Концепт-арт драконьего рыцаря от художника Igor Zamboti



Небольшая фантазия на тему моего персонажа в D&D. "Не лезь, оно тебя сожрёт..." (с)
Рассказ мой, вычитка: Sanyendis.

– Ба, бабушка! Я всё сделал, можно теперь пойти поиграть?
– Что, и на чердаке прибрался, как я просила? – Нисса, пожилая, полненькая гнома, вытерла о передник перепачканные мукой руки и строго посмотрела на запыхавшегося мальчика. – И всех пауков из углов повымел? А, Келли?
– Ну… – выглядывающие из-под взлохмаченной, с клочками застрявшей паутины, рыжей шевелюры уши предательски алели. – Почти всех, ба!
Нисса укоризненно покачала головой. Будучи едва не на голову ниже любимого внука, который в свои неполные пятнадцать вымахал на зависть многим взрослым мужчинам клана, она, тем не менее, как-то умудрялась смотреть на него сверху вниз.
– Поиграть, знаю я тебя… Снова, небось, к деду собрался?
– Ба, ну дедушка Флики такие истории рассказывает, и все взаправдашние! Ты же знаешь, он везде-везде побывал! И ему тоже помогать надо, ты же знаешь, с одной рукой по дому неудобно управляться.
– Беги уж, неслух… – Нисса вздохнула. – На вот, возьми-ка с собой. Я как раз пирог из печи достала. Как знала, пораньше сегодня тесто поставила. Пусть хоть поест нормально, а то опять или забудет, или эликсиров своих напьётся.
– Спасибо, ба! – облегчённо рассмеявшись, мальчик подхватил короб со свежей сдобой, чмокнул бабушку в щёку и выскочил из комнаты. По лестнице словно просыпался горох – похоже, Келли не верил до конца в свою удачу и опасался, что Нисса передумает или, паче чаяния, решит подняться на чердак лично.
– Старый да малый, – покачала головой гнома, возвращаясь к работе. – Уж лучше так, всё при деле. Глядишь, выучится, станет алхимиком, дело унаследует…
***
По счастью, Келли не слышал этих слов – а то, не приведи Мхо'Кар, не удержался бы и рассмеялся старушке в лицо. Та, даром, что не так давно разменяла пятую сотню лет, была остра на язык и скора на расправу – мало приятного получить за дерзость по спине скрученным в плотную косицу мокрым полотенцем! Так что мальчик не торопился признаваться в своей заветной мечте. А мечтал он, ни много ни мало, стать настоящим искателем приключений, таким, как любимый дедушка. Оттого и проводил всё свободное время в полутёмном доме пожилого алхимика. А тот, довольный нежданному вниманию, щедро делился с юным гномом воспоминаниями.
Строго говоря, Флики приходился Келли дедушкой то ли двоюродным, то ли троюродным – по гномьим меркам, ближайшая родня. Сам гном, хотя и любил при случае помечтать о женитьбе, никогда серьёзных шагов в этом направлении не предпринимал и жил бобылем. Неспешная работа в алхимической лавке, вкусный ужин, трубочка душистого табака перед сном – так и шли бы его дни, если бы несколько лет назад не довелось ему услышать заезжего менестреля. И вот там, в переполненном зале трактира – на этих словах Флики всегда хитро улыбался – и позвала его в дорогу госпожа Фортуна.
Собраться да отправиться на поиски приключений – дело нехитрое; куда сложнее вернуться целым домой. Сменялись сезоны, и местные, собираясь вечерами за кружечкой пива, всё реже вспоминали шебутного гнома. Ишь ты, мир повидать собрался! Словно дома ему плохо жилось. Не гномье это дело! Верно, мужики?
Почти пять лет минуло, прежде чем блудный мастер, как успели прозвать его старейшины клана, вернулся домой. Провожая взглядами шагавшего по центральной улочке гнома, выглядывающая из калиток и окон родня только качала головой. Похоже, странствия изрядно потрепали бывшего городского алхимика: левая рука заканчивалась культёй, которую прикрывал скромный кожаный чехол. Правую ладонь заменил протез в форме латной перчатки, при ходьбе мастер заметно прихрамывал, а выдающийся нос, краса и гордость мужчин клана Длинноносов, был сломан, как минимум, дважды и скверно сросся. Но Флики, словно и не замечая холодного приёма, всё так же уверенно шёл вперёд, не забывая приветственно махать старым знакомым, да придерживал лямки раздутого заплечного мешка, из которого выглядывали туго свёрнутые свитки.
Разное болтали в городе о вернувшемся алхимике. Казалось бы – мало ли, о чём судачат у колодца любопытные кумушки? Такая уж натура женская – встретились две подружки, так чего ж не остановиться на пару минут, не перемыть косточки знакомым? Да только что-то многовато слухов ходило по городу. Дескать, свет по ночам мигает, под окнами порой слышно женский голос, да такой, что всё тело мурашками покрывается. В лавках почти ничего, кроме свежей убоины, не покупает, а куда одинокому гному столько мяса? В жизнь не съесть, как ни старайся. Беспутный Диггл, местный пьяница, клялся и божился, что видел своими глазами, будто словно тень крылатая метнулась как-то ночью из окна и растаяла в небе – здоровая, что твой орёл, да что там орёл, будто кондор, только с крыльями нетопыриными! Над Дигглом посмеивались, дескать, столько выпить – и кондоров увидишь, и зелёных гоблинов, танцующих на столе.
Увы, семена сомнений падали на благодатную почву. Ореол дурной славы, закрепившейся за жилищем Флики, расширялся, в окрестных домах арендодатели снижали плату за постой, но дальше слухов, к счастью, пока дело не шло. Все признавали – где бы ни провёл блудный гном эти годы, времени даром он явно не терял и в искусстве врачевания поднаторел изрядно. Целебные мази и припарки, сдобренные толикой целебных плетений, если и не ставили на ноги сразу, то, по крайней мере, облегчали страдания больных и придавали сил справиться с хворью.
Собственно, так Келли и познакомился с дедом. И узнал его тайну.
В прошлом году, позабыв о родительском запрете, парень отправился с друзьями в поход к подножьям Кифийских пиков, чьи отроги начинались к северу от города. Всё бы ничего, вот только в трёх дневных переходах от города он умудрился провалиться в щель между камнями и сломать ногу. К чести товарищей Келли, они не бросили его, помогли остановить кровь и, кое-как соорудив волокуши, ещё через четыре дня дотащили-таки до дома. Вот только драгоценное время было утеряно. В дороге начался жар. Вокруг места перелома расползалось чёрно-багровое пятно, пострадавшая конечность опухла и увеличилась в размерах почти вдвое, а от пропитавшейся кровью повязки поднимался смрадный дух. Флики оказался рядом с незадачливыми путешественниками едва ли не раньше сходившей с ума от беспокойства Ниссы. Решительно жестикулируя и отчаянно сквернословя, он чуть не силой заставил отнести метавшегося в беспамятстве мальчика к себе домой и вытолкал за двери всех посторонних.
Келли пришёл в себя рывком. Он лежал на чём-то мягком, укрытый тонким, но тёплым одеялом. Повернув голову, мальчик увидел прикроватный столик, уставленный флакончиками со странными иероглифами на этикетках, и горящий камин, возле которого уютно устроился в кресле-качалке пожилой, смутно знакомый гном. Зажав в зубах изогнутую трубку, распространявшую облачка ароматного дыма, он задумчиво крутил в чутких пальцах тонкую костяную флейту. Заметив, что пациент пришёл в себя, гном поднял голову и внимательно посмотрел в глаза мальчику.
– Ну-с, юноша. Вижу, тебе уже лучше. С чего бы начать… У меня есть две новости, хорошая и плохая.
– Давайте… – Келли закашлялся, глотнул воды из заботливо протянутого стакана и продолжил. – Давайте начнём с хорошей?
– Хорошая новость, как ты, несомненно, заметил, состоит в том, что ты каким-то чудом остался жив. Твои приятели явно не имеют ни малейшего представления о стерильности! Надо же было додуматься – перевязать открытый перелом куском твоих же штанов. Крепкий ты малый, крепкий…
– А какая же плохая? Не томите!
– Плохая, говоришь… – гном поднёс к губам флейту и, ловко удерживая её одной рукой, извлёк несколько мелодичных трелей. – Плохая, друг мой, состоит в том, что это ненадолго. Видишь ли, я только снял боль и сложил кости, но дело уже зашло слишком далеко. Кровь разнесла заражение по телу. Фактически, у тебя остался день, если повезёт – два.
Комната словно покачнулась перед глазами мальчика. Как же так? Два дня – и всё? А как же… Мысли путались, метались в голове, словно стайка перепуганных кроликов.
‑ Вас же Флики зовут, да? Дедушка Флики, неужели ничего нельзя сделать? Совсем-совсем ничего?
Алхимик снова качнулся в кресле.
‑ Как тебе сказать… Сделать-то, может, кое-что и можно. Вот только, видишь ли, способ этот весьма необычен. И, боюсь, если о нём узнают наши дорогие родственнички, не сносить нам головы. Позовут Далор’Дум, и всех делов. Головы, ха!
Флики отчего-то весело рассмеялся, продолжая негромко наигрывать на флейте. Келли ойкнул, не веря своим глазам. В неверном свете горевшей на столе свечи ему показалось, что алхимик пробежал по отверстиям флейты пальцами левой руки. Но, стоило моргнуть, как аккуратная культя вернулась на прежнее место.
‑ Я согласен! Делайте, что надо, я потерплю!
‑ Всё очень серьёзно, парень. Ты ещё совсем молод, голова горячая, язык, что помело… Не спорь, сам таким же был! – Флики иронично хмыкнул, покосившись на приподнявшегося было на локтях паренька. – Жалко тебя, конечно, не без того. Но хочу, чтобы ты знал – я не стал бы вмешиваться, если бы ты не пришёлся кое-кому по душе. Уж не знаю, чем ты его заинтересовал…
Келли огляделся по сторонам. Ему показалось, или стены и потолок стали немного ближе?
‑ Дедушка, вы о ком? Вы же один живёте, все знают?
‑ Один, да не совсем! – Флики весело рассмеялся. – Ну что, уверен? Не передумаешь, не пожалеешь?
‑ Не пожалею! – Келли с ужасом представил, как с каждым ударом сердца зараза расходится по телу. ‑ Дедушка Флики, спасите меня, пожалуйста! Я на всё согласен!
‑ Ну, раз согласен… По крайней мере, это будет интересный опыт! Никогда не видел этого со стороны.
‑ То есть… Что значит – не видели? Что вы собираетесь делать?
Довольно оглаживая бороду, алхимик поднялся с кресла, повернулся к камину, поднял руки.
‑ Ты ж ведь только что на всё был согласен, так чего задёргался? Дай-ка я вас познакомлю. Ты только не пугайся, паря. Малыш кого попало не кушает, да и понравился ты ему, я уже говорил.
Келли почувствовал, как желудок подкатывает к горлу. Обхватив ладонями голову, Флики аккуратно приподнял её над плечами и поставил на прикроватный столик. Безголовое же тело мягко осело на пол, теряя очертания и словно впитываясь в длинный ворс лежавшего у кровати ковра.
‑ Аааааа!
‑ Да не бойся ты, не бойся, кому говорю! – из бескровного обрубка шеи вытянулось несколько тонких, подвижных ножек. Чуть качнувшись, голова приподнялась над столешницей. – Малыш, видишь, пошутить решил. А, всё время забываю, ты же его пока не слышишь.
Комната снова качнулась. На этот раз Келли был уверен, что ему не показалось. Стены и потолок оплывали, теряя очертания. Окно затянула непрозрачная плёнка. Цвета смешивались, каменная кладка стен уступала место потёкам чёрного и ржаво-бурого, из которых поднимались бесчисленные шевелящиеся отростки, напоминающие то ли ножки насекомого, то ли сухие ветки деревьев – если бы те состояли из обнажённых мышц и сухожилий. И отростки эти, подрагивая и удлиняясь, тянулись со всех сторон к мальчику. Дико закричав, тот снова попытался встать, но потерял сознание, едва приподнявшись над подушками.
‑ …Ох, ну что за нежные дети пошли, Малыш, ну ты посмотри! – голос Флики доносился словно через толстую пуховую перину. – Уверен? Ну, тебе виднее. Может, и хорошо, что он сознание потерял. Приступай, только не спеши, потихоньку. А я парочку целебных заклинаний наложу, всяко лишним не будет.
Келли задёргался, пытаясь освободиться от мягких, но надёжных тисков, сдавливавших тело. На лице лежало что-то вроде покрывала, рот заполняла, не позволяя кричать, какая-то упругая масса, но воздуха, на удивление, хватало. Что-то тёплое нежно скользнуло вдоль ноги, прикоснулось, словно пробуя на вкус, к ладони, пробежало вдоль позвоночника. Несколько секунд спустя Келли почувствовал себя так, словно его тело ощупывают тысячи крошечных рук – изучая, оглаживая… Проникая под кожу. Парень замычал в ужасе, отчётливо ощутив, как шевельнулось что-то в глубине живота, раздвигая в сторону внутренности, и снова потерял сознание.
‑ …Вот так, вот и славно. Давай, приходи в себя, парень. Я ж вижу, лучше тебе стало. Лихорадка отпустила, да и нога в порядке, лучше новой!
Келли медленно открыл глаза. Всё та же комната – грубая каменная кладка, белёный потолок, кресло-качалка. В окно ярко светило солнце, и недавний кошмар напоминал о себе лишь отдающейся в затылке головной болью. Мальчик откинул одеяло, неловко поднялся, ловя на себе одобрительные взгляды старого алхимика, и сделал несколько осторожных шагов. Не веря своей удаче, поднял глаза:
‑ И правда, как новая! И не болит ничего. А то мне показалось…
‑ Показалось?
Келли оторопело смотрел, как Флики задумчиво крутит в руках флейту. В обеих руках. Протез куда-то пропал. Из полутёмного угла послышался шорох, похожий на тихий смешок, и руки гнома словно взорвались, превращаясь в шевелящуюся мешанину когтей, клыков и мышечных волокон.
‑ Не знаю, друг мой, обрадую я тебя или огорчу, но ты и правда понравился Малышу, и он решил тебе помочь, ‑ Флики прошёлся по комнате взад-вперёд, словно ни в чём не бывало. ‑ А заодно – провести с тобой какое-то время.
‑ Но… Как же так? Вы... Вы что сделали? Оно что, сейчас во мне? Оно в меня залезло, да? И я тоже буду… Вот так?
‑ Ну, допустим, так, ‑ Флики довольно улыбнулся, рассматривая свои «руки», ‑ ты сможешь ещё не очень скоро. Если вообще захочешь, если дашь Малышу разрешение… Учти, он очень скромный! Только будь с ним повежливее, он, как-никак, тебе жизнь спас, пусть и с моей помощью.
‑ И что, теперь эта штука… Оно навсегда во мне останется?
‑ Ну, ты, конечно, можешь попробовать его прогнать… Может, он даже согласится, ‑ Келли обрадованно вскинул голову. ‑ Но тогда уж не обессудь. Как я и говорил – пара дней, и помрёшь. Только теперь уже не от заражения. Вы теперь – одно целое, и это будет, как если бы ты решил от себя отрезать половину.
Флики снова опустился в кресло и с довольным видом поёрзал, устраиваясь поудобнее.
‑ Не буквально половину, конечно. Но тебе хватит, поверь. Я-то с ним так давно, что и сам уже плохо помню, как жил без него. И разделить нас уже точно ни у кого не выйдет, выкуси! – словно споря с кем-то невидимым, алхимик погрозил кулаком потолку.
‑ Вы его встретили, когда отправились путешествовать? Мне бабушка рассказывала…
‑ Именно, мальчик мой, именно! Почти в самом начале, ‑ Флики, улыбаясь, довольно покачал головой. ‑ А всё – госпожа Фортуна! Мы тогда по пустыне шли. В тех местах только баанту жить могут, да и то – приятного мало. Песок да кактусы. И тут эти ребята из разлома и полезли.
Флики покосился на Келли. Тот то и дело недоверчиво ощупывал пострадавшую ногу.
‑ Ну, разломы, ты наверняка о них слышал. Это у нас тут места тихие, покров стабилен. А к югу, или, скажем, в океане – дело обычное. Вроде как щёлка в реальности открывается, и затягивает к нам тамошних обитателей. Ну, в общем, их сюда и закинуло. Думаю, перепугались они тогда знатно. Попытались на нас напасть, мы их перебили… А я кусочек приметил, который ещё подёргивался, ‑ потянувшись, Флики взял с полки кисет с табаком и принялся забивать трубку. – И выкормил, представляешь! Кровью отпоил, своей собственной, между прочим!
Алхимик запнулся на мгновение.
‑ Ну, и не только собственной, чего греха таить. Эх, помню, как-то пришли мы с друзьями в прибрежный городок один. Безлюдная Гавань, может, слышал. Так там из-под земли поднялся древний храм, ‑ на этих словах Келли восхищённо ахнул, во все глаза глядя на пожилого гнома. – Да, храм… Никто и не знал, что он прямо под городом захоронен. И воля Сеп'Хага проявилась в мире кровавым дождём! Целую бочку тогда набрал. Представляешь, бочка крови, насыщенной эманациями бога Хаоса! Да только друзья мои…
Флики огорчённо вздохнул, пыхнул трубочкой и продолжил.
‑ Друзья мои тогда Малыша боялись. «Он тебя сожрёт, он тебя сожрёт!» ‑ пропищал гном, явно кого-то передразнивая. – И всю кровь за борт вылили. Тогда я с ним и договорился. Правда, мой хороший? Ты ж мой лапочка!
Флики бросил на пол кусочек сыра, выуженный откуда-то из складок рабочей робы. Оторопевшему Келли послышалось довольное урчание; пол вскипел, закрутился воронкой и с негромким чавканьем всосал подачку. Мгновение спустя ничего не напоминало о случившемся.
‑ Мастер Флики, мы что… Мы внутри него, получается? Внутри вашего, как вы его назвали… Малыша? – в голосе мальчика слышались истерические нотки.
‑ А, только дошло? – гном довольно улыбнулся. – Да, с тех пор он немного подрос. А ведь когда-то, подумать только, умещался в крохотной колбе! Жаль только, вслух говорить стесняется, хотя давно уже мог отрастить себе рот и голосовые связки.
Он пристально посмотрел Келли в глаза.
‑ Понимаешь теперь, почему я хочу, чтобы ты держал это в тайне? Бюрократы из Далор’Дум неспособны это понять! Им только дай волю… А ведь мы могли бы изменить мир, да-да! Изменить мир, мальчик мой!
Флики тяжело вздохнул, достал ещё кусочек сыра и протянул Келли. Тот отрицательно помотал головой – после увиденного кусок не лез в горло. Алхимик пожал плечами и отправил сыр себе в рот.
– Будь предельно осторожен. Та малость, что сейчас растёт в тебе, ‑ на этих словах мальчик судорожно ойкнул и принялся в очередной раз ощупывать ногу, ‑ это, по сути, тоже он. Тот же самый. И он же вокруг нас. И во мне. Собственно, мы уже настолько сроднились, что он понимает меня не то, что с полуслова – с полумысли. Да и я его тоже. Выглядит с непривычки странно, понимаю. Но, знаешь, я никогда ни о чём не жалел! Если сумеешь с ним договориться, тебе откроется океан возможностей. Хотел бы ты, например, посмотреть на землю с высоты птичьего полёта?
С этими словами Флики взмахнул руками. С тихим хрустом кожа на его спине разошлась в стороны, высвобождая огромные, по сравнению с фигуркой толстенького гнома, крылья, напоминавшие крылья летучей мыши. Их кончики, заканчивавшиеся острыми когтями, задевали потолок, тонкие кости соединяла полупрозрачная розоватая мембрана. По комнате пронёсся порыв ветра. Келли с воплем опрокинулся на спину и попытался отползти в сторону, прикрывая лицо руками. С тихим шорохом крылья втянулись в спину алхимика; покряхтывая и потирая поясницу, Флики протянул мальчику руку, помогая подняться.
‑ Вот так. Решай – жить и познавать новое, или, ‑ алхимик укоризненно покачал головой, ‑ отринуть новые возможности и умереть.
‑ Я… Наверное, я понимаю, мастер.
‑ Не думаю, друг мой. Я и сам не сразу, о, далеко не сразу понял. Бесконечность форм, свобода выбирать свой собственный путь… Не спеши, побольше кушай и ничего не бойся. Отныне ты никогда не будешь одинок.
***
‑ Дедушка Флики, это я! Бабушка тебе сдобы просила передать!
Приветливо звякнул дверной колокольчик, скрипнули доски невысокого крылечка. Келли привычно погладил дверной косяк, почувствовав, как тот ласково ткнулся в ладонь в ответ, вошёл в полутёмную прихожую и сразу почувствовал неладное – из глубин дома доносились раздражённые голоса.
‑ А я вам говорю, мало ли о чём на рынке болтают! Нечего слушать кого попало, уважаемые. Вот, видите, видите? – послышался шорох. ‑ Сгорела у меня левая рука, до кости сгорела. Так и не вылечил с тех пор.
‑ Вот до этой кости, наверное? – в голосе невидимого собеседника слышалось просто море иронии. – Думаете, я гномью кость от деревяшки не отличу?
‑ А хоть бы и до этой! Вам, собственно, какое дело, что я из своих костей делаю? Хоть флейту, хоть колышек, ограду подпирать!
‑ Флейта из собственной кости? – пробасил второй гость. Келли потихоньку двинулся вперёд, придерживая рукой короб с выпечкой. – И вы, вероятно, полагаете, что это совершенно нормально?
‑ Что я полагаю, не вашего ума дело! Да-да, и нечего хмурить место, на котором у вас когда-то были брови. Я вас старше раз в пять, уж простите старика. Кстати, что это у вас, магический ожог? Если хотите, у меня в лавке есть замечательный бальзам для роста волос. Втираете пару недель, и брови вырастут гуще прежнего, на любом месте…
‑ Мастер Флики, не уходите от темы! Обвинения в ваш адрес крайне серьёзны. Так оно всегда и начинается - сначала слухи, потом потенциально опасные магические ритуалы, дальше люди пропадать начнут. А там, глядишь, и капище Сеп’Хага где-нибудь в подвале найдёшь…
‑ А постановление, постановление на обыск у вас есть?
‑ А как же, вот, извольте. Или думаете, мы просто так из самого Митрока к вам прибыли?
‑ Горли, друг мой. Мне кажется, у нас гости!
Келли отпрянул от замочной скважины, но поздно – дверь распахнулась, и чьи-то сильные руки втолкнули мальчика в комнату.
‑ Вот, извольте посмотреть, коллега. Подслушивал. Молодой человек, вы разве не знаете, что совать нос в чужие дела, как минимум, невежливо? А порой и небезопасно.
Келли испуганно огляделся. Помимо стоявшего у окна Флики в комнате было двое: совершенно лысый и безбровый великан-голиаф в тяжёлой броне, нахально расположившийся в любимом кресле-качалке хозяина дома, и коренастый дварф, чья массивная фигура сейчас загораживала выход. Алхимик бросил взгляд на мальчика и чуть заметно покачал головой.
‑ Ну-с? Что скажешь, малыш? – пророкотал голиаф, отрываясь от изучения костяной флейты, которая казалась игрушкой в его могучих лапищах. – Давай, выкладывай. Кто такой, зачем пришёл?
Келли нервно сглотнул.
‑ Я… Я дедушке Флики свежий пирог принёс, вот, видите? – он приподнял полотенце. По комнате поплыл запах свежей сдобы. – Бабушка специально для мастера приготовила, велела отнести, пока не остыл!
‑ Бабушка, говоришь? – дварф, загораживавший дверь, шагнул вперёд. Подозрительно потыкав пальцем пирог, он отщипнул кусочек и отправил в рот. – А что, неплохо. Только с чего такая доброта, а, малец? Или твоя бабушка всем в городе подарки раздаёт?
‑ Действительно, ‑ голиаф поднялся с заскрипевшего кресла. – К тому же, Флики…
‑ Флики Длиннонос, попрошу! – возмущённо воскликнул алхимик. От еле сдерживаемого гнева его седая борода, кажется, встала дыбом. – Или «уважаемый мастер», если вам так сложно запомнить имя. Раз уж ворвались в мой дом, оторвали от работы, ребёнка вот напугали, так будьте любезны соблюдать хотя бы видимость хороших манер. Если, конечно, в этой вашей Академии ещё не забыли, что такое вежливость!
‑ Уважаемый мастер, ‑ фыркнул голиаф, выделяя каждое слово, ‑ согласно городским учётным книгам, детей вы так и не завели, да и женаты не были. Откуда ж у вас внуки-то появились?
‑ Откуда надо! Лечил я мальчонку. По весне он с друзьями в горы отправился, да только ногу сломал. Счастье, успели его ко мне принесли. Ещё немного бы, и…
‑ А, как же, как же. Рассказывали нам и об этой истории. Не поведаете ли нам, уважаемый мастер, ‑ гость снова усмехнулся, ‑ каким таким образом вам удалось кровяную гниль вылечить? Это даже нашим лучшим специалистам удаётся не всегда. Тут ваши обычные лечебные заклинания не помогут, разве что позволят протянуть несколько лишних дней. Паладин бы, может, справился, да только нет в вашей дыре паладинов, мы проверяли.
Флики выхватил флейту из лапы голиафа и запихнул в узкий кожаный чехол на поясе.
‑ Можно подумать, расскажи я вам о тонкостях моего искусства, вы бы хоть что-то поняли. Читать умеете, и на том спасибо!
‑ Да хватит с ним церемониться, ‑ хмуро проворчал дварф, отщипывая очередной кусочек пирога. – Десять минут на сборы, мастер, и на выход. Отправитесь с нами.
Прижавшийся к стене Келли почувствовал спиной странную дрожь. В голове зашумело, зрение на секунду помутилось и снова вернулось.
Защищать. Спрячу. Не бойся…
Это была не его мысль! Титаническим усилием воли мальчик удержался от испуганного вскрика.
‑ Что это с мальцом? Эй, да ты весь дрожишь! – чёрные бусинки глаз дварфа пристально вглядывались в лицо Келли.
‑ Малыш, не смей! – закричал вдруг Флики, до того нервно оглядывавшийся по сторонам. – Не надо, слышишь? Не делай этого!
‑ Малыш? – голиаф недоумённо уставился на Келли. – Чего ты не должен делать? А?
Мальчик не смог ответить, даже если бы и захотел. Стена за его спиной расступилась, открывая небольшую каверну, выстланную чем-то, напоминавшим шевелящуюся багровую шерсть. Вперёд метнулась паутина тонких отростков, и Келли почувствовал, как его затягивает в нишу. За пару секунд чёрно-багровые тяжи сплелись в подобие плотного кокона, отгораживая мальчика от внешнего мира. Он успел увидеть, как дварф выхватил из петли на поясе тяжёлый топор, а его спутник, покрывшийся сероватой дымкой призрачной брони, пытается, опираясь на двуручный молот, высвободить ноги, до колена погрузившиеся в размягчившийся пол.
Не бойся.
Снова тот же шёпот, раздавшийся, кажется, где-то в глубине разума. С трудом повернув голову в плотно охватившем тело коконе, мальчик прислушался к доносящимся снаружи звукам. Словно откуда-то издалека долетали сдавленные крики далор’думских дознавателей, кричавших что-то о «прихвостнях Сеп’Хага», и ругань Флики, на чём свет стоит поносившего «тупоголовых баранов, не способных отличить собственную голову от задницы». Что-то взорвалось, по стенкам кокона пробежала дрожь. Ещё раз, и ещё. А затем всё стихло.
Пару минут ничего не происходило. Келли начал уже бояться, что так и останется здесь – замурованный в стену, беспомощный… В затылок снова толкнулся успокаивающий мысленный посыл, и стенки кокона начали расплетаться на составлявшие их волокна, расступаясь в стороны.
Помогая себе руками, Келли раздвинул остатки нитей и шагнул в комнату. Внешне, кажется, ничего не изменилось. Всё так же светило в окно солнце, даже покрывало на кровати не сдвинулось в сторону. И ни следа незваных гостей. Тяжело дышащий Флики сидел в любимом кресле… Келли присмотрелся и нервно сглотнул – похоже, в скоротечной схватке алхимик лишился обеих ног, и сейчас торс гнома, истончаясь, словно стекал вниз, сливаясь с полом.
‑ А, мальчик мой. Ты в порядке? Славно, славно. Насчёт этого не беспокойся, сейчас Малыш покушает, и всё будет в порядке. У меня в подвале на этот случай запасено несколько свиных туш.
‑ Де… Дедушка Флики, а как же… А эти где? Вы их что – того?
Гном тяжело вздохнул.
‑ Увы, пришлось. Малыш перенервничал, подумал, нас хотят разлучить, вот и решил действовать превентивно. Может, он и прав – давно к этому шло. Эх, жаль, я только-только снова обжился…
‑ И что теперь? Вам придётся уехать, да? А как же я?
Флики покачал головой, раскуривая трубку; бросив взгляд вниз, Келли увидел, что уходивший в пол тяж подрагивающей плоти истончается и начинает раздваиваться, всё больше напоминая ноги. Алхимик, поймав его взгляд, довольно кивнул.
‑ Здорово, правда? Не переживай, ты тоже когда-нибудь так сможешь, если захочешь, ‑ он усмехнулся. – Сейчас, чтобы нас с тобой убить, нужно что-то посерьёзнее, чем простое четвертование или отсечение головы… Какой-то ты бледный. На-ка вот, глотни.
Келли залпом выпил содержимое протянутого флакона, закашлялся: зеленоватая жидкость огненным потоком скользнула в желудок. Через несколько секунд жжение сменилось приятным теплом, и мальчик почувствовал, как отступает накатившая было тошнота.
‑ На чём мы остановились… Ах да. Мне придётся уехать, ты прав. Жаль, почти три сотни лет тут прожил, сам понимаешь. Но, увы, выбора мне не оставили. До Митрока пара дней пути, а эти, ‑ Флики кивнул куда-то в сторону, ‑ должны были доставить меня в город. Добавим ещё день на непредвиденные задержки, плюс дорога обратно… Значит, дней пять форы у нас есть.
‑ У нас? А как же бабушка? Она ж с ума сойдёт от беспокойства!
Флики задумчиво огладил бороду.
‑ Подумай вот о чём, мальчик мой. Кто-то рассказал им о тебе, ты же слышал. И если я уеду, тобой заинтересуются. Начнут разбираться, опрашивать соседей, окажется, что кто-то видел, как ты сегодня ко мне шёл. Как раз, когда меня навестили «дорогие гости», ‑ сарказма в голосе пожилого алхимика хватило бы на семерых. – Понимаешь?
Келли понурился.
‑ Да, наверное. А что, если…
‑ И даже если мы потратим пару дней и найдём этого бдительного господина… Ты ведь это хотел предложить? Неизбежно пойдут слухи. И, малыш, ‑ Флики сурово нахмурился. ‑ Неужели ты уже готов убивать, только чтобы обезопасить своё существование?
‑ Ну, может, не убивать? Поговорить, объяснить…
Флики расхохотался.
‑ Этим не объяснишь. Они и слушать не захотят, чуть что, сразу «Сеп’Хаг, скверна…». Невежество и страх – едва ли не самое опасное сочетание. Когда станешь постарше, я объясню тебе, что они такое на самом деле, наши дорогие Сеп’Хаг и Мхо’Кар.
Гном поднялся на ноги.
‑ Впрочем, сейчас не самое подходящее время для теологических диспутов. Кажется, я кое-что придумал. Как считаешь, Малыш, справишься? Келли, боюсь, тебе это не очень понравится, прошло ещё слишком мало времени. Но выбора у нас нет.
Келли то ли почувствовал, то ли услышал тихий вздох – и повалился на пол. По телу разливались волны жара, он чувствовал, как рвутся и заново срастаются мышцы, хрустят, изменяясь, кости, плавится плоть. Если бы мог, мальчик кричал бы от боли – но воздух не желал проходить в затронутое изменениями горло. Он умирает? Неужели Малыш всё же решил его съесть? Накатила паника… И тут всё кончилось.
Тихо постанывая, он поднялся на ноги и тут же покачнулся, опёршись о стену. Казалось, пол находился чуть дальше, чем обычно. По телу то и дело прокатывались волны боли, мышцы рефлекторно подёргивались, привыкая к новому положению.
‑ Как ощущения? – раздался незнакомый голос.
Мальчик подпрыгнул, оборачиваясь. Позади стоял, поправляя ставшую слишком короткой и свободной рабочую робу, высокий пожилой мужчина. С бледного лица на Келли смотрели знакомые ироничные глаза. Мальчику показалось, что в глубине чёрного зрачка мелькнули багровые нити.
‑ Мастер? Дедушка Флики, это вы?
‑ Кто ж ещё? – изменившийся алхимик довольно хохотнул. – Извини, знаю, в первый раз это не очень приятно. Малышу пришлось слишком быстро разрастаться в тебе, чтобы должным образом перераспределить массу. Стоило подождать ещё хотя бы пару лет, но, сам понимаешь, обстоятельства… Искать будут гномов, и до двух людей никому не будет дела.
Пройдя к стенному шкафу, он достал потрёпанный, латанный-перелатанный заплечный мешок.
‑ Дождёмся темноты и отправимся в дорогу. А бабушке твоей напишем письмо. Жаль, что так вышло, но, думаю, Нисса всё поймёт правильно. Милейшая женщина, да, милейшая. К тому же, кажется, она хотела, чтобы ты учился алхимии? Подмастерье мне пригодится, да и приключений, думаю, на нашу долю хватит. Помоги-ка мне собраться, мой мальчик.
Обманы Локка Ламоры изобилуют роскошными декорациями и описаниями видов и запахов шумного Каморра. Действие происходит в фантастическом мире алхимии и великолепной еды.
Колбаса с грушей в соусе, булочки с миндалем и каплун с инжиром, когда Локк попал в ряды банды «Благородные Канальи», алхимический имбирный поцелуй, который подает Конте на обеде с доном Сальварой, марципановые стрекозы с ужина Жеана Таннена – всё это должно прийтись по душе любителям серии книг.





Одну из своих книг я откровенно недолюбливаю, это "Стример". Из всего мной написанного она наименее... моя, что ли. Не то чтобы я продал душу дьяволу, когда ее писал, но сдал в аренду. Частично.
"Стример" - это попытка написать коммерческую книгу в трендовом сетевом жанре ЛитРПГ (на 2021 год). Хотел написать максимально тупую спиномозговую вещь, но увлекся. Уже на этапе придумывания добавил идею, наметил персонажу драматическое развитие, связал игру, где развиваются события, со своим главным фэнтези "След Бремера"...
В итоге получилась книга-мутант. Клеймо ЛитРПГ отпугивает любителей нормальной фантастики, а для читателей ЛитРПГ книга неформатна. Но не это главное, а то, что книга стала компромиссом между "коммерческой литературой" и "настоящим творчеством".
Иронично, что "Стример" принес мне коммерческий статус на Автор.Тудей, вышел в финал приличного конкурса и стал моей первой официально изданной книгой (аудиоверсия от 1С:Паблишинг). Именно за "Стримера" я получил свой самый большой донат в жизни - 15000 руб!
И тем не менее, любая похвала в адрес "Стримера" вызывает у меня улыбку Гарольда, скрывающего боль) Книга неплохая, но я не могу гордиться ей как писатель, а только как "автор".

Мои остальные книги не просто лучше "Стримера". Они настоящие!
Опыт со "Стримером" привел меня к тому, чтобы сделать выбор между трендовой литературой и художественным творчеством в пользу второго. Но это не значит, что мои будущие книги будут скучными) Как и не значит, что они будут шедеврами. Могу гарантировать только искренность и максимальное качество, на какое способен.
Действие рассказа "Власть и сласть" происходит после событий книги "След Бремера" (по сути это одна из глав нового тома). Поэтому есть спойлеры, но не критичные, и вообще рассказ можно читать отдельно - всё будет ясно.
Недавно на Вомбате я упоминал о народе Кха, так вот рассказ касается их темы. Я писал его на конкурс дарк фэнтези, но рассказ оказался недостаточно "дарк"))
И ещё одно. В нем есть небольшой эротический компонент, понятный и близкий читателям "Новенькой" и "Вкуса ведьмы")
Итак, к князю Наара Шактаэлю прибывает делегация рыцарей Ордена Совершенства из Луарции. Они очень недовольны тем, что он сделал с их отрядом! Однако Шактаэля беспокоят куда более личные дела, которые могут повлиять и на весь мир...
***
Из-за отсутствия достоверных научных сведений, среди людей множатся различные мнения и кривотолки. Мистики, не иначе как начитавшись наарских страшных сказок, утверждают, что Кха не были уничтожены, а только лишились физической оболочки. Мол, их духи бродят где-то рядом, но не могут навредить нам, ибо "…Их уста за печатью, а длани за тремя печатями. Они слышат и видят нас, и взгляд их полон черного гнева. Их новый мир – это тень, разбитое зеркало и бесконечный лабиринт, подобный переплетению тысячи червей. Одна из бесчисленных троп когда-нибудь приведет их назад в мир живых".
Теодор Бремер, "Лик истории"
Одной статуи не хватало.
Газовые светильники тянули к закопченому потолку узкие трепещущие языки. Расположенные на стене через равные промежутки, они создавали не только свет, но и пологи теней, что наслаивались друг на друга и придавали статуям эффект нереальности. В искаженной перспективе статуи смотрели на Шактаэля будто сквозь толщу воды, и оттого явственней ощущалась пропасть времени между молодым вельможей и теми, чей облик увековечили статуи.
Шактаэль подошел к изваянию вплотную. Властитель народа Кха, живший в Четвертую эпоху, был выше его на голову и более узким в плечах и бедрах, хотя сам Шактаэль был стройным и по меркам народа халиру высоким. Статуя была композицией из десятка разных минералов, придающих цвета и ювелирное изящество деталям. Лицо формировала сдержанная зелень нефрита, передавая оттенки нечеловеческой кожи. Выполненные из хрусталя и обсидиана глаза надменно смотрели выше уровня горизонта – будь статуя живой, она бы не сразу заметила перед собой человека.
Слева и справа тянулся ряд таких же величественных, грозных, надменных мужчин Кха. Одинаково высокие, тонкие, с ритуально бритыми головами башневидной формы, они соперничали меж собой в роскоши одежд и утонченности украшений из электрума – сплава золота с серебром.
Сегодня статуи не могли завладеть вниманием молодого вельможи. Шактаэль обнаружил, что смотрит на дверь в нижнюю галерею. Там его ждало таинство, к которому он стремился с прошлого лета, и сегодня время пришло. Только сначала он разберется с одним делом. Не имея возможности заняться этим сейчас же, Шактаэль пришел в галерею, дабы насладиться предвкушением.
Проведя пальцами по ониксовой поверхности статуи, Шактаэль обнаружил черные пылинки. Он цокнул языком. Газовые светильники следует заменить на электрическое освещение, но Царская палата Наара как всегда консервативна и не спешит оборудовать пирамиду новым достижением науки. Частички копоти оседают с потолка и портят коллекцию. Статуи необходимо протирать каждый день, но смотритель боится приходить сюда и отлынивает!
Шактаэль обдумывал выбор между плетьми и штрафом для смотрителя, когда открылась дверь, впуская луч утреннего света. К нему спускался Солохон, отец его отца. Вот и посланник тез забот, что отвлекают от главного дела.
– Так и знал, что найду тебя здесь, – сказал старик, нахмурившись. – Солнце едва взошло, ты что, пробыл здесь всю ночь? Тебе следовало выспаться перед собранием.
– Я встал с рассветом.
– И сразу сюда? Впрочем, хорошо. На твоем месте я бы не смог сомкнуть глаз перед таким ответственным мероприятием!
Шактаэль промолчал.
– Давай выйдем на воздух, – сказал Солохон, скользнув взглядом по статуям.
– Зачем? – спросил Шактаэль, зная ответ.
– Как ты можешь тут спокойно дышать? Как будто это живые Кха, обращенные в камень в эпоху Рока!
– Чушь! – воскликнул Шактаэль, – как твоему языку не стыдно повторять поверья крестьян?
– Этот камень увековечивает то, что следует забыть как страшный сон для Наара! Уничтожить!
– Каждая из них – археологическая ценность, произведение искусства и стоит тысячи динаров.
– Тогда продать и пополнить казну.
Шактаэль не стал говорить, что большую часть коллекции он купил на средства из казны Царской палаты.
– Все они, – старик указал на статуи дрогнувшим пальцем, – тираны из народа Кха. Злокозненные и жестокие, едва не уничтожившие людской род.
– При их правлении Наар был сильнейшей империей мира. А сейчас?
Вопрос не требовал ответа.
– Нужно поговорить о предстоящем собрании.
– Вот-вот! – усмехнулся Шактаэль, – луарская делегация заявилась к нам с наглыми требованиями, и вместо того чтобы прогнать их, вся пирамида превратилась в суетливый муравейник.
– Не забывайся. Они здесь по твоей вине.
– Будь моя воля, я принял бы их в одиночку. Нет нужды созывать совет всей Царской палаты.
– Сын моего сына, – сказал Солохон, – помни свое место.
Смысл слов был настолько чужд Шактаэлю, что он даже не проигнорировал эти слова, а действительно не услышал. Дед опустил руку ему на плечо.
– Собрание созвано по твоей вине. Твои прожекты всегда выходили за рамки, но сейчас ты совершил преступление. Международное! Я предупреждаю как старший. Царская палата не намерена тебя защищать и в этих переговорах готова тобой пожертвовать.
– Глупцы. Палата недовольна, тогда как я открыто заявляю о намерении вернуть своей стране величие.
– Твоей стране? Ты не царь и не император прошлых эпох. Царская палата управляет государством совместными усилиями. Смотри, – дед указал на гобелен между светильников. На бордовом фоне были песочные часы, песок из верхнего резервуара превращался внизу в каменную пирамиду. – Так и мы подобны песчинкам, создающим государство.
– Чушь. Идеология для народа, – сказал Шактаэль и поморщился. – Как ты можешь говорить это всерьез? Испокон веков песок обозначает время нашей жизни, а пирамида – великие дела! Иначе причем здесь песочные часы, старик?
Последнее слово повисло в воздухе не оскорблением, но явным намеком на отсутствие почтения к сединам. Солохон поджал губы и сказал:
– Посмотрим, как ты заговоришь после собрания! Видит баал, я по родственному пытался тебя вразумить. Не удивлюсь, если тебя исключат из Царской палаты! Поговаривают и о луарской гильотине…
– Но ты-то на моей стороне?
– Они не станут меня слушать! Влияние колена Хараль мало, как песчинка.
– Забудь уже о песчинках! Я верну величие и нашему колену тоже.
Солохон вздохнул.
– Надеюсь, ты подготовился к защите на собрании, а не только грезил о прошлом и несбыточном будущем, мальчик.
"О, я подготовился, – подумал Шактаэль, – единственное, за что переживаю, так это как бы тебя не хватил апоплексический удар от того, что я задумал".
– Кстати, об укреплении нашего влияния, Шактаэль...
– Вот это уже интереснее.
– Прошу тебя, давай выйдем на воздух. В конце концов, здесь просто нечем дышать.
Шактаэль двинулся к выходу. Все равно дед нарушал сладость уединенного созерцания.
С террасы Царской палаты рассвет виден раньше, чем в распластавшихся ниже кварталах Анагры. Приземистая пирамида, облицованная серо-желтым базальтом, возвышалась над городом как гора, немыслимая на просторах равнины Хаим Садот. Покои колена Хараль находились отнюдь не на самой вершине, но и здесь Шактаэль мог подставить бледное лицо солнцу раньше большинства вельмож, не говоря уж о простолюдинах.
– В колене Хараль остались ты да я, – сказал Солохон. – Твоих двоюродных братьев и сестер сложно принимать всерьез.
– Променяли прошлое нашего рода на жалкую карьеру в регии Культа баалов, – с готовностью кивнул Шактаэль.
– Если ты не позаботишься о потомстве, колено прервется. Жениться – лучший способ укрепить наше положение. Хотя бы на одной!
– Ты для этого вытащил меня из галереи?
– Надеюсь, свежий воздух и солнце взбодрят твою кровь.
Шактаэль прикрыл глаза, словно в приступе головной боли.
Ему не требовалось напрягаться, чтобы вспомнить подробности той ночи, наоборот, он постоянно прилагал усилие, отгоняя от себя эти воспоминания.
Тогда он был юношей, недавно получившим право носить пистолет и саблю в обществе. Спальня освещались масляным светильником, красноватый свет сохранял в углах бархатные тени, и очертания комнаты растворялись во мраке. Из садов за окном струился прохладный влажный воздух, который можно было пить. Пахло сандалом.
Обещали, что эта наложница умеет все и сможет удовлетворить его страсти. Она пришла умащенная маслами, блестящая и гибкая – тело кошки в человеческом обличьи. "Чего изволит мой господин?" – спросила она и прильнула к нему, сидящему на кровати. Несколько шелковых лент, прикрывающих ее тело, готовы были соскользнуть от неосторожного вздоха.
Такие слова Шактаэль слышал сотню раз. "Нет, – сказал он, – не будь одной из моих слуг или подчиненных. Дай мне отдохнуть от этого! Будь царицей, королевой!" Он подал ей бокал вина в поклоне, как делают слуги.
"Лучше скажи, – продолжил он, – чего изволишь ты? Понимаешь?" Она улыбнулась и сказала: "Но ведь князь – вы". "Сейчас это не важно! – сказал он и опустился на колени, – вот, возьми рукой меня за волосы… не бойся!" Он погладил ее ногу и поцеловал колено. Когда он поднял взгляд, то увидел услужливую улыбку, которая поспешно сменила глупое и растеренное лицо. Этого ему хватило, чтобы напрочь потерять к девушке интерес.
Перед отходом ко сну Шактаэль выпил целый кувшин вина, чего никогда не делал, презирая скотское развлечение и происки адептов Зеленого баала. Он надеялся, что опьянение сотрет из памяти эту ночь. Но произошло обратное: воспоминания впечатались в размягченный вином мозг, словно в сырой строительный бетон.
Теперь он постоянно помнил ту ситуацию и решил оставить попытки найти отдых в любовных утехах. Однако чем сильнее он укреплял свое влияние в Царской палате и обретал власть, тем острее чувствовал потребность хотя бы на минуту освободиться от напряжения и побыть подчиненным. Свободным, как раб.
Этот парадокс вызывал у него улыбку. Слуги приметили, что беспричинная улыбка князя не означает доброго расположения духа, напротив, в такие моменты он становится раздражительным и до издевки официальным.
Шактаэль открыл глаза и сказал:
– Отец моего отца, я так разволновался перед ответственным собранием, что не в силах обсуждать сейчас брачные дела.
Он сверкнул зубами в секундной улыбке. Солохон набрал в грудь воздуха и открыл было рот, но махнул рукой и оставил внука в одиночестве на террасе пирамиды.
Собрание организовали в малом зале заседаний на верхнем ярусе пирамиды. По мнению Шактаэля, слишком почтительный прием, достойный первых лиц государства, тогда как принимали они приора Ордена Совершенства, пусть и в должности советника капитула. По такому делу Шактаэль предпочел бы видеть Великого магистра ордена.
Вельможи Царской палаты Наара и свита приора располагались напротив друг друга за длинным каменным столом на сорок человек. За торцами стола сидели приор Жермен де Эмс и Шактаэль. Каждое брошенное ими слово должно было преодолеть длинный коридор со стенами из людей, которые оценят, взвесят и примут решение.
Рыцари пахли луарскими духами и лошадиным потом, хотя прибыли поездом. Было страшно подумать, каким запахом они бы наполнили зал, если бы добирались в Наар караваном, как в былые времена. Сейчас курящихся благовоний и открытых окон было Шактаэлю достаточно. Он мог понять разноцветный шелк рыцарских одежд, понимал и кичливо выставленные перстни с самоцветами пяти разных цветов по числу баалов – таковы знаки отличия в ордене, однако князя смешили кавалерийские кирасы, архаичные и нелепые. Выпуклые парадные нагрудники сияли от полировки и придавали торсу мужественное обличье, однако у каждого второго рыцаря доспех подпирало круглое пузо.
Делегация прибыла без переводчика. Разумеется, таковой в свите был, но на собрание они явились без него. Приор выказывает непочтительность и полагает, что так будет выглядеть важнее, поскольку под него будут подстраиваться.
Собрание длилось уже больше часа, закончили с приветствиями и формальными докладами о случившемся. Теперь оппоненты перешли к взаимным вопросам. Шактаэль поинтересовался, какая беда приключилась с Великим магистром ордена, что он не смог приехать лично.
Сэр Жермен де Эмс не торопился отвечать и усмехнулся. Он достал шкатулку с курительными принадлежностями и лениво раскурил сигару. Набрав полный рот дыма, приор отправил в сторону Шактаэля серое облако. Не разделяй их длинный стол, дым был бы выпущен князю в лицо. Рыцари улыбались и толкали другу друга локтями, старейшиы молчали и обменивались хитрыми взглядами.
Приор, словно позабыв про вопрос, продолжил излагать свои требования нарочито надтреснутым обвинительным тоном. Шактаэль смотрел на оппонента даже не с отвращением, а с жалостью. Будучи почитателем Красного баала, рыцарь культивировал в себе агрессию и доминантность, но делал это так наивно, совсем не разделяя политические задачи и личное тщеславие. Как ребенок, хотя был старше Шактаэля лет на двадцать. Как говорится, годился в отцы, но Шактаэлю был противен даже намек на родство с этим глупцом.
Толмач начал переводить речь приора, но Шактаэль поднял палец. Переводчик закончил фразу и посмотрел на своего господина. Как и все присутствующие. Со стороны рыцарей послышалась возня, шепот и лязг, а в ряде старейшин царило спокойствие. Солохон как всегда хмурился. Шактаэль поманил переводчика пальцем и вполголоса отдал приказ. Тот кивнул и вышел из зала.
Сэр Жермен де Эмс громко задавал вопросы, но понимали его только соотечественники. Старейшины пожимали плечами, как будто в жизни не слышали луарского языка. Лишенные возможности быть услышанными, рыцари стали переговариваться. Все понимали, что приору заткнули рот одним жестом. Теряясь в догадках, сколько продлится пауза, приор не сводил глаз с Шактаэля, а тот, хоть и смотрел в его сторону, ушел в свои мысли.
Делегация отвлекает именно в тот день, которого он ждал с прошлой осени. Не будь его роль в этом политическом спектакле главной, он уже давно покинул бы собрание и устремился на нижний ярус галереи. Благо, роль короткая и вот-вот закончится. Шактаэль начал барабанить пальцами по столу, но своевременно остановил это проявление нервозности, которое могли растолковать как мандраж.
Вернулся толмач. Покряхтывая от натуги, он нес огромную колбу кальяна, который вздымался выше его лысой макушки. Конечно, Шактаэль мог послать за этим любого другого слугу. Это понимали и все собравшиеся. Шактаэль проверил температуру углей, едва не коснувшись их ладонью.
Против обыкновения кальян поставили не рядом с креслом, а прямо на стол по правую руку от Шактаэля. Изящный и инкрустированный драгоценными камнями агрегат вздымался словно величественная башня, производящая облака для небес. В удивленной тишине Шактаэль поднял каучуковый шланг с мундштуком. Колба забурлила, князь набрал полную грудь дыма. Теперь он соизволил посмотреть на приора, застывшего с изжеванной сигарой в зубах, и начал выпускать в сторону рыцаря струю молочно-белого дыма.
Дым все струился и струился, пока в клубах не растворились силуэты. Шактаэль улыбнулся и сделал знак толмачу продолжать беседу. Сэр Жермен де Эмс начал громко протестовать, но на середине фразы чихнул и поспешно схватился за платок, чтобы вытереть под носом. Впредь он говорил сдержанно, опасаясь глубоко вдыхать экзотический аромат.
Дешевых ход, но именно такой язык и понимают позеры, вроде этих никудышных павлинов. Было бы глупо ставить их на место ораторским поединком, тонкость которого они не поймут, а вот такое – в самый раз. Тому подтверждением были красные лица рыцарей и возмущенные речи, полные дерзких фраз, которые толмач переводил сдержанно, словно приор жаловался, а не требовал – еще одно наказание за отсутствие переводчика с их стороны.
Наконец, рыцари перешли к провокационным, как им казалось, вопросам.
– Признаете ли вы, что вероломно приказали расстрелять отряд, возглавляемый сэром Галадом, приором Ордена Совершенства, обладателем пяти перстней?
– Да, – ответил Шактаэль, едва был произнесен вопрос.
Повисла пауза. Сэр Жермен де Эмс заморгал и зашуршал разложенными перед собой бумагами. Найдя нужную фразу, он сказал:
– Это признано беспрецедентным международным скандалом. Вы убили девяносто три подданных Луарции, рыцарей Ордена Совершенства, находящегося под юрисдикцией наарской регии! Последним обращаю внимание старейшин, что князь Шактаэль совершил преступление и против собственных властей.
Шактаэль видел участвующие здесь политические силы в виде сплетенного клубка разноцветных нитей, но вдаваться в подробности сейчас не собирался. Это занятие для уединенного анализа стенограммы собрания. Пусть рыцарь нагнетает важность, перечисляя силы, на которые не имеет никакого влияния. Шактаэль займется этим позже. Заметив, что ожидается ответ, он безразличным тоном сказал:
– Отряд нарушил границу Наара и с оружием вторгся на запретную территорию. Рыцари уничтожили бесценную энигму Третьей эпохи. Я расстрелял бы их снова. А если бы это вернуло утраченное, то и весь орден.
Он говорил искренне. Именно в руинах Марракхи, куда так некстати вломились рыцари, он добыл то, что хранилось теперь в нижней галерее. Рыцари уничтожили почти все, но оставалась надежда, что уцелевшего будет достаточно для его цели. В мыслях Шактаэль уже проходил мимо статуй Кха в галерее и спускался на нижний ярус…
Несмотря на вызывающие слова, рыцари были довольны. Шактаэль видел, что они сочли его лишенным тормозов нахалом, за чьи выходки получат максимальную компенсацию от Царской палаты и извинения, выраженные в любых политических уступках. Кажется, те же мысли посетили и старейшин Царской палаты. Солохон сидел, обхватив голову руками. Ладони прикрывали глаза, словно в стыде, но Шактаэль видел меж пальцев вперенный в него пытливый глаз. Старого интригана не проведешь.
Один из рыцарей вскочил, уронив кресло. Деревянная спинка врезалась в каменные плиты и треснула. Все обернулись на звук и увидели, как рука рыцаря метнулась к поясу. Через мгновение на Шактаэлья смотрело дуло пистолета. Некоторые из собравшихся замерли, как загипнотизированные змеей мыши, кто-то привстал с места, но так и застыл в скрюченной позе, не зная, что делать. Послышались сдавленные вздохи удивления и тонкий дрожащий крик, едва ли не женский. Шактаэль смотрел на рыцаря, сдерживая улыбку.
Пуля прошипела рядом с головой Шактаэля, дернув волосы волной воздуха. Вторая чиркнула по столу, третья ушла в сторону. "У этого идиота револьвер, – подумал Шактаэль, – перебор, достаточно и одного выстрела". Пуля попала в кальян, раздался звон. Шактаэля обдал фонтан из стекла, углей и воды.
Гвардейцы в бело-синей форме, стоявшие у входа в зал, наконец-то исполнили свои обязанности. Прогремели ружейные выстрелы, парадная кираса рыцаря смялась, как осенний лист, и исторгла кровавые всплески. Рыцаря швырнуло на пол, металл проскрежетал по камню. Красные лица рыцарей вмиг побледнели. Удивленные не меньше прочих делегаты замерли с поднятыми руками, а сэр Жермен де Эмс выкрикивал на луарском призывы к спокойствию, понятные и без перевода.
Зарождался галдеж, и Шактаэль чуть ли не физически ощутил, как разумы всех присутствующих размякли от паники и стали готовы для любых внушений.
Шактаэль поднялся и заговорил. Он упирал левую руку в пояс, а правой отрывисто жестикулировал, выверяя жесты как дирижер, управляющий оркестром чувств и мыслей. Шелковая сорочка натянулась и прилипла к мускулистому торсу. Речь была короткой, но емкой, не единожды отрепетированной.
Когда он удалился, сославшись на пережитый шок, обе стороны – и Царская палата, и делегация Ордена Совершенства – уподобились заводному пианино, которое уже без его участия нота за нотой сыграет нужную мелодию. Даже не по плану разбитый кальян сыграл ну руку – струйка крови на щеке добавила покушению достоверности. Когда заполняющийся жаркими речами зал остался за спиной, Шактаэль дал волю торжествующей улыбке.
– Я знал, что застану тебя здесь, – сказал Солохон.
Статуи Кха наблюдали за двумя вельможами обсидиановыми глазами. Шактаэль промолчал.
– Хочешь знать результаты собрания?
– Не думаю, что ты меня удивишь. Сейчас мне не до этого.
– Все прошло изумительно! – воскликнул старик. – Теперь все полагают, что поведение рыцарей варварское и инцидент в долине Марракхи случился по их вине, а ты исполнял государственный долг. Теперь уже делегация оправдывалась и вымаливала прощение за вероломное нападение! Старейшины отстаивают твои права и интересы – конечно, не столько потому что ты пострадавший, а страхуя самих себя от подобного… Я уж не дал там никому отвертеться! А уж какая пойдет молва!..
– Зачем ты здесь?
Улыбка старика пропала.
– Я не идиот, Шактаэль, и все понял.
Князь приподнял брови в немом вопросе.
– На собрании решили, что стрелявший рыцарь, разъяренный твоим признанием, мстил за погибшего в Марракхе кузена. – Солохон огляделся и шепотом продолжил: – Однако я видел красное сияние в его глазах и узнал признак одержимости духом. Ты прибегнул к гоэтии, темному наследию Кха! За такое казнят во всех странах Сандарума!
Шактаэль видел противоречивые чувства на лице старика – гнев, осуждение, страх. Только прямолинейная правда могла дать утешение.
– Нет, я не чернокнижник. Я занимаюсь историческими исследованиями. И разумеется, заклинатели и алхимики боготворят меня, когда я снабжаю их найденными энигмами и запретными трактатами. Эти зловещие пугала, которыми пугают детей… и стариков, служат мне как и прочие подданные.
Впервые Шактаэль увидел смешение эмоций ужаса и облегчения. Солохон лихорадочные размышлял, продираясь сквозь противоречивые чувства. Седая борода вздрагивала. Шактаэль уже не мог выносить ожидания. Видения нижней галереи застилали его взор, как мираж.
– Теперь ты оставишь меня в покое?
– Что у тебя в мешке? – внезапно спросил Солохон.
– Ты сегодня слишком назойлив, отец моего отца.
– Я уже не знаю, кто ты и чего добиваешься, – сказал тот, качая головой.
Шактаэль вздохнул и раскрыл кожаную торбу. Бережно он извлек продолговатый предмет, завернутый в бумагу. Отогнутый край обнажил черный воск и фитиль, похожий на скрюченный палец. От взгляда старика не укрылась золотая вязь письмен вокруг свечи, глаза его расширились и он выдохнул:
– Свеча теней!
Шактаэль удивился познаниям деда. Он ревниво спрятал свечу, которую так долго для него изготавливали.
Внезапно Солохон закричал, не боясь, что их услышат:
– Ты хочешь вернуть народ Кха!
– Не кричи, старик, – поморщился Шактаэль, и старый вельможа сбавил тон.
– Вот каким способом ты решил вернуть величие Наара, глупый мальчик! – проговорил он, вцепившись в рукав Шактаэлю и неверяще вглядываясь в лицо. – Народ Кха снова поработит весь Сандарум, прольются реки крови. Неужели не понимаешь? Ты безумен?! Наар был сердцем их империи и процветал, но Кха не делились властью ни с одним из людей!
Шактаэль едва удержался от смеха. Он не хотел высмеивать деда.
– Ты будешь пересказывать историю мне? – сказал Шактаэль. – Мне?! Успокойся, старик, я осведомлен лучше всех историков. Я не собираюсь возвращать власть древних. Я и сам справляюсь.
– Что же ты хочешь от… них?
Шактаэль подумал, как сформулировать ответ, и пришел к единственному слову.
– Силу.
– Темные искусства для придворных чернокнижников? – Солохон вздрогнул от осознания того, что произнес.
– Ты меня задержал. Не становись у меня на пути.
Именно так. На пути, который только начинается.
– А если я не пущу тебя? – спросил старик, прищурившись, – расправишься со мной, убьешь?
Шактаэль утомленно провел ладонью по лицу. Ранки и ожоги, оставленные разбитым кальяном, защипало.
– Было бы жестоко выколоть тебе глаза, вырезать язык и бросить в темницу, как это делали в Четвертую эпоху. Так что да, я тебя убью.
Минуту они смотрели друг на друга. Пламя газовых светильников заставляло тени на их лицах двигаться и создавало иллюзию переменчивых гримас.
Старик медленно улыбнулся и сказал:
– Ты действительно приведешь Наар к былому величию. Не без моей помощи, конечно.
– Куда ж я без тебя, отец моего отца, – сказал Шактаэль и поцеловал старика в лоб.
За дверью в нижнюю галерею начиналась тьма.
Шактаэль шел вперед, выставив руку, пока не коснулся гладкого оникса. Статуя, единственная во всем зале. Он сделал еще три шага и нащупал стеклянную поверхность – осколок сферы Тидира, которую уничтожили рыцари в руинах Марракхи. Этот фрагмент был самый крупный из уцелевших. Его установили вертикально, как будто статуя смотрелась в ростовое зеркало.
Сфера Тидира безвозвратно уничтожена идиотами-рыцарями. Разве можно надеяться, что осколок сохранил хотя бы некоторые свойства могущественной энигмы Тидира Знающего?
Шактаэль установил свечу теней за статуей.
Но если ритуал сработает… Не окажется ли успех одновременно и последним мгновением его жизни? На подобное не осмеливался ни один современный чернокнижник. Шактаэль поймал себя на дрожи в руках и унял ее, сделав несколько глубоких вздохов.
Зажженная спичка явила из темноты три предмета: свеча теней, статуя Кха, осколок черной сферы. Шактаэль поднес язычок пламени к фитилю свечи и затаив дыхание наблюдал, как тот расцветает эфирным светом. Свет и тени замелькали по залу, будто он вращался, улетая в безграничную тьму, лишенную верха и низа. У Шактаэля закружилась голова, он не мог различить, то ли слышит потусторонний гул, то ли звенит в ушах абсолютная тишина.
Статуя, встретив спиной сияние свечи, отбросила на осколок сферы тень. На блестящей поверхности тень обрела человеческие очертания и провалилась внутрь, сливаясь с отражением. Фигура внутри вздрогнула и приподняла ладони, разглядывая их, как человек, осознавший себя во сне.
Шактаэль зачарованно глядел на нее. Выше всех людей, что ему доводилось видеть, даже рослых северян из Баргена, но при этом тонкая и изящная, как жертвенный кинжал. Даже в отражении на черном стекле был заметен зеленовато-оливковый оттенок ее холеной кожи.
Он попытался расстегнуть пуговицу своей сорочки, но руки дрогнули, и он рванул ворот – пуговицы брызнули на пол и защелкали, подпрыгивая. Обнажив грудь, Шактаэль, не отрывая взгляда от Безымянной Царицы, нащупал медальон и вытянул его перед собой, чувствуя, как цепочка врезалась в шею. Царица Кха подалась вперед, глаза сощурились, в них мелькнуло узнавание. И, как показалось Шактаэлю, боль и надежда.
Песочные часы, изображенные на эмали медальона были гербом Наара, однако такими медальонами в Четвертую эпоху владел только круг избранных людей, приближенных к властителям Кха. Если кто и имел право взывать к народу Кха, то только муж из колена Хараль.
Безымянная Царица что-то сказала, но губы шевелились в тишине. Шактаэль покачал головой и коснулся ушей. С минуту они смотрели друг на друга, ища в глазах невысказанные слова. Наконец, Шактаэль медленным движением прижал медальон к сердцу и позволил себе улыбку. Ему показалось, что ее губы тоже дрогнули, но настолько неуловимо, что заставляли смотреть на них в сомнении и надежде.
Она протянула к нему руку. На длинных изящных пальцах мерцали кольца из электрума. Шактаэль встал на одно колено и припал губами к руке, чувствуя холодную поверхность зеркала. Оставив дыханием запотевший след и отстранившись, он заметил, что рука сложена не для поцелуя, а в жесте. Палец указывал вниз, к ее ногам.
Шактаэль поднял взгляд и к своему облегчению не увидел никакой бестолковой улыбки. Губы ее чуть вытянулись будто для поцелуя, в глазах разгоралась нега, триумф и предвкушение возвращения. Шактаэль прикрыл глаза, растягивая сладкий момент между приказом и его исполнением. В эти секунды он ощутил отдохновение, какое не испытывал за все ночи сна. Его власть, не дающая покоя и выматывающая нервы всю жизнь, обрела противовес, приводя мысли и чувства к гармонии и открывая путь первобытной силе, рвущейся на волю из глубин его сущности.
Он чувствовал, как содрогается от нахлынувших чувств, словно позвоночник превратился в вибрирующую струну. Да! Он продолжит исследования с десятикратной силой, найдет способ общения с Безымянной Царицей, вернет ее в этот мир, а вместе с ней – тайны народа Кха. Старые времена вернутся, и Наар вновь подчинит континент при их совместном правлении – царя и царицы.
***
Омлет из яиц со сливками, травами, приготовленных на равномерном огне для получения хрустящей золотистой корочки. Некоторые даже утверждают, что этот простой рецепт произошел в Фейвалде, Царстве Фей сеттинга Забытых Королевств.
Яйца — один из самых универсальных продуктов – вариациям практически нет предела. Единственный трюк с этим рецептом — убедиться, что у вас есть подходящая сковорода!

Время подготовки: 10 минут. Время приготовления: 35 минут. Общее время: 45 минут.

По ингредиентам:
Убедитесь, что сковорода, которую вы используете, пригодна для использования в духовке при температуре до 200℃.

Сначала разогрей духовку до 200℃. Затем взбей яйца, сыр пармезан, зелень, соль и немного перца, пока смесь не станет однородной.

Смешав яичную смесь, нагрей сковороду на среднем или сильном огне и оливковое масло. Затем приготовь лук, часто помешивая, пока он не размягчится — около 3 минут. Предварительно также можно обжарить все остальные овощи и мясо (если есть).

Как только лук стал мягким, добавь яичную смесь на сковороду и готовь, не мешая, пока края не схватятся и в центре не появились пузырьки - около 1 минуты. Затем равномерно посыпь яйца кубиками сыра.

После поставь сковороду на среднюю решетку духовки и выпекай фриттату, пока центр не застынет и не вздуется - около 14 минут.

Вынув сковороду из духовки, достань фриттату и оставь ее остыть около 15 минут, затем разрежь.

Два вора решили ограбить дом фокусника. Ничего хорошего из этого, конечно, не вышло. (А что еще они ожидали найти в его сундуке?!) Рассказ не шибко хоррорный, но однажды его сравнили со страшными историями из песен "Короля и Шута", поэтому публикую его в CreepyStory.

Влажная от моросящего дождя ночь опустилась в объятья города, что тут же вспыхнул десятками масляных фонарей на мостовой. Свет огней расплескался по дорожной плитке, и плоские камни замерцали, таинственным образом оборачиваясь неровной чешуей дракона, улегшегося среди двухэтажных домиков.
Шальной ветер без устали бегал по улицам, стучался порывами в окна, подвывал в печных трубах, лохматил кроны деревьям, провожал поздних прохожих. Шлепнул кого-то по лицу мокрым дубовым листом и улетел бродить дальше, одинокий и беспечный.
С окраины города бежал мальчик. По лицу размазаны слезы, нижняя губа прокушена до крови.
– Грабят! – кричал мальчик. Из носа текло, в горле клокотало. Снова брызнули слезы.
Из-за угла выскочил стражник, руки распахнулись в отеческих объятьях.
– Ну-ну, что случилось?
Мальчик уткнулся лицом в твердую кольчугу, громко шмыгнул. Стражник похлопал по спине, отстранил. Мальчик задрал голову и увидел неожиданно строгий взгляд.
– Ну! Кто тебя грабит?
– Не меня, – пискнул мальчик. – Фокусника.
– Так. Где грабят, сколько разбойников?
– Дом грабят! Несколько дядек! Я видел, как они рыщут внутри.
– Все ясно, – сказал стражник, – разберемся. А теперь топай домой.
– Я пойду с вами!
– Нет, салага, спать пойдешь.
Стражник выглянул за край дома.
– Эй, Бальдер, иди-ка сюда, – окликнул он собрата по нелегкой ночной службе. Спросил мальчика: – А грабители тебя заметили?
– Похоже на то…
Подошел Бальдер. Лицо как обычно лоснится, а кольчуга еле сдерживает внушительный живот.
– Из-за чего переполох, Зеб?
– Малец видел, как грабят фокусника. Разбойники его засекли, надо поторопиться.
– Псин возьмем?
– А как же, – ответил Зеб и развернулся к мальчику. – Я же сказал – домой!
По улице раздавался мерный топот бегущих стражников. Зеб сжимал в руке поводок с рослым псом в металлическом ошейнике, Бальдер – сразу два: рвущиеся вперед собаки помогали бежать, не отставая от напарника.
– И какой припадок погнал грабить фокусника? – пыхтя, спросил Бальдер. – Карадок обыкновенный старик: ни денег, ни богатств.
– Лопух, – сказал Зеб. – Вот скажи, ты по какому поводу позавчера напился?
– Так смена была не моя, – не моргнув глазом, ответил Бальдер.
– А выходной выдался не только у тебя, но и почти у всего города. Бальдер, люди праздновали день летних бабочек! Целый день пляски, представления, приезжали артисты... Карадок привел публику в восторг. Кто бы мог подумать, что старик так подготовится к празднованию! Иллюзии, фантомные зверушки, бабочки разноцветные… Я гулял с семьей, еле выстояли к нему очередь. И никто из нас не пожалел. Что уж и говорить, старый фокусник собрал уйму денег.
Бальдер изверг несколько ругательств и дальше бежали молча. Жилище фокусника располагалось в самом конце улицы, путь предстоял неблизкий.
Ночные прохожие тревожно оборачивались на стражников, косились на громадных псов. – «Неужели что-то заставило Бальдера побежать?» – «Кто бы мне сказал, я бы не поверил!». – «Вот если бы за ним гнались эти псы… ты видел, какие морды?!»
Собаки действительно обращали на себя внимание. Распаленные спешкой, они превратились в первобытных зверей, обезумевших от погони: оскаленные морды хохочут, упиваясь радостной злостью; глаза ищут жертву.
Поводки натянулись, как тетива хорошего лука, вот-вот лопнут и хлестнут обрывками по лицу. Запястья у стражников побелели, но дикость псов воодушевляла, придавала сил. Даже Бальдер почувствовал себя матерым охотником – обладателем невесомых ног и весомых мышц.
Из темноты проступили очертания дубовой рощи. Стражники сходу вломились в толпу деревьев – дом Карадока прятался здесь. Склизкие от мороси деревья обступили, наклонились, рассматривая пришельцев. С крон задумчиво шлепались холодные капли заблудшего дождя. Среди деревьев мрак сделался влажным, загустел, будто мертвецкая кровь.
Бальдер отстал от соратника, попридержал собак. Прошелся лацканом по лбу, пот перестал заливать лицо. Стражник шумно и с хрипом выдохнул, огляделся. Казалось бы, роща совсем небольшая, а темно, словно от пробежки лопнули глаза.
– Погоди, Зеб! – крикнул Бальдер в темноту. – Я зажгу факел.
Никто не ответил.
– Зеб!
– В жопу факел, – донеслось спереди. – Иди сюда.
Бальдер пошел вперед. Совсем скоро деревья расступились, и он увидел Зеба. Тот стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на жилище фокусника. Пес не находил себе места, беспокойно тянул носом воздух, фыркал. Бальдер понял, что идея с факелом, в самом деле, неуместна. Из окон двухэтажного домика вырывалось пламя.
***
Карадок сидел в кресле и наблюдал за разбойниками. Сделать он ничего не мог, руки были намертво привязаны к подлокотникам. Сначала фокусника связал юноша с длинными волосами и аристократическим лицом, связал так неумело, что Карадок освободился бы в считанные мгновения. Но узлы проверил второй разбойник, и теперь руки фокусника благополучно онемели.
– Сопляк, – сказал разбойник, затягивая последний узел. Иначе сообщника он и не величал. Лишь однажды назвал Фабианом, чему тот весьма обрадовался. – Если не можешь спокойно убивать, узлы надо освоить получше.
– Я освою! – сказал Фабиан, заглядывая через плечо.
Разбойник промолчал и поднялся с корточек. Выпрямившись, он все равно остался значительно ниже сообщника, не достав Фабиану и до плеча. Блестящую лысину обрамляют жгуче черные волосы, сальные настолько, что ими можно начищать сапоги или оружие. Широкие брови основательно срослись на переносице, выдавая иноземца. Грабитель в представлении не нуждался, Карадок знал его, как и многие в этом городе. В доме фокусника объявился Ржавый – ренегат, покинувший гильдию воров по моральным соображениям. Точнее, в силу отсутствия таковых. Ходили слухи, что он кузен самого Винсента, главы гильдии.
– Порыскай наверху, нижний этаж я беру на себя. И за клиентом пригляжу, – сказал Ржавый.
Фабиан схватил протянутый мешок и поспешил вверх по лестнице. Ржавый проводил его взглядом и принялся за работу.
Через десять минут грабитель обыскал все. Теперь на полу валялись ящики из комода, черепки разбитой посуды, дешевая одежда, книги (на книжных полках действительно оказалась пара тайничков). Как Ржавый и ожидал, нашлось множество занятных побрякушек непонятного назначения, но притягательной наружности. Последнее пространство вещевого мешка он укомплектовал ценной утварью и украшениями.
– А где, собственно, прибыль с праздника? – осведомился Ржавый у фокусника.
Карадок мельком взглянул на суровое лицо и промолчал. Высокомерное поведение не удивило Ржавого, он деловито достал нож. Лезвие застыло, упершись в кадык фокусника.
– Считаю до трех. Раз, два…
Ржавый сощурился.
– Три?
– Эй, ты чего? – воскликнул Фабиан, возникший на верху лестницы.
– Я? Подумал, не прячет ли он деньги в горле. Фокусник ведь, – улыбнулся Ржавый.
– Я нашел деньги, нашел!
Ржавый убрал нож, взвесил взглядом мешок сообщника.
– Тогда уходим, – пожал он плечами, – все, что ты упустил на втором этаже, остается на твоей совести. Когда будешь работать в одиночку, ответственности будет еще больше.
– Я понимаю. Да.
Когда Фабиан проходил мимо фокусника, Ржавый жестом остановил, кивнул на пленника.
– Но рано или поздно тебе придется научиться убивать.
Фабиан побледнел.
– Я смогу, когда это будет необходимо. Я уверен.
– Нет, сопляк, все иначе, – сказал Ржавый нравоучительным тоном. Когда покойный отец Фабиана растолковывал элементарные вещи, голос его принимал такие же уставшие интонации. – Прежде всего, необходимо научиться. Иначе ты не сможешь убить в критический момент.
– Почему?
– Если единственным выходом из ситуации станет убийство, у тебя будет достаточно других забот и переживаний, разве не понимаешь?
Фабиан замолчал и уставился в пол. Но глаза упрямо поворачивались в сторону пленника. Чувствуя, как сердце начинает отчаянную скачку, Фабиан выдохнул:
– Хорошо. Но не сегодня.
– Благородное отродье! – гаркнул Ржавый и сплюнул на пол. – Это что, аристократические корни бунтуют? Воспитание?
Фабиан что-то пробормотал, но Ржавый нервно отмахнулся и принялся ругаться на чужом языке. Внезапно наставник осекся, взгляд метнулся на открытое окошко. Там действительно что-то мелькнуло – Фабиан и опомниться не успел, как Ржавый уже подскочил к окну, в руке блеснул нож. Раздался вскрик, зашуршала мокрая трава, хрустнул кустарник. Ржавый досадливо всмотрелся в ночь и отошел от окна.
– Ну вот, сопляк. Нас засекло малолетнее существо. Теперь оно позовет стражников. Хватай улов и пошли.
Они были уже в дверях, ночь дыхнула прохладной моросью, когда Ржавый хлопнул себя по лбу:
– Ах да, чуть не забыл, – сказал он, растягивая слова. – Теперь убить клиента просто необходимо!
– Зачем? – встрепенулся Фабиан, решивший, что обстоятельства замяли этот вопрос. Ржавый решил иначе.
– Стража найдет нас по горячим следам, сопляк.
– Но ведь никто не знает про… наш путь отхода.
– Верно! – громко сказал Ржавый и повернулся к фокуснику. – Старик понятия не имеет, что мы сплавимся на плоту вниз по речке и укроемся в деревне у пекаря Бертеля!
Фабиан замер, широко распахнутые глаза уставились на довольного сообщника. Тот подмигнул:
– Теперь выбора нет.
Фабиан хотел броситься на Ржавого, повалить и бить плешью об пол, пока тот не перестанет ухмыляться. Но последствия такой выходки были очевидны. Фабиан не сомневался, проделка стала бы последним поступком в его жизни.
– Но ведь у тебя тоже нет выбора, – сказал Фабиан, поражаясь твердости голоса. – Если я не убью, работу сделаешь ты.
Он уже приготовился получить оплеуху, но Ржавый усмехнулся:
– Меня тошнит от твоих принципов, но сообразительность я ценю.
«Сегодня не придется никого убивать, Ржавый снова возьмет это дело на себя, – подумал Фабиан и вдохнул душистый ночной воздух. – Слава небесам».
Между тем Ржавый невозмутимо продолжил:
– Естественно, я – сообразительней.
Наставник прошел внутрь дома, снял с комода усеянный горящими свечами канделябр. Отрешенно поставил рядом со шторой. Оранжевые язычки пламени похотливо прыгнули на тяжелую ткань, принялись нетерпеливо облизывать.
– Теперь выбор такой: либо фокусник сгорает заживо, либо ты применяешь нож. Все, выходим, – сказал Ржавый и вышел под ночную морось.
Фабиан несколько секунд не мог оторвать взгляда от пожирающего шторы пламени, затем взвалил мешок на плечо и выскочил из дома. Сердце колотилось, мысли беспорядочно суетились. Встретившись с пытливым взглядом, Фабиан фыркнул и молча пошел в сторону реки.
Разбойники не прошли и десяти шагов, как Фабиан остановился у мшистого валуна, мешок шлепнулся в мокрую траву.
– Хорошо, – сказал Фабиан и побежал назад.
– Жду здесь недолго, – предупредил Ржавый и ободряюще добавил: – Наконец-то повзрослеешь.
В доме оказалось жарко и сухо, как в парилке. Огонь вел себя на удивление смирно, горячими волнами ползал по стене, да и только. Оберегая ноздри от жара, Фабиан задышал ртом, вдыхая воздух помаленьку, словно отхлебывал горячий чай. От сырой одежды пошел пар, тело взмокло. Почувствовав запах горелых волос, Фабиан спохватился и накинул на голову промокший капюшон.
Хрустя черепками разбитой посуды, Фабиан подошел к фокуснику, тот встретил разбойника грустной улыбкой. Фабиан отметил, что ярмарочный маг не носит положенной бороды, гладко и чисто выбрит, а серые волосы аккуратно уложены за уши. На разбойника смотрели спокойные глаза уставшего человека. Ничего сверхъестественного, как у магов из россказней, во взгляде не обнаружилось, лишь мерцал в глубине зрачков огонек загадки.
Разбойник достал нож, крепко сжал обмотанную кожей рукоять. С трудом задавил желание оправдаться перед смертником, стиснул челюсти, чтобы не заговорить. Острое клиновидное лезвие, казалось, зазвенело в предвкушении крови. Фабиан утер струившийся пот.
– Тебе этого так хочется, м? – спросил Карадок мягким голосом.
– Просто у меня нет выбора, – сказал Фабиан и зажмурился от досады: говорить в такой ситуации нельзя.
– Я могу предложить тебе превосходный вариант, юноша.
– О чем вы говорите?
– Освободи меня, и…
Фабиан зло рассмеялся. Конечно, он куда наивнее матерого Ржавого, но на такие формулировки ведутся только малые дети. Неужели впечатляющее самообладание фокусника дало слабину, и он решил прибегнуть к самым примитивным попыткам спастись?
– Кажется, ты меня не понял, юноша. Я предлагаю покровительство. Освободишь меня, и я возьму тебя в ученики.
– Фокусам обучать меня вздумал? – спросил Фабиан, старательно накручивая в себе злость.
– Нет. Я маг и мне требуется ученик. Я вижу, что ты… пригоден для этого.
– Ты просто смешон, старик! – крикнул Фабиан, – мне не пять лет, чтобы кормить меня такими байками!
– Ты кричишь, но веришь, что я говорю правду, – мягко сказал Карадок. – Ты надеешься на это. Разбойничье искусство тебе не дается… твое естество упирается всеми четырьмя лапками.
Фабиан отвел взгляд. Новая жизнь может начаться прямо здесь и сейчас. Снаружи ожидают лишь Ржавый да рисковая жизнь бродяги. А этот фокусник действительно откровенен. Фабиан словно во сне взмахнул ножом, острие вонзилось в тугие узлы веревки.
И тут же сознание резанула свежая мысль: фокусник весьма лихо провел его. Старик заметил, как тяжело дается ремесло, какой суровый наставник. Краем уха услышал о благородном происхождении, сыграл на вечных мечтах… Ярмарочный гипноз!
Пламя медленно обволакивало нижний этаж, еще чуть-чуть, и дорога назад будет отрезана. Со всех сторон давил жар. Глаза щипало от дыма. Дыхание давалось с трудом, носоглотку обжигало раскаленным воздухом и едким дымом.
– Извините, но мне пора, – сказал Фабиан истончившимся голосом. – Сейчас я вас убью, чтобы вы не мучились.
Губы Карадока разъехались в широкой, но все такой же грустной улыбке.
– Как тебе угодно, юноша. Однако за то, что ты вернулся облегчить мои страдания, тебе полагается небольшая благодарность. Все-таки ты оказываешь неоценимую услугу.
Уже занеся нож для решающего удара, Фабиан насторожился и с недоверием посмотрел на старого фокусника.
– В западной роще я закопал клад. Я понимаю твое недоверие, но просто не хочу, чтобы сокровище сгинуло, – сказал Карадок.
– Где именно зарыто сокровище? – сощурился Фабиан.
– В нагрудном кармане карта.
Фабиан с опаской протянул руку, нащупал краешек пергамента. Медленно потянул, опасаясь ловкого фокуса от хитрого старика, но подвоха не оказалось. В ладонь лег аккуратный пергаментный лист.
– Обещаю, ваш клад не пропадет, – сказал Фабиан и отчаянно резанул фокусника по горлу.
Удар удался на славу, лезвие распороло горло мягко и глубоко. Фабиан отдернул левую руку, но карта все равно окропилась яркими брызгами. Фокусник не издал ни звука. Хотя, возможно, звуки заглушил пожар, что прямо-таки озверел после убийства, сумасшедшее пламя развернуло стремительную экспансию.
«То-то Ржавый ошалеет, когда ознакомится с плодами моего благородства», – подумал Фабиан, выбегая из пекла в прохладную ночь.
Быстрым шагом, пиная высокую траву, Фабиан пошел к речке. Ржавого у валуна не оказалось, уже ушел вперед. Даже помог с поклажей, что правильно: с минуты на минуту явятся стражники, мешкать нельзя. Фабиан перешел на бег.
Упругая земля начала похлюпывать, почавкивать, превращаясь в ил. По сапогам захлестала жесткая осока. Пробежав еще немного, Фабиан оказался на берегу тихой речки.
Огляделся, нашел их неприметный причал. Тщетно вглядевшись в темноту, тихонько свистнул. Не получив ответа, побранил себя за тупость: ну кто у речки подает условный сигнал свистом? Дважды квакнул.
Не веря страшным мыслям, разбойник пошел в темноту, на гнилые доски причала. Подойдя к самому краю, Фабиан потянулся ногой к плоту. Сначала нога ушла в пустоту, заставив сердце облиться холодной кровью, но вскоре подошва коснулась твердого дерева. Фабиан выдохнул и шагнул на плот.
***
Спина Фабиана скрылась в красноватом от пламени нутре дома, и Ржавый уселся на валун. Левое плечо дьявольски ныло от сырости. Ржавый ласково потрепал воспаленный сустав, тяжело вздохнул.
«Совсем себя не жалеешь, дружочек, – подумал разбойник, – Торстен опять продал поганую мазь, а ты все равно пошел на заработок. А ради чего? Золотишко? Бывали рыбки покрупнее. Все дело в подмастерье, сопляка надо тренировать, закалять. Никак не оперится птенчик. Дурное воспитание высшего света, что поделаешь. Вместо перьев лезут прыщи. М-да. Чего он там возится так долго? Неужели болтает со стариком? Хе-хе, нет, такой тупости не проявит даже Фабиан. А ведь скоро притопают стражники. Сегодня смена жирного свинтуса Бальдера, это на руку, хе-хе, – Ржавый достал из-за пазухи фляжку, хотел было глотнуть, но лишь понюхал. – Еще в деле, а уже тянешься к пойлу, дружочек. Сколько собратьев погибло, допустив эту халатность на работе? Туда им и дорога, задницам ослиным. Дело кончено, когда выручка полностью потрачена, дружочек».
Ржавый поднялся, размял шею. Стражников нет, Фабиана нет. Но разбойник не сел.
«Итак, время решительных мер, – подумал он. – Почему бы не завершить обучение прямо сейчас. Для моего коронного урока момент просто идеальный. После него сопляк либо враз оперится, либо останется соплей».
Ржавый забросил свой мешок на здоровое плечо, ношу Фабиана – на больное. Сустав клюнула резкая боль, но Ржавый не позволил себе даже зашипеть. «Чего только не вытерпишь ради подмастерья, – вздохнул разбойник. – Ну, вот и все. Мне – скромная плата за обучение, ученику – последний урок».
Перейдя на быстрый и бесшумный бег ночного зверя, Ржавый растворился в сырой тьме. Больше Фабиан никогда его не видел.
***
Фабиан по уши погрузился в черную воду. То, что он принял за плот, оказалось корягой, прибитой к причалу течением. Вдоволь наглотавшись холодной воды, Фабиан выполз на берег, руки по локти погрузились в вонючий ил. Разбойник выдернул их и чуть не заскулил от жгучей, как крапива, обиды. «Ржавый позарился на деньги, найденные у фокусника, – подумал Фабиан. – Вот паскуда! Не имеет границ подлость человеческая».
Вспомнив, что убил фокусника, Фабиан осатанело замолотил кулаками по илистому берегу, перемежая удары словами, о смысле которых мог только догадываться. Утихомирившись, он поднялся с колен, тощий и грязный. Мутным взором оглядел окрестности и побежал, подальше от дома Карадока.
Споткнулся, упал в траву. «Зато у меня есть клад», – вспомнил Фабиан. Пальцы судорожно нащупали мокрый пергамент. Осторожно, стараясь не повредить карту, Фабиан извлек ее из внутреннего кармана. «Свет для карты, заступ для клада», – рассудил он и отправился на поиски того и другого.
***
Лесная почва легко поддалась лопате, за считанные минуты на окраине западной рощи образовалась внушительная ямина. «Даже гробовщик Тибальд не вырыл бы прытче», – с гордостью отметил Фабиан, – а ведь ему не попадаются такие здоровенные корни».
Ночь побледнела, встречая строгое утро. Времени оставалось все меньше. Разумеется, пожар сбил с толку собак, отвлек стражников, но лишний раз рисковать не хотелось. Все-таки грязный человек, бредущий наутро после дерзкого грабежа с кладом подмышкой, мог вызвать подозрение стражников. К тому же Фабиан успел засветиться как вор и грабитель. Не чувствуя утреннего холодка, разбойник ритмично копал.
Настал тот триумфальный момент, когда лопата чиркнула по твердому. Едва не завопив от ликования, Фабиан принялся окапывать находку по краям. Теперь мысли целиком поглотило содержимое клада, что мало-помалу начал принимать очертания сундука.
«Ржавый не знал, что теряет, когда бросал меня, – подумал Фабиан и усмехнулся. – В лысой башке многовато прозы, чтобы даже помыслить о таком. Да я и сам не ожидал. Правда с фокусником получилось нелепо и противно. Я убил чуть ли не напрасно. Хотя, – разбойник постучал лопатой по крышке сундука, – Карадок оценил. Пожалуй, единственный человек, понявший меня…
…и я его убил, – завершил мысль Фабиан и закусил губу».
Основательно обкопав клад, Фабиан отбросил заступ и вцепился в край сундука. Опасение, что в сундуке окажутся книги, не подтвердилось – значительная тяжесть явно им не соответствовала. Фабиан чуть не надсадил спину, вытаскивая сундук, что упрямо хотел остаться в земляной темнице. Наконец, он выволок махину, окованные металлом края впились в лесной мох.
Сундук величественно застыл среди стволов деревьев, темный и суровый. Казалось, он недоволен, что его потревожили, выставили на обозрение. Первые лучи восхода таинственно поблескивали на металлической окантовке. «Такой не унести, – заключил Фабиан и выругался. – Хорошо, что отмычки с собой».
Наклонившись к увесистому навесному замку, Фабиан с облегчением обнаружил простейший механизм. Такие замки обычно делают для отпугивания олухов, привыкших открывать запертое посредством лома. Помня, что перед ним клад фокусника, Фабиан внимательно осмотрел замок на предмет ловушек. Затем обошел сундук, изучил шарниры. Утро наступило, и спешить было некуда. Теперь значение имело не время, а качество взлома.
Удостоверившись в безопасности, Фабиан извлек два изогнутых стерженька и погрузил их в скважину. Внимание сконцентрировалось, взгляд затуманился, губы приоткрылись. Фабиан чувствовал и слышал только происходящее в замке: тактильные ощущения в пальцах создавали в сознании схему механизма, ухо почти касалось холодного металла, фиксируя каждый звук. В вышине деревьев раскашлялась ворона, но Фабиан даже не заметил – что-что, а замки Ржавый вскрывать научил. Разбойник затаил дыхание и надавил на отмычку. Щелкнуло, дужка замка подпрыгнула.
Фабиан снял замок, глубоко вдохнул и потянул выпуклую крышку вверх. Разглядев содержимое, Фабиан сдавленно вскрикнул, отпрянул. Потерял равновесие, упал. Затылок врезался в дерево.
Не веря своим глазам, разбойник наблюдал, как из сундука торжественно поднимается человеческая фигура, неторопливо разминается. Гладко выбритый, с серыми волосами, уложенными назад, на Фабиана взглянул фокусник Карадок. Живой и здоровый.
– Как тебе такой фокус? – холодно осведомился Карадок.
Голос подвел Фабиана, из горла донесся лишь слабый сип. Фокусник улыбнулся сдержанной улыбкой, с которой он обычно принимал аплодисменты.
– Как видишь, я не лгал про магию.
– Я…
– Ты?..
– Я согласен стать вашим учеником, – сформулировал Фабиан.
– А разве тебе кто-то предлагает, юноша? – поднял брови маг.
Фабиан осекся. Карадок вышагнул из сундука и невозмутимо двинулся прочь. Понимая, что остается ни с чем, Фабиан взмолился:
– Но я же вернулся в горящий дом!
Фокусник остановился и медленно развернулся.
– Точно. Чуть не забыл вернуть долг, – сказал он и вскинул руку.
Полыхнула белая молния – птицы в панике сорвались с веток и унеслись прочь, отчаянно крича – Фабиан рухнул на землю. В груди зиял черный обугленный провал.
***
Рассказ давнишний, приглашаю познакомиться с новыми книгами. Кстати, вор по кличке "Ржавый" перекочевал в другие мои произведения и стал одним из постоянных эпизодических персонажей. Мол, если где-то украли нечто особенное, то не обошлось без Ржавого. Привет авантюрным историям из D&D.
Например, здесь на артах художника Jakub Różalski бабушка доступно объясняет чудовищу в чем оно не право и куда ему идти.

Я вырос на классическом фэнтези (эпике, героике) и фантастике. В нулевые отечественный рынок заполонило городское фэнтези и то, которое про попаданцев, да не только заполонило, но и вытеснило классические поджанры. Многообразие, конечно, осталось, но все мы знаем топовых фантастов того времени, которые чаще стали выпускать книги в модных жанрах. В сетевой литературе эта тенденция еще сильней.
Лично я скучаю по автономным фэнтези-мирам, в которые никто не попадает (разве что воображение читателя) - по оригинальным волшебным мирам со своей историей, законами и настоящими героями. Я и сам писал что-то такое, в духе Хобб и Ротфусса, но сейчас не об этом.
На мой взгляд, нынче проходит новый виток, на котором былые попаданцы и магические академии уже кажутся добротным фэнтези. В сетературе и самиздате жанр фэнтези в массе своей представлен бояръ-аниме и попаданцами, которые попадают в максимально клишированные фэнтези-миры. Бутафорское фэнтези, рояли, Марти Сью, вы знаете.
Эту ситуацию я решил отразить в своей новой книге "Возрождение Орсона". Начинается она с того, что фэнтези-мир главного героя уничтожен... попаданцем. Попаданец не хотел разрушать мир, он вообще мало чего хочет, если это выходит за рамки животных общечеловеческих потребностей. Однако он удачлив и всегда побеждает, вокруг него искажается судьба, он чужд миру с героями (мечами и магиями), поэтому мир не выдержал. А попаданец "попал" в очередной мир.
Вот только за ним вдогонку идет Орсон - лорд Хаоса, Тьмы и Цветов, некогда живший в разрушенном фэнтези мире. На новом месте он вынужден переродиться в теле подростка-аристократа, вернуть свою силу, обрести власть и... Многие сейчас узнали типичный художественный ход из бояръ-аниме, да?
Однако книга относится к боярке лишь условно (я бы сказал, что это иссекай, чтобы не вставать на одну полку с тем, что на отечественном рынке называется бояръ-аниме). На деле же это оригинальное фэнтези, в том виде, в каком я его понимаю (разве что слегка облегченное, так сказать, лайт-версия в духе сетературы).
Выложу тут пролог.
***
Я летел на драконе, а мимо проносились парящие в бездне островки земли. Совсем недавно здесь простирались долины, горы и леса, и море манило путешественников загадочным горизонтом. Эльфы пели в рощах и изучали природную магию, гномы стучали молотками в недрах, короли людей строили замки, считая их вечными. Бывало, мирную жизнь нарушали судьбоносные войны, раз в эпоху восставало древнее зло и приходили герои, обновляющие мир. Так вершился круг жизни, и никакие горести мира не были окончательными. Но сейчас все иначе. Мой мир умирал навсегда.
Даже я, лорд Хаоса, Тьмы и Цветов не мог этому помешать. Я не вполне понимал, как такое могло произойти, но знал того, кто способен все объяснить. Если он еще жив. Хотя, если жив я, то хранитель Хеседин – тем более.
Туман и дым смешались в единое удушливое марево, заполняющее все пространство. Природные циклы сбились, и темные тучи хаотично бродили от горизонта к горизонту, словно разбредшееся стадо. Кончиками пальцев я заранее ощутил напряжение. Грянул гром, по небу словно трещина пробежала ветвистая молния. Между рогов дракона полыхнула желто-голубая дуга, тот в ответ лишь рыкнул. Я вдохнул запах разряда и покачал головой. Когда-то гроза предвещала радугу и солнечный день, но сейчас это была агония.
На меня надвигался огромный парящий остров. Ветер завывал в развалинах города, трепетали кроны деревьев с пожухлой листвой. Я прислушался: криков гибнущих людей и животных уже не было. Дракон изогнул крылья, уходя вправо и вниз. Передо мной пронеслись слои породы, похожие на срез слоеного пирога: плодородная почва, песок, глина, гранит, а снизу – капающая раскаленная лава. Словно кусок плоти, вырванный из живого тела. Я бы с удовольствием вырвал такой кусок из того, кто во всем этом виноват! С тяжелым гулом остров проплыл сверху. Сгусток лавы упал мне на плечи, и я небрежно стряхнул его. Огненные капли стекли с красной мантии, не причинив никакого вреда.
В свете багрового солнца, напоминающего последний уголь прогоревшего костра, я наконец-то увидел башню. Островок, где она стояла, застыл в пространстве, удерживаемый силой хранителя. Пролетавшие комья земли огибали невидимый купол. Я направил дракона к порогу башни.
Дракон рухнул на землю и бессильно распластал могучие крылья, способные накрыть деревню средних размеров. Я спешился и подошел к громадной морде. Оранжевые глаза взглянули в мое лицо, закрытое золотой маской.
"Ну вот и все", – раздался у меня в голове голос дракона.
– Прощай, друг, – сказал я.
Дракон медленно выдохнул, исполинское тело застыло и обратилось в цельный камень – бесценный кристалл, осколки которого спустя мириады лет могли бы раскопать новые цивилизации, если бы у этого мира существовало будущее.
Я подошел к дверям башни. Несколько эльфов сидели на траве и меланхолично созерцали закат мира, а к стене устало прислонился двухметровый рыцарь в черных латах. Мой гвардеец, последний из легиона. Он отсалютовал, приложив руку к рогатому шлему. Я похлопал его по плечу: мое последнее приказание выполнено, теперь он свободен.
– Хранитель ожидает вас, лорд, – сказал один из эльфов, покосившись на темного паладина. Сейчас старые распри были забыты.
Я кивнул и поспешил наверх, оставив странную компанию наблюдать за апокалиптическим пейзажем.
Хранитель Хеседин стоял у окна и смотрел на солнце. Слабое и угасающее, оно окрашивало его седые волосы и бороду в багровый цвет. Я выше на голову любого из северных варваров, а рядом с его согнутой временем и заботами фигурой и вовсе казался великаном.
– Давно не виделись, Орсон, – сказал хранитель.
– Без малого сотню лет, – ответил я. – Откуда ты знаешь мое настоящее имя?
Никто так не называл меня уже лет пятьсот.
– Ты за советом пришел именно потому, что я знаю многое.
– Действительно.
– Времени мало, спрашивай.
– Насколько мало?
Хранитель молча показал взглядом на свою ладонь, где сжимал красный шар величиной с яблоко. Он приподнял руку, чуть нахмурился, и шар стал ярче. Одновременно с этим солнце за окном окрасилось оранжевым и засветило сильней. В другой руке Хеседин держал шар из глины.
– Надолго меня не хватит, – сказал он.
– Помочь? – Я протянул руку и раскрыл ладонь в латной перчатке. – По крайней мере одну сферу я смогу удержать.
– Бессмысленно.
– Как-то можно это остановить, починить? – спросил я.
– Нет. Уж ты-то, лорд Хаоса, должен понимать.
– Это не хаос, – сказал я, показывая в окно. – Это абсолютная энтропия.
Хранитель приподнял брови.
– Какие ученые слова ты знаешь.
– Доводилось изучать высшую магию, – ответил я, не уточняя, что осилил только два трактата.
– Что ж, тогда я смогу тебе объяснить, в чем дело.
Оказалось, что всему виной один-единственный человек, пришедший из иного мира. Даже не пришедший, а попавший сюда случайно. Обычный парень, ничем не выделяющийся в собственном техногенном мире, попал в наш мир десяток лет назад. Ведомый необычайной удачей во всех делах, он стал великим героем, однако отличался от героев нашего мира. Им двигали приземленные мотивы, логика поведения была чуждой. Само его появление было нонсенсом, и с миром что-то произошло.
– Неужели он настолько силен, что разрушил мир? – спросил я. – Такое не под силу даже богам, а о нем я и не слыхал. Он лорд каких-то сил?
– Он могущественный воин и маг, но дело не в силе. Он как алмазная песчинка, попавшая внутрь точного механизма, – сказал Хеседин. – Проблема в самом его существовании. Он словно клин, вонзившийся в наш мир и расколовший его на части.
– Почему ты не выбил этот клин, не убил его? Ты же хранитель этого мира!
Хеседин вздохнул.
– Когда я говорю о его удаче, это не просто фигура речи. Его судьба искажает причинно-следственные связи, нарушает логику. Он неуязвим и всегда побеждает, но не из-за своей силы или ума, а… просто так.
– Бред какой-то, – сказал я, но вспомнил, с кем разговариваю, и добавил: – Быть может, я чего-то не понимаю, мудрейший? Высшая магия?
– А ты не безнадежен, – чуть улыбнулся хранитель. – Безусловно, задействованы силы судьбы, но управляющие не миром, а мирами. В этом даже я не компетентен: не мой уровень ответственности.
– Силы судьбы? – уточнил я. – Нечто подобное я чувствовал, но никогда не изучал.
– Такого раздела нет ни в одной из магических наук, однако каждый живущий смутно понимает, о чем речь. Рука судьбы особенно заметна, когда кто-то совершает невозможное. Например, кто бы мог подумать, что тысячу лет назад простой сельский бард вдруг пойдет путями силы и станет лордом Хаоса, а затем свергнет повелителя Тьмы и присвоит его силу.
Я на мгновение замер, обратившись мыслями к былому. И улыбнулся.
– Да, – вздохнул хранитель. – Теперь нам только и остается вспоминать прошлое.
– Нет, – ответил я.
Повисла пауза. Хеседин внимательно смотрел на меня. Казалось, что моя золотая маска, оберегающая внешний мир от силы лорда, совсем не помеха его взгляду.
– Я его уничтожу, – сказал я. – Скажи, где он, и я это сделаю.
– Наш мир уже ничто не спасет от гибели, – сказал хранитель.
Я сжал кулаки, латные перчатки скрипнули металлом.
– Как и Разрушителя ничто не спасет от меня.
– Должен сказать, что так называемый Разрушитель уничтожил мир ненамеренно. Он оказался не в то время и не в том месте.
– И что с того? Если он отравил наш мир, пусть даже не специально, то мир имеет право убить его. Таково священное право любого живого существа. Все-таки ты слишком миролюбив, мудрейший.
– Да нет, я разделяю твой взгляд, лорд. Я и сам намеревался просить тебя об этой услуге. Но по другой причине.
– Какая еще может быть причина?
– Разрушителя здесь нет. Он сбежал в другой мир.
– Вернулся к себе?
– Если бы. Самостоятельно или по воле той силы, которая забросила его к нам, но он переместился в очередной мир.
– Болезнь распространяется! – сказал я.
– Можно сказать и так. Я оплакиваю наш мир, но как хранитель я радею и о других мирах. Поэтому я хочу, чтобы ты остановил Разрушителя и спас тот мир, куда он пришел.
Я хмыкнул.
– Для такого дела больше подошел бы герой или избранный.
– Все герои мертвы, – сухо сказал хранитель. – Но дело в другом. Сила истинного героя не может быть направлена на месть, а лорд… Скажем так, сила лордов не налагает моральных ограничений.
Я провел рукой по золотой маске. Я так привык к ней, что воспринимал ее как собственное лицо.
– Много вопросов, – сказал я наконец.
– Например?
– Ты сказал, что Разрушитель неуязвим, потому что оберегаем самой судьбой. Как же мне его одолеть?
– Я предполагаю, что его сможет победить такой же, как он. Я отправлю тебя в тот мир, и вы сойдетесь на равных.
– Звучит заманчиво. Но неужели ты способен переместить меня в другой мир, мудрейший?
– К сожалению, мои возможности не столь велики, – вздохнул хранитель. – Я смогу отправить туда только твой дух.
– Но как же тогда… – начал я, однако хранитель остановил меня, подняв руку. В ней находился глиняный шар, и островок под нам вздрогнул.
– Ты окажешься в теле одного из обитателей того мира, – пояснил он. – В человеческом теле… надеюсь. Предупреждаю, твои силы проявятся далеко не сразу.
– А сначала? Совсем ничего?
– Что-то от твоих сил всегда будет с тобой, они стали частью твоей сущности. Кроме того, у тебя появятся особые способности, как у духа в чужом теле. Но чтобы снова стать лордом Хаоса, Тьмы и… Цветов, тебе придется пройти путь силы того мира. Кстати, как получилось, что твоя третья сила – цветы?
– Это долгая история, – ответил я. – Боюсь, что у нас нет времени на романтические воспоминания.
– И то верно, – сказал хранитель. – Ты согласен спасти мир?
– Ты знаешь, что я хочу прежде всего отомстить. А что до спасения мира… Наш мир я действительно люблю, а тот мне безразличен.
– Это мое условие и личная просьба. Очевидно, предсмертная.
– Я спасу его, Хеседин. Во всяком случае, сделаю для этого все, что в моих силах, – сказал я и, подумав, добавил: – Клянусь.
– Благодарю тебя, Орсон.
– Каков он хоть, тот мир?
Хранитель в общих чертах рассказал то немногое, что успел узнать.
– Любопытно, – сказал я. – Он похож на родной техногенный мир Разрушителя, но в то же время и на наш, магический… А ты не боишься, что я тоже сыграю роль разрушителя для того мира, отчего он погибнет еще быстрее?
– Я отправлю тебя, так сказать, по траектории нашего Разрушителя – именно по ней я проследил место, куда он сбежал. Это как идти по глубокому снегу след в след. Так что твое присутствие не нанесет вреда большего, чем уже нанесено.
– Что ж, – вздохнул я, – я готов, мудрейший.
Мы спустились в зал, где покрытые рунами каменные блоки образовывали прямоугольный портал. Аморфная субстанция между колоннами кружилась вертикальным водоворотом. Я подошел ближе, плащ затрепетал как на сильном ветру. Хранитель посмотрел на меня, и я молча кивнул. Он нараспев произнес заклинание высшей магии. Эхо прокатилось по залу, поднялась столь мощная волна энергии, что даже я, лорд трех сил, содрогнулся.
Из портала выстрелила голубая молния и вонзилась мне в грудь, продолжая сверкать и трепетать. Я ощутил, как кончики пальцев рук и ног онемели. Онемение медленно поднималось к солнечному сплетению – молния, словно щипцы дантиста, вытягивала мой дух из тела. Оглядевшись, я увидел позади себя собственную маску. Молния тянула меня к порталу, однако медленно и с натужной вибрацией, цвет ее сменился на лиловый, каменные стены башни задрожали.
– Ты слишком силен! Перестань сопротивляться, – с трудом проговорил хранитель. – Твоя сущность принимает переход за смерть, но это не так. Отпусти.
– Прощай, Хеседин, – сказал я и расслабленно выдохнул.
В следующую секунду меня швырнуло в портал, мой дух окунулся в водоворот энергии, и я с невероятной скоростью полетел через бесконечный коридор. Последнее, что я увидел в удаляющемся окошке – груда доспехов, золотая маска и красный плащ лежат на полу, а рядом катятся два шарика: красный и коричневый. Первый разлетелся искрами, а второй рассыпался пылью, после чего мой родной мир перестал существовать.
***
Книгу планирую закончить весной. За новостями "Возрождения Орсона" и других книг см. в моем тгк.