут происходит?

- Ууррр

- Почему ты живой, сука?

- Ууррр

Удар за ударом, пока связанный не прекратил отвечать. Тогда офицер сел посреди этого маленького темного домика и из его глаз беззвучно покатились слёзы. Он плакал, потому что не знал что происходит, он не знал, почему злой рок посетил его бойцов. Почему Соколов, один из лучших воинов застрелился. Он не знал, что будет с ним дальше и что ему делать. Он плакал до тех пор, пока у него не кончились слёзы. Потом встал, ориентируясь на ощупь – зрение в темном помещении было почти бесполезным, затащил в дом Соколова, забрал его автомат, и залез на чердак, в надежде, что если смерть придёт за ним, он сможет повторить путь своих бойцов.

Смерть пришла. Краем глаза, в щель между досками, он заметил, как к Камазу приближается какая-то фигура. Яркие пятна в глазах, проплывающие тучи – он не мог нормально рассмотреть это существо, но что-то всё-таки увидел: размером с лошадь, существо пыталось подлезть под машину, туда, где лежал Кузьмин. Когда это не получилось, зверь встал на задние лапы, а передними уперся в борт автомобиля и стал его раскачивать. Офицер снял свой автомат и зарядил. Существо мгновенно отреагировало на звук затвора, и направилось в его сторону. Где-то в глубине дома, в темноте, оживился связанный и начал громко урчать. Существо тоже урчало, громко урчало, это явно был не бык. Да и походка не бычья. Офицер уже не выглядывал, он сидел возле пролома, у входа, почти не дыша. Стук когтей по деревянному полу. Скрип половицы. Еще шаг. Водитель бьется как загнанный в ловушку зверь. Шаг. Запах смерти. Запах разлагающегося мяса. Запах дикого зверя. Шаг. Водитель затих. Зверь затих. Шаг. В проеме показалась огромная тень — голова чудовища. Шаг. Затылок. Наведя автомат на проем и практически не целясь, офицер нажал на спусковой крючок.

Ночную тишину разорвали два выстрела.

Зверь мгновенно ослаб, его ноги подкосились, и огромная туша рухнула на пол, опорожнив при этом содержимое кишечника и мочевого пузыря, издав утробный гул – это выходил воздух из легких. Первая пуля, краем зацепила то, без чего не могли жить ни зараженные, ни иммунные, странный нарост на затылке. Вторая пуля срикошетила от костяной брони, и с жужжанием полетела в водителя, отправив того вслед за зверем. Но офицер всего этого не знал, после первого выстрела ударило по ушам так, что он мгновенно потерял сознание. Даже второй выстрел был сделан не осознанно, просто палец еще не успел отпустить спуск.

Норман Ридус в роли Дэрила Диксона

Ходячие мертвецы (The Walking Dead)

41 х 40,5, масло, подольская сух. пастель

Лариса Гузеева ("Жестокий романс")

34 х 30,5, масло, сухая пастель

— Вы не боитесь, Лариса Дмитриевна?

— Нет, Сергей Сергеевич! С Вами я ничего не боюсь! Стреляйте!

"Мистер и миссис Смит"

30 х 30, цв. карандаши, черный маркер  (2015 г.)

29,5 х 28,5

После этого майского жука ненавижу цветные карандаши пуще прежнего...

(Карандаш, А4)

-- Почему Нагиев?

-- Портреты неизвестных людей заказчикам не интересны.

-- Зачем работать принтером?

-- Для привлечения заказчиков. Быстрорисунок заказчикам не интересен.

-- Зачем отнимать у фотографов хлеб?

-- Нагиев не приедет ко мне позировать. Работаю с тем материалом, что имеется в инете.

-- Зачем слизывать один в один?

-- Затем, что заказчик приносит любимое фото и просит выполнить портрет один в один. Так что если я умею это делать, я буду это делать вне зависимости от возмущений недругов.

Вилле Вало (фин. Ville Hermanni Valo) – солист группы HIM

карандаш, А3 (скорлупа)

Заказной портрет

А3, пастель (2015г.)

этапы

Заказной портрет

Тон. бумага Lana 65 х 50 (А2), масло, сух.пастель, акварель, белая гуашь

Советский партийный деятель. Член КПСС с 1946 года; член ЦК КПСС, первый секретарь Чувашского обкома КПСС. Депутат Верховного Совета Чувашской АССР. Участник Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. Кандидат экономических наук.

Подарок на 90-летие.

Через год дедуля умер.

Тон. бумага 65 х 39, пастель, гуашевые белила

Кейт Бланшетт  в роли Елизаветы I (2017)

акварельная бумага А2, подольская пастель, гуашевые белила, фон - масло+сух.пастель

Клаус Майне (нем. Klaus Meine) — немецкий рок-певец, гитарист, поэт-песенник, вокалист группы Scorpions.

За основу был взят «Автопортрет» 1500 г. немецкого живописца Альбрехта Дюрера

А3, пастель, пастельные карандаши, золотой акрил

К 115-летию со дня рождения первой чувашской киноактрисы Тани Юн.

59,5 х 42, карандаш, соус

Оформила

Palazzo 33 х 29, подольская пастель + фаберы, золотая поталь, масло

Впервые испробовала золотую поталь. Пока выходит не очень. Но я не буду отчаиваться и продолжу экспериментировать. Не ошибается тот, кто ничего не делает.

Инстаграм: https://www.instagram.com/bubnova_art/

Портрет Николая Прокофьевича Карачарскова (советский и российский художник. Заслуженный художник РСФСР)

Тон.бумага, масло, сух.пастель, гуашевые белила

bubnova_art

Рисую в ВК, Бубнова Анна (Чебоксары) vk.com/touch_anka

Южное солнце клонилось к горизонту, дневная жара пошла на убыль.

- Пойдём гулять. - мама меня уже почти нарядила. Ура, прогулка по набережной вдоль моря, мороженого возьмём!

В мои пять лет мама ещё на рассталась с надеждой воспитать принцессу. Нарядив дочь в нежное летнее платьице и белоснежные кружевные колготки, она завязала на моих золотистых кудрях пышный белый бант и разрешила погулять пару минут. Пока она собирается.

Лучи солнца уже не обжигали, клумбы украшали дворик дома отдыха, я нюхала цветы и оглядывалась. Невдалеке блестело чёрным что-то интересное. Как лужа, но не вода, это обязательно нужно потрогать. Я осторожно наступила белоснежным сандаликом, он прилип. Потянув ногу сильнее, я наступила второй ногой в чёрное. Обе ноги прилипли накрепко. Снять сандалики? А как же чудесные белые колготки?

Я потянула ногу рукой, она отрывалась с трудом. Покачнувшись, я опёрлась на руку измазав и её. Что же делать? Скоро выйдет мама, а я тут стою. В моём детстве, если ты лизнул металл на морозе и приклеился, проще было ампутировать голову, чем сознаться родителям. Потому что голову и так оторвут, но пострадает ещё и попа.

Плюнув на всё, я отрывала ноги от разогретого битума руками. Кудри падали на разгорячённое лицо и я смахивала их, цепляя бантик. Скоростное освобождение из плена сработало - я стояла на асфальте. В дверях дома отдыха показалась мама, с улыбкой предвкушая прогулку по набережной.

Она хотела аплодировать. Прямо по попе, но боялась прилипнуть к принцессе. Из битумных пятен торчали только глаза. Кудряшки слиплись с бантиком, платье с колготками, белоснежные когда-то сандалики напоминали далматинцев. Принцессы из меня получались всегда так себе.

Мама наверняка сейчас читает эту историю и улыбается, вспоминая свою упорную, но безуспешную борьбу под лозунгом: "Ты же девочка!"