Зима закончилась, это сразу понятно по запаху влажной пыли. Это особенный запах, запах зацветающих верб и рисунков цветными мелками на асфальте. А еще это понятно по свету, зимой совсем не бывает долгих золотистых вечеров, а теперь солнце наконец-то может позволить себе быть добрым, вечерним, не слишком ярким — ему больше не нужно прогонять снег.
И, конечно, мимозы: много-много бабушек продающих мимозы у каждого выхода из метро.
А на небе волшебные небесные бабушки прядут из мимоз нитки, а потом вяжут из них весеннее солнце, осталось зашить на нем только пару швов — и оно готово, а пока из не зашитой дырочки вылезает ватная набивка и падает на землю. А мы думаем, что это последний снегопад :)

Когда я была маленькая, мой город был не такой, как сейчас, он не пестрел картинками афиш и реклам и не светился бесчисленными праздничными фонариками. И зимой он становился серым, тем серее, чем ближе к весне. Подтаявший снег цветом походил на асфальт, на котором лежал; обычно белые пятиэтажки, пропитавшись водой, тоже делались серыми, на серых кустах деловито чирикали серые воробьи, и небо, еще не успевшее наполниться весной, было низким и серым. И тогда я обожала восьмое марта, потому что стоило ему наступить — и на каждом углу серых улиц, рядом с заляпанными серой грязью машинами, появлялись бабушки. Они тоже были серые, в серых пуховых платках, но у каждой в руках было целое желтое солнце — охапка мимоз, которые они продавали. Они казались тогда даже ярче чем солнце и пахли самой первой, самой ранней весной.
Наверное поэтому свои первые карманные деньги я потратила на веточку мимоз, бабушка в пуховом платке очень злилась, что таким маленьким детям дают деньги, но веточку все-таки отдала :)

У кого ремонт, тот поймет :)

В свой новый дом по лужам топают раковина, занавеска, зеркало и всякое-всякое :)

Метрокораблик больше похож на буханку черного хлеба, чем на корабль, оттого особенно героически выглядит то, как он пробирается сквозь льдины замерзшей реки, а кое где и вовсе ломает лед. Лед злобно и жутковато шуршит, но это шуршание тонет в недовольных криках ворон, которые грелись на солнышке, стаями сидя на льду, а теперь обиженно дрейфуют — каждая на своей льдинке. А некоторым и вовсе пришлось лениво лететь на берег. День такой яркий, что на лед больно смотреть, а на берегу отряхивается от снега здоровый бронзовый (по крайней мере на вид) бегемот. Над Коломенском, едва заметным вдалеке, висит кружевная занавеска - там снегопад.

Вот птиц вместе с цитатой. А книжка, из которой он залетел - "Озерный мальчик" П. Вежинова.

Но зато на ней есть слон и обезьянка :) И жираф еще.

Нарядила Дженнифер Лоуренс в чувашскую тухью. Не виноватая я! С первых ролей видела в ней чувашку. Ну хоть убейте. Такие лица, как у нее, мелькают в моем городе сплошь и рядом, каждая вторая Лоуренс выходит из троллейбуса. Да простят меня ее фанаты.

Предвосхищая гневные комментарии в духе "Чувашские женщины никогда такое не носили" или "Амазонки - это миф" скажу: никто не запретит мне фантазировать и творить. Не претендую на историческую достоверность облачения. И никого не пытаюсь убедить в существовании чувашских амазонок.

Чешуйчатый наплечник нашла на просторах Pikabu @RenCraft и воспользовалась референсом с разрешения автора. Спасибо, Рената!

Тон.бумага, 65 х 50, масло, сух.пастель, пастельные карандаши, акриловые белила.

Оформила.

Паблик в ВК: https://vk.com/bubnova_art

Паблик в ВК:https://vk.com/bubnova_art

А мне коллекционирование кактусов тоже не чуждо! На картинке самое начало моей небольшой коллекцийки, а продолжение пока крошечное и в тепличках, но уже отрастило первые иголки :) В картинке… это… присутствует некоторый трагизм, но такова жизнь кактуса. Да-да, он был розовый, купленный варварски покрашенным, и он не вынес такой жизни, и сдох, прямо с розовыми иголочками сдох.
Все начиналось совсем невинно, лет десять назад я пришла в супермаркет за сливками, а там у кассы лежал он, в перевернутом горшке уже без земли. Пришлось спасти. И как-то они все об этом прознали. Теперь всякий раз как я захожу в тот или иной супермаркет со стороны цветочного прилавка раздается жалобный писк. Я, мол, перевернулся, сохну, умираю. Я отвечаю — у меня места больше нет, и вообще, как я тебя понесу, на улице мороз, а нам идти километр. А он тихонько так — мол, смотри, я пушистый. И в глаза смотрит. И идем мы, я пешком, а он под пальто, все подкладка теперь в дырках. В общем, страшное это дело.