Прошлый (сюжетный) выпуск тут
Прошлый (не сюжетный) выпуск тут

Оригинал тут

.

.

.

Бонус плашка: Робоняни DnD

Я стояла под фонарем с древней маской черепа в руках, приготовившись надеть ее и стать мрачным жнецом под покровом ночи. Сегодня я была одна и оделась во все черное: брюки-карго, топ и длинный плащ. Должно быть, у меня был жуткий вид: почти тридцатилетняя женщина, одетая как ниндзя, со зловещей деревянной маской черепа в мягком свете сумерек.

Я рассматривала каждого прохожего, пытаясь понять, кто их них проклят, а кто спасен. Кто из них на самом деле блуждающая душа, которая ждет, что я переправлю ее на другую сторону. На противоположном берегу реки люди врезались друг в друга, время от времени двигаясь в какое-то определенное место, как кровяные тельца в артерии. Я наблюдала за несколькими людьми, переправившимися по мосту на мой берег. Было тяжело отличать мертвых от живых. Для меня они выглядели одинаково, только мертвые иногда казались более потрепанными, что выдавало из причину смерти.

Однако, женщина приближающаяся ко мне выглядела как живая: зачесанные назад серые волосы, жемчужные серьги на длинноватых мочках ушей, уверенная походка, высокие каблуки. Она не выглядела больной, потрепанной или растерянной. И не было ни одной зацепки, чтобы сказать, отправится она в Рай или Ад.

Я заметила, что она направляется в мою сторону, только когда женщина замешкалась перед японским кафе, покачнувшись на высоких каблуках возле рисунка дракона на витрине. Все еще оглядываясь через плечо, она изменила направление и двинулась прямо ко мне, сжимая в руке подол бежевой куртки.

Я подняла руки к лицу, почувствовав прохладу дерева маски. Она держалась крепко. Я почувствовала, как на кожу давит каждый изгиб.

– Вы пришли ко мне? – спросила я.

Она кивнула.

– Откройте рот.

– Прошу прощения? – она изо всех сил старалась выглядеть оскорбленной, но все же подчинилась.

В голубоватом свете фонаря ее рот был светло-розовым.

– Поднимите язык, – велела я. Хорошо, что мы больше не видимы для смертных, потому что это часть всегда выглядела причудливо.

Блестящая золотая монета лежала за рядом зубов. Я взяла ее и перевернула. Пентакль был выгравирован глубоко – знак, что ее нужно доставить в Рай.

– Хорошо, – сказала я, – садитесь в лодку.

Она не шелохнулась.

– Вы местная, – многозначительно сказала она.

– Да.

– Это не то, чего я ожидала, – отрезала она.

– И не то, чего ожидала я, – сказала я, ведя ее по ступенькам к гондоле.

Мы плыли на восток, вниз по реке и в сторону моря, в последний раз наблюдая за проплывающим городом. За надутыми фиолетовыми облаками двигалась луна, создавая иллюзию реальности, но на самом деле, мы находились в безвременном вакууме. Умершая отправлялась в последний путь, чтобы оплакать знакомые форматы времени, пространства и города.

Женщина сидела на корме и молчала. У нее с собой была дамская сумка, и на мгновение я задумалась, разрешено ли это. Задумалась, не являюсь ли я скорее надзирателем, и не должна ли досмотреть ее, чтобы она не пронесла контрабанду в Рай. И решила, что когда передам ее посланнику Небес, ангел с этим разберется.

Я плыла дальше туда, где река впадала в море и увидела вдалеке другую лодку. Подплыла ближе, пересекая место, где прошлой ночью в океане разверзся огромный кратер.

Женщина не отрываясь смотрела на ангела в странной маске, похожей на шлем сварщика – квадратной, и с серебряными линиями вместо глаз. И с металлическими крыльями на спине.

– Кто это? – спросила меня женщина.

– Ваше предположение будет так же верно, как и мое, – сказала я, – думаю, это что-то вроде ангела. Потому что он отведет вас на Небеса. Но я понятия не имею, кто они такие.

Она пожала плечами. Я тоже. Тонкости этой работы были не для меня. Не думаю, что было бы легче, если бы я знала.

Наша лодка мягко столкнулась с ангельской, оттолкнув нас назад. Я испугалась, что ангел будет недоволен, но он хранил тишину. Я посмотрела на женщину, она взглянула на меня в ответ, ожидая указаний.

– Что ж, вставайте, – сказала я. Из-за легкомысленного поведения я чувствовала себя глупо, но старалась отразить беспечность, с которой меня инструктировал мой начальник Мелвин.

Она замешкалась, но встала и поковыляла к носу лодки. Ангел протянул сияющую руку, которую она внимательно изучила, прежде чем принять. Он без усилий перевел ее в лодку.

– Полагаю, на этом все, – чувствуя застенчивость под стальным взглядом ангела. Я не знала, какие формальности должны быть между нами, он – посланник Рая, а я  – посланник Ада.

– Увидимся, – сказала я с налетом фамильярности.

Я пришвартовалась под фонарем и продолжила разглядывать блуждающие души. Поежилась под маской. Непривычная решительность испарилась, и теперь я снова чувствовала себя неуверенной в своем новом положении в потустороннем мире...

До прибытия следующей души было не так много времени, и я не успела погрузиться в эту неуверенность. В отличие от женщины, эта душа без колебаний направилась прямиком ко мне. Молодой, потрепанный, с пучком светло-каштановых волос. Его пустые глаза смотрели прямо. Щеки были тощими и впалыми, создавая маленькие, полукруглые морщинки в уголках рта. Он точно не был живым, даже я могла это сказать.

– Открой рот, – сказала я, хотя он стоял слишком далеко, чтобы до него можно было дотянуться.

– Что это значит? – крикнул он в ответ металлическим голосом.

– Просто открой.

– Нет. Я даже не знаю, кто ты такая.

Он стоял неровно, плечи поникли. Куртку украшали черные нейлоновые ремни.

Я воспользовалась моментом, чтобы посмотреть на него сквозь маску. Затем с трудом сглотнула.

– Тебе не нужно знать, кто я такая. Так будет лучше, – сказала я.

Я шагнула к нему и он медленно открыл рот. Один из клыков отсутствовал.

– Подними язык.

Он поднял. Под языком было пусто. Монеты не было.

Голова раскалилась от волнения. Я попыталась вспомнить, что Мелвин говорил делать в подобных ситуациях.

– Где твоя плата за переправу? Где монета? – спросила я.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь, детка, – сказал парень. Он лениво покачал головой.

– Кто ее взял? – процедила я сквозь зубы.

– Никто! Говорю, я не знаю!

Я схватила его за плечо, хотя он был выше меня, и мне пришлось потянуться, чтобы потрясти его.

– Я знаю, что кто-то стащил монету. Немедленно скажи, кто это сделал.

Он опустил взгляд, а потом снова поднял а меня, словно собака, подравшая диван. Он выглядел пристыженным.

– Ты тот, кто до смерти забил того беднягу, не так ли? Того, кто убил своего приемного брата?

Я убрала руку с его плеча, вспомнив, как парень с черными волосами прижимался ко мне, прежде, чем отправиться в адскую бездну. Не знаю, как я поняла, что передо мной стоит его убийца, просто почувствовала.

– То что он сделал, это ненормально, – сказал парень, – рассказывал и смеялся, и все такое. Я не мог этого так оставить.

Его голос был пропитан осуждением, хотя он казался слабым. Я посмотрела на худые ноги парня и задумалась, как же у него хватило сил кого-то убить.

– Просто скажи мне, где монета, – сказала я. – Ты ее спрятал?

Он покачал головой.

– Нет, ее взяли родители, – сказал он, – думают, что смогут выручить за нее немного денег.

Я кивнула. Челюсть сжалась.

– Отведи меня к ним, – сказала я.

Он посмотрел на меня, глаза были полны печали. Я не могла сказать, является ли его печаль сожалением о собственной жестокости или ему было стыдно из-за меня и задачи, которую я собиралась выполнить. Но он угрюмо кивнул и жестом показал мне развернуться, и следовать за ним по улице.

По пути мы прошли мой собственный дом. Я посмотрела на вход, думая, что Дерек, возможно, там, свернулся в кровати, замерший во времени, пока я крадусь под покровом  сверхъестественной ночи. Меня накрыл теплый прилив сострадания, болезненно сочетающегося с ролью, которую я сейчас играла. Я была не в ладах с самой собой, как две сейсмические плиты, двигающихся навстречу друг другу. Но, возможно, это было больше в моей натуре, чем я думала.

Я следовала за мальчиком через лабиринт переулков и ветхих проходов. Мы срезали через заросшие, усеянные мусором участки и бетонные лестницы, ведущие в тупик.

Парень вел меня по узкой улице со сросшимися домами и пестрыми дворами, усеянными окурками и кусками металла. Он указал на выцветший желтый дом с растущим на черепице мхом. За ним стоял серый минивэн. Пассажирское окно было разбито, а трещины заклеены изолентой. Я увидела контур тройки на двери, адрес, давно проржавевший и отвалившийся, оставив на своем месте лишь призрачный контур ржавчины и сырости.  Новая тройка была нарисована от руки маркером.

Мальчик указал на дверь. Затем прислонился к стене и опустил глаза.

Я постучала три раза. Тук тук тук. Звук получился глухим.

Изнутри я услышала удар,словно кто-то швырнул алюминиевую кастрюлю на пол. Затем тишину и детский плач.

– Кто там? – спросил кто-то изнутри. Голос был пронзительный и отрывистый. Я не смогла понять, говорит мужчина или женщина.

– Я хочу поговорить о вашем сыне! – сказала я.

Последовала пауза, человек за дверью размышлял.

– Котором?

Я замерла, поняв, что не знаю, как зовут парня. Кто бы не был в доме, он почувствовал мою неуверенность, потому что я услышала шаги, и тяжелое дыхание затихло.

Я постучала еще раз. Сильнее, чем в прошлый раз. Тук тук тук тук тук тук.

– Пустите меня! – крикнула я. – Вы должны меня впустить!

Изнутри снова раздались шаркающие шаги. Тяжелое дыхание вернулось.

– Вы из охраны? – прошептал за дверью приглушенный голос.

– Нет, нет, нет. Не может быть, – ответил другой голос.

– Со мной нет охраны, – сказала я, упираясь в дверь обеими руками, – но вы должны впустить меня, это важно.

Я услышала щелканье замка, и надавила на дверь всем телом, ударив ею кого-то. Я услышала вскрик и звук падения. В дальней комнате заплакал ребенок.

Девочка десяти-одиннадцати лет ринулась прочь от меня по коридору. Ее длинные распущенные волосы развевались в такт шагам.

Я захлопнула за собой дверь. Она гулко отскочила от дверного проема. Женщина, которую я ударила, лежала скорчившись. Она была одета в ярко-розовую рубашку, волосы собраны в тугой черный пучок, волосы истончились на лбу из-за многолетнего зачесывания назад.

Она убрала от лица трясущиеся руки. Рыдая, посмотрела на меня краешком глаза. Один из передних зубов отсутствовал.

– Чего вы хотите? – закричала она.

– Где она? – я кипела от злости. Я забыла о том, что на мне маска, и немного устыдилась своего пугающего вида.

– Я не понимаю, о чем вы! – воскликнула она, раскачиваясь взад-вперед на полу.

Тут из глубины возник дома мужчина. Он выглядел маленьким и слабым. Голубая футболка висела на нем, а скулы выступали на лице как два плоских уступа. Он был лыс, а на голове сияла шишка, отражая свет как тусклый рубин.

– Что ты с ней сделала! – закричал он на меня.

Я шагнула к нему прежде, чем у него появилась возможность приблизиться ко мне. Уставилась на него сверху вниз из-под полированного дерева черепа. В его глазах усиливался страх, поднимаясь из живота в мозг.

– Где монета? – снова спросила я.

Его челюсть сжалась. Он сглотнул.

– Я не знаю, о чем ты говоришь, – спокойно сказал он.

Я выбросила руку вперед и швырнула мужчину в стену. Его тело было легким как картон, как перышко.

Я бросилась на кухню. Там повсюду валялись консервы, куски алюминия, коробки из-под детского питания и грязные игрушки. Варочная панель покрыта запекшимся жиром. Кастрюли и сковородки громоздились в раковине. Часы на микроволновой печи показывали 18:03.

Я сбросила все на пол, проверяя все блестящее в надежде найти монету. Ничего блестящего, кроме кусочков фольги, отражающих свет как калейдоскоп.

– Куда вы спрятали монету? – закричала я. – Вы бросили своего сына! Бродить по улицам!

Я обернулась и увидела, что они смотрят на меня из дверного проема. Женщина, девочка и мужчина с ребенком на руках. Не знаю, слушали ли они меня, но смотрели, разинув рты.

Я направилась к ним.

– Вы не понимаете, что вы наделали, – сказала я уже потише, – ваш сын мерзнет в той же одежде, в которой умер, он так и останется, если вы не отдадите мне монету, которую украли у него.

Мужчина протянул ребенка женщине. Они оба начали тихо рыдать. Я поняла, что женщина едва ли старше меня, ей добавляли возраст пигментные пятна и паутинка морщин вокруг рта. Я задумалась, знает ли она, что под маской женщина. Не то, чтобы это было важно. Задумалась, ходила ли она на рыбалку с дедушкой, и чувствовала ли силу, когда пойманная рыба трепыхалась в ее руках, стремясь в воду, и только она решала, отпустить или съесть. Как делала я. Я задумалась, насколько мы на самом деле отличаемся друг от друга.

Мужчина отвел от меня взгляд и посмотрел на половицу.

– Следуй за мной, – мягко сказал он.

Он молча повел меня наверх по устланной ковром лестнице и открыл дверь в кладовку. Встал на колени, открыл нижний ящик комода. Его тело выглядело непропорционально большим на фоне маленького клочка ковра. Он вытащил из глубины ящика лавандовый носок и развернул его, показав золотой блеск монеты. Нерешительно подержал монету в ладони, словно не был уверен в ее силе.

Я взяла у него монету.

– Мы не хотели ему навредить, – сказал мужчина, все еще сидя на ковре на корточках и свесив скрещенные в запястьях руки. – Мы не знали, что это такое. Думали, просто деньги.

Я кивнула и спустилась по лестнице. Часы на микроволновке все еще показывали 18:03. Я тихо закрыла за собой дверь и понадеялась, что они никогда не вспомнят этого искаженного временем взаимодействия.

Снаружи я посмотрела на монету. Перевернула – она была пуста. Парень отправлялся в Ад.

Наше путешествие к морю было почти полностью прошло в молчании. Парень съежился на корме, город проплывал мимо в безвременном тумане. Когда мы приблизились к устью, он заговорил.

– Моя семья в порядке? – спросил он.

– В полнейшем, – солгала я.

– Они не доставили проблем? – спросил он.

– Нет.

– Отлично, – прошептал он.

Парень замолчал на секунду, глядя на рябь на воде.

– Они хорошие люди, – сказал он, – не хотели ничего плохого.

Я кивнула, глядя прямо перед собой. На горизонте вода расступалась, образуя трещину в земле. Я гребла к разлому с непоколебимой решимостью.

Звук падающей воды становился все громче и громче, а темнота ямы становилась все чернее и чернее. Я почувствовала силу, приблизившись к ней и наклонившись, глядя в пустоту.

– Здесь я оставлю тебя, – сказала я, повернувшись к парню.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он. Он все еще сидел, упершись в корму.

– Ты должен встать и спуститься туда, – я указала в черную бесконечность.

Он осторожно вытянул шею, чтобы оглядеться.

– Но что там внизу? – спросил он. – Оно убьет меня?

– Не знаю, – сказала я, – но ты уже мертв.

Я взяла его за руку и потянула вверх. Его запястья были тонкими и влажными.

– Это не больно, – сказала я, хотя и не знала, так ли это.

Он шагнул к носу лодки, глядя в трещину в земле, которая казалась бесконечной.

Я открыла было рот, чтобы поторопить его, но он заговорил первым.

– Все в порядке, – сказал он, – я верю тебе.

Парень держал мою руку, балансируя на носу лодки. Затем он отпустил ее, закрыл глаза и нырнул в пропасть. Когда он падал, волосы и одежда не развивались, словно он погружался в невесомость.

Этой ночью я сидела на кровати и рыдала. Соленые слезы и сопли растекались по лицу. С подбородка текло. Дерек открыл скрипучую дверь и предложил чашку чая. Я растроганно посмотрела на него и сжала чашку руками, притянув к груди.

Он гладил меня по спине круговыми движениями. Спина напряглась под его рукой.

– Что случилось? – мягко спросил он.

Я едва могла говорить – горло словно склеилось, и слова искажались рыданием.

– Мне пришлось идти в дом, чтобы вернуть украденную монету, и я толкнула эту женщину на землю.

Я спрятала лицо в ладонях, размазывая по щекам слезы.

– Чуть не поранила ее, – сказала я, – ребенок плакал, все кричали.

– Ты толкнула женщину на землю? – переспросил Дерек.

– Типа да, дверью. Она не пускала меня, и я ударила ее дверью.

Дерек сдернул руку со спины, словно обжегся о мою кожу.

– Почему ты ударила ее? – спросил Дерек, заглядывая в мое заплаканное лицо.

– Не знаю! Я не хотела ее бить. Хотела просто открыть дверь, но… не знаю! Мне просто нужна была монета. – мой голос стал выше и отчаяннее. Цепочки предложений вырывались из моего сжавшегося горла, повисая в воздухе, не связанные друг с другом. Я издала гортанный всхлип.

– Почему они заставляют тебя это делать? То есть, не так, – сказал Дерек. – Почему ты это делаешь?

– Это то, о чем я говорила! – Я взвизгнула, сопли потекли между пальцами.

Он покачал головой:

– Это не похоже на тебя, Сара. Быть жестокой.

– Я не жестокий человек, клянусь, – всхлипывала я.

Дерек положил руку мне на плечо. Должно быть, он почувствовал отчаяние в моем плаче и первобытный страх, что я не такая, как он думал.

– Ты должна сопротивляться им, – сказал он, – с этой работой у тебя есть шанс что-то изменить. Больше, чем большинство из нас когда-либо смогут изменить.  Он легонько потряс меня за плечо, так что все мое тело отозвалось на его слова.

Я взяла с прикроватной тумбочки маску и повертела в мокрых руках.

– Ты прав, ты прав, – сказала я, прочистив горло. Я положила ладони на маску, вложив пальцы в мягкие пустые глазницы.

– Я не такая.

~

Оригинал (с) Stranger

Поддержать проект можно по кнопке под постом, все средства пойдут на валокордин и прочие успокоительные, чтобы не шарахаться от каждого звука =)

Телеграм-канал, группа ВК, новая серия про правила

Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Прошлый выпуск (сюжетный) тут

Бонус: архивные фото

Юные Джон Стерлинг и Гарольд Зиглер

Автор: Elliot Avery. Источник: https://neurologicalexcretions.blogspot.com/2013/10/thaumoctopus-mimicus-man-on-beach.html

Это ни с чем не сравнить. Столько разных видов боли, и всё – разом: тысячи присосок, каждая из которых вырывает крошечный кусочек плоти, одновременно впиваясь в жертву; смертельные объятья щупалец; клюв, раздирающий тело…

Не могу сказать, что из этого хуже всего. Да и, в конце концов, какое это имеет значение.

Если ваша работа не отличается разнообразием, как и у большинства людей, то кажется, что всё идёт своим чередом. День за днём, и каждый похож на предыдущий. Именно поэтому, когда происходит что-то необычное, мы стараемся это запомнить. Вам может запасть в душу какой-нибудь особенно раздражающий посетитель, забавный поступок кого-то из коллег, ужасный несчастный случай, случившийся на производстве… Это то, что остаётся в памяти навсегда.

«Помнишь, как-то раз…»

У каждого есть хотя бы один такой случай.

Само собой, со мной тоже такое случалось.

Например, когда я работал на стройке, один из рабочих упал с высоты третьего этажа на бетонную плиту, лежавшую на земле. Мы все боялись худшего, но он, полежав в шоке несколько секунд, поднялся, стряхнул пыль с одежды и, слегка пошатываясь, направился в сторону медпункта. Помнится, мужчина, рядом с которым я как раз обедал, крикнул ему вслед «Он в порядке, ребята!», подражая комментатору на автогонках.

Или как в тот раз, когда я подрабатывал ассистентом в день выборов, и избирательница, узнав, что из-за какого-то дурацкого распоряжения участок её округа перенесли на несколько миль, хотя мы тогда находились всего в двух кварталах от её дома, рассвирепела настолько, что плюнула в лицо одному из сотрудников.

Но все эти случаи редко становятся чем-то большим, чем просто забавными историями, которые вспоминают, когда больше не о чем поговорить. Завтра мы снова пойдём на работу, и послезавтра тоже, и постепенно вернёмся к своей унылой жизни, пока в окружающем нас море банальности не появится новый островок чего-то интересного.

Но этот случай – совсем другой. На этот раз произошло то, что изменило всю мою жизнь. Что-то настолько ужасное и отвратительное, что я никогда уже не смогу воспринимать этот мир так, как раньше. И не смогу смотреть на людей, как прежде…

Это был обычный июльский денёк. Солнце ярко светило в голубом небе, прохладный ветерок, дувший со стороны моря, овевал пляж, дети играли на песке, наслаждаясь двумя с половиной месяцами свободы.

Кому угодно такая обстановка показалась бы совершенно идиллической. Меня же, напротив, попеременно охватывали то скука, то раздражение, поскольку я работал в то время в закусочной на этом самом пляже. В течение дня я занимался, в основном, тем, что высовывался из отверстия в передней части бетонной будки, подавая мороженое и газировку надоедливым детишкам и людям среднего возраста, одетым в плохо сидящие аляповатые купальники.

День тянулся бесконечно, и я находился в состоянии, граничащем с кататонией, молясь про себя любому богу, который только мог услышать мои слова, о том, чтобы случилось хоть что-нибудь интересное. И, похоже, в кои-то веки боги решили откликнуться.

Было около полудня, когда до меня донёсся женский крик. Я выглянул из своего окошка, чтобы посмотреть, что происходит, и увидел, что волны вынесли на берег кое-что весьма неприглядное на вид.

Это был труп.

В порыве нездорового любопытства я покинул свой пост, чтобы рассмотреть тело вблизи. Это было отвратительное зрелище. Бледная, зеленовато-серая кожа трупа пестрела странными круглыми отметинами, от одежды остались лишь рваные лохмотья, и, очевидно, многочисленные любители падали, обитавшие в море, хорошо потрудились над телом. У него почти полностью отсутствовал правый бок, не было левой руки и правой ноги, и, что, пожалуй, самое страшное, были выедены глаза, губы и большая часть щёк. Казалось, будто лицо несчастного исказила отвратительная, противоестественная ухмылка, обнажающая зубы. Спустя пару минут кто-то милосердно накрыл тело пляжным полотенцем.

Мать потащила детей прочь, прикрывая им глаза рукой. Какого-то мужчину вырвало, и он попытался незаметно присыпать свою рвоту песком. Я понял, что с продажами сегодня будет не густо.

Вызвали полицию, и тело быстро увезли. В толпе звучали предположения, что труп принадлежал одному из участников довольно радикальной группы природозащитников. В этом районе были проблемы с чрезмерным выловом рыбы, и несколько недель назад четверо активистов отправились в море на небольшой лодке, чтобы помешать работе коммерческого траулера. Как говорили, им, и в самом деле, удалось помешать рыбакам, запустив в механизм спуска сети небольшую самодельную ракету. К сожалению, при этом кран был полностью разрушен, и несколько тонн металла упало на палубу, погребая под собой двух членов экипажа. Узнав о гибели своих людей, капитан траулера пришёл в ярость и в отместку протаранил лодку природозащитников, скорее всего, убив тем самым их всех. Тем не менее, нам рекомендовали глядеть в оба, так как их всё ещё не нашли.

Хотя полиция уже увезла труп, атмосфера на пляже весь день оставалась довольно мрачной. Большая часть отдыхающих собрала вещи, и на смену им почти никто не явился. С тех пор, как море вынесло тело, единственными моими посетителями за день была парочка подростков, очень бледных, одетых в чёрные футболки с яркими логотипами музыкальных групп. Таких редко увидишь на пляже.

- Дайте-ка угадаю, - сказал я. – Вы пришли посмотреть на мертвеца, верно?

Я оказался прав, и они были очень разочарованы, когда я сказал, что полиция уже приезжала и забрала тело.

Они купили мороженое и большой вишнёвый коктейль, а потом сели на скамейку на набережной и принялись за еду, одновременно целуясь. Я отчётливо помню, как мальчик держал напиток одной длинной, худой рукой, а другую просунул под подол рубашки своей румяной спутницы, лаская её пышные груди и живот.

Чего только не запомнишь, а?

Я решил, что продолжать наблюдать за счастливой парой будет невежливо, и провёл остаток дня, размораживая холодильник и отскребая грязь с автомата для приготовления хот-догов.

Солнце уже село, и я как раз собирался закрываться, когда заметил мужчину, который шёл в мою сторону с противоположной стороны пляжа. Было уже довольно темно, и я не мог разглядеть черты его лица. Походка мужчины показалась мне какой-то странной, я решил, что он пьян или, может, чего похуже. Когда стало понятно, что он идёт как раз в мою сторону, я окликнул его:

- Извини, парень, я закрываюсь. Я уже опечатал кассу.

Сам не знаю, почему, но мне хотелось, чтобы он ушёл. Я не мог разглядеть его как следует, но что-то в его внешности меня тревожило. После моих слов мужчина на мгновение остановился, а затем, к моему облегчению, развернулся и пошёл прочь.

Я уже закрыл ларёк и собирался домой, когда, обернувшись, увидел его снова. Он стоял у самой кромки воды, а потом медленно вошёл в неё. Прилично отдалившись от берега, он, казалось, просто рухнул плашмя в море. Просто упал, скрывшись под водой. Я подумал, что, возможно, он был пьян и потерял сознание, и, как бы меня ни напугало его появление, я решил сбегать и проверить, всё ли с ним в порядке. Я разделся до трусов и поплыл к тому месту, где упал мужчина, но его нигде не было видно. Ни следа. Я кричал, я звал его, но никто не отвечал.

Я был в недоумении. Не могло быть так близко от берега подводных течений, которые унесли бы его в открытое море. В конце концов я сдался. Может быть, никакого человека и не было? Было темно, днём мне пришлось пережить довольно неприятные события, так что, возможно, это всего лишь моё воображение сыграло со мной злую шутку.

В голове мелькнула мысль, что, возможно, я видел призрак того человека, что выбросило сегодня на берег, но я быстро отмахнулся от неё. Я никогда не считал себя особенно суеверным. В конце концов, я решил, что мне всё померещилось после тяжёлого дня, и пора отправиться, наконец, домой и немного передохнуть.

Но отдых не принёс облегчения. События предыдущего дня настигли меня даже во сне. Мне приснился ужасный кошмар. Мне приснилось, будто я тону.

Корабль разваливался на куски, тут же отправлявшиеся на дно. Я вылетел за борт в облаке обломков. По пути что-то крепко приложило меня по голове, и я потерял сознание, а когда пришёл в себя, было уже слишком поздно. Я не мог подняться к поверхности, даже не мог понять, в какой она стороне. Вода вокруг была слишком тёмной. Я не мог больше терпеть, мне нужно было сделать вдох. Мои лёгкие обожгло огнём, когда их начала заполнять солёная вода. Через несколько секунд я был уже мёртв.

Но я умер не до конца, я всё ещё оставался в сознании. Я не мог ничего сделать, тело мне больше не подчинялось, но я продолжал всё осознавать. И при этом был полностью беспомощен.

А потом на меня набросились рыбы.

Их были миллиарды, некоторые размером с крупную собаку, других же едва можно было разглядеть невооружённым взглядом. Серебристая вьюга, круговерть блестящих чешуек. Все они вертелись вокруг меня, пытаясь откусить хоть кусочек моего обмякшего тела. Рыбы покрупнее копошились вокруг моего лица и рук, рыбки помельче проникали в отверстия в одежде. Кусочек за кусочком, я исчезал в их желудках. Акулы тоже кружили вокруг моего трупа. Их не интересовала падаль, но они с удовольствием лакомились живой рыбой, которую я привлекал. Вакханалия жизни и смерти продолжалась несколько часов.

А потом они прыснули в стороны, триллионы рыб, каждая из которых умчалась прочь так же быстро, как и появилась.

Впереди показался тёмный силуэт, и даже грозные акулы при виде его присмирели и подались в стороны.

Гигантский осьминог.

Его щупальца простирались на многие мили. а мантия была размером с целый остров. Форма тела постоянно менялась, цвета перетекали один в другой, но его огромные глаза оставались прикованы ко мне.

Каким-то образом я знал… Я знал, чего он хочет. Это было не просто чудовище, которое решило полакомиться тушей мертвеца.

Оно хотело получить меня самого.

И когда его гигантские, мускулистые мембраны сомкнулись вокруг меня, подтягивая к хищному клюву, твёрдому, как кованое железо, окружённому пульсирующей аморфной плотью, готовому разрезать меня на ленточки…

Зазвонил будильник. Я чувствовал себя совершенно разбитым.

Большую часть следующего дня я провёл в полубессознательном состоянии. К счастью, было довольно пасмурно, то и дело начинал моросить дождь, и народа на пляже было немного. Единственными моими клиентами была группа работников Парка отдыха, которые пришли заменить сломанный фонтан. Они собрали вещи и ушли около четырёх часов. Я решил воспользоваться затишьем и немного вздремнуть, но в моей тесной каморке негде было прилечь, так что мне не оставалось ничего другого, кроме как смириться с необходимостью оставаться на ногах до конца смены.

Ближе к концу рабочего дня ко мне подошёл высокий жилистый мужчина средних лет в толстовке и неудобных шортах. Я уже видел его сегодня: как и в предыдущие дни, он бегал трусцой по побережью, а рядом с ним носилась маленькая чёрная собачка, скотч-терьер. Несмотря на обилие предупреждающих знаков, информирующих о необходимости надевать поводок на собаку, мужчина никогда этого не делал. На этот раз пса рядом с ним не было. Как оказалось, он куда-то убежал и пропал, а так как я был едва ли не единственным человеком на пляже, мужчина хотел, чтобы я помог ему с поисками. Я не слишком горел желанием этим заниматься, но он показался мне довольно приятным, так что я обещал помочь ему, как только придёт время закрываться.

В ящике под стойкой лежал фонарик. Я светил им в сгущающуюся темноту, пока мужчина, который, кстати, представился как Джо Стругацкий, звал своего обожаемого пса.

Мне показалось, что я заметил какое-то движение среди деревьев на границе пляжа, и направил луч фонарика в ту сторону. Ничего не было видно, но до нас донёсся звук, будто что-то умчалось прочь с огромной скоростью. Мы бросились следом, но все наши попытки догнать таинственное существо были тщетными. Кого бы мы ни спугнули, ему удалось ускользнуть от нас. Мы шли обратно к берегу, шаря лучом по земле, когда заметили что-то возле корней одного из деревьев.

Стругацкий издал жуткий вопль, а я отстранённо подумал, что вот уже второй раз за последние дни вижу мёртвое тело. Хотя это была всего лишь собака, её труп выглядел ещё хуже, чем предыдущий. Тело было разодрано на несколько частей, и все они были ужасно изуродованы. Самой узнаваемой частью была одна из лап бедного пса. Но главная странность заключалась в том, как именно было разделано тело. Сложно было судить об этом в темноте, но, кажется, некоторые части выглядели так, будто их оторвали с невероятной силой, в том время как другие срезы выглядели чистыми, будто тут поработали лезвием. Это было захватывающе и мерзко одновременно.

Я изо всех сил пытался утешить расстроенного мужчину, не выказывая своего беспокойства. Я не знал ни одного животного, обитавшего в этой местности, которое могло бы сотворить подобное с бедным псом. Как такое могло произойти? Стругацкий решил написать заявление в полицию, а я, наконец, отправился домой, зная, что и в эту ночь мне не удастся толком отдохнуть.

На следующий день я отправился на работу, преисполненный дурных предчувствий, но не произошло почти ничего необычного. Небо было ясным, а на пляже было полно людей. Я снова увидел ту парочку, на этот раз одетую несколько более прилично. На девушке был фиолетовый сарафан, на котором, как раз над пышной грудью, красовалось пять красно-чёрных звёзд, а в по-детски пухлых руках она держала пляжный зонтик. Её парень был в той же рубашке, что и в нашу предыдущую встречу, но сменил рваные чёрные джинсы, в которых был раньше, на шорты, которые, впрочем, не слишком выигрышно смотрелись на его худых, покрытых светлыми волосами, ногах, а также обзавёлся солнцезащитными очками. Даже ласково приобнимая девушку за плечо, он выглядел немного неуклюжим.

Я спросил их, не слышали ли они чего-нибудь о собаке, но они были не в курсе. Очевидно, девушке понравилось их прошлое свидание, и она захотела снова прийти сюда, уговорив своего возлюбленного составить ей компанию, несмотря на отсутствие у него энтузиазма. Молодой человек спросил, что случилось с собакой, но я отказался углубляться в эту тему, не желая возвращаться к ней даже в мыслях. Они взяли по мороженому и отправились искать местечко поукромнее, и парень ворчал на ходу, что вокруг слишком много народу.

Ах, эти первые нежные чувства…

Так продолжалось следующие несколько недель. И снова дни шли за днями, неотличимые друг от друга. Даже те двое молодых любовников, которые показались мне такими странными, когда мы встретились впервые, стали, казалось, частью моей ежедневной рутины.

Однажды какой-то мужчина пожаловался, что у него украли одежду и бумажник. Он устроил скандал, метался по пляжу и искал их повсюду, подозревая каждого встречного, пока наконец не завязалась потасовка, и полиция не забрала обоих драчунов в участок.

После этого долго не происходило ничего интересного, пока не наступил ещё один пасмурный дождливый день в начале августа.

Когда я пришёл утром в магазин, было довольно солнечно, но погода быстро испортилась, и я уже подумывал, что можно было бы закрыться пораньше, когда заметил, что ко мне идёт покупатель

Почти сразу я узнал его. Эта шатающаяся, спотыкающаяся походка. Этот был тот самый мужчина, которого я видел в тот день, когда труп выбросило на берег, или кто-то с похожим недугом. Когда он подошёл ближе, я увидел, что его проблемы со здоровьем не ограничиваются одними только ногами.

На нём были солнцезащитные очки, футболка и шорты, те и другие насквозь мокрые, а также пара кроссовок с неряшливо завязанными шнурками. Его кожа… он был довольно загорелым, но его кожа местами была слишком гладкой, а местами – наоборот, слишком бугристой и морщинистой. Ноги мужчины были странными, скрюченными, плохо его слушались, и, похоже, едва сгибались.

Что же касается лица… Его лысая голова была выпуклой и клонилась вниз. В её форме явно угадывались признаки какого-то расстройства, что-то вроде гидроцефалии. Глаза скрывались за зеркальными солнцезащитными очками, и я не мог их толком разглядеть, но нос, на котором эти очки сидели, был неправильной формы, а уши казались недоразвитыми и будто вылепленными из гипса. Рот больше напоминал не рот, а цепочку морщин на лице.

Но хуже всего… хуже всего было наблюдать за тем, как этот ходячий кошмар передвигается. Он спотыкался и шатался, переваливаясь с ноги на ногу, будто в них вовсе не было костей, и подбирался ко мне, всё ближе и ближе.

Мне хотелось кричать. Мне было почти физически плохо. Я хотел бежать отсюда со всех ног. Это существо не было человеком. Не могло им быть.

И, тем не менее, оно стояло на двух ногах. Оно носило одежду. Кем же ещё оно могло быть, если не человеком?

Я заставил себя сохранять спокойствие. Это просто человек, сказал я себе. Человек, искалеченный каким-то уродством, но, всё же, человек. Он ничем не заслужил моего отвращения. Его жизнь и так полна мучений. Я должен относиться к нему с уважением, как и ко всем прочим клиентам.

Надеюсь, мне удалось сохранить самообладание, когда он подошёл к стойке, чтобы сделать заказ. Он указал безвольно мотнувшимся пальцем на сковородку с дешёвыми, не слишком качественными шашлыками из креветок, висевшими над жаровней, затем вывернул свою конечность и засунул её в карман брюк, вытащив бумажник, содержимое которого он вывалил прямо передо мной, так что насквозь промокшие банкноты шлёпнулись на стойку. Денег хватало на пять шашлыков. Я спросил, хочет ли он именно столько, и он кивнул своей чудовищной головой, так что та как-то неприятно покачнулась. Я подавил рвотные позывы и протянул ему еду. Не дожидаясь сдачи, он тут же ушёл.

Я замер на мгновение, совершенно ошеломлённый. Что это было? Не могло же мне это всё привидеться?

Потом я заметил, что он забыл свой бумажник. Любопытство победило, и я заглянул внутрь. Говорят, на фото для водительских прав все выглядят хуже, чем в жизни. Я с трудом мог представить, как выглядела бы его фотография. Но мужчина на фото в бумажнике был совершенно нормальным. Более того, я его узнал.

Это был тот самый мужчина, одежду которого недавно украли.

Я мгновенно сложил два и два и бросился вслед за странным уродцем, который ушёл с пятью шашлыками, купленными на краденные деньги. Я догнал его у самой кромки воды. Он обернулся на мой окрик.

Не знаю, чего я ожидал от него. Во всяком случае, чего угодно, кроме того, что произошло на самом деле.

Его скрюченные конечности внезапно обмякли, голова утонула в плечах, а тело выгнулось и сплющилось. Тёмные очки упали на песок, на гору свалившейся одежды.

Из-под этой кучи вытянулись щупальца. Одно, потом другое, и, наконец, наружу показался самый большой осьминог, какого я когда-либо видел.

Цвет и текстура его кожи непрерывно менялись и пульсировали, щупальца находились в непрерывном движении. В одном из них всё ещё были зажаты шашлыки из креветок. Он быстро просунул их куда-то в основание своего тела, и в следующую секунду от них остались одни шпажки.

На мгновение мы встретились взглядами. Его глаза были удивительного золотистого оттенка, как две огромные монеты, с перевёрнутыми V-образными зрачками, чёрными, как сама морская бездна.

И бездна таилась в этих глазах. Глубокий, древний разум, который не в силах было постичь ни одно млекопитающее. Это испугало меня до дрожи.

В детстве я читал сказку о чудовище с головой осьминога. Оно должно было выглядеть страшным и отвратительным, но тогда я подумал, что это довольно глупо. Теперь я всё понял.

Я не знаю, сколько времени мы просто смотрели друг на друга. Это могли быть секунды, могли быть часы.

Меня настолько ошеломило это отвратительное зрелище, что я оказался совершенно не готов к тому, что произошло дальше.

Я не совсем понимаю, почему... возможно, оно осознало, что его маскировка раскрыта, и посчитало слишком опасным оставлять свидетелей. Возможно, просто такова природа разумной или полуразумной жизни - не терпеть существование других видов, подобных себе. Какова бы ни была причина, зверь напал. Он понёсся ко мне, подпрыгивая легко, как балерина: щупальца придавали ему ту стремительность и грацию, которых так не хватало, пока он притворялся человеком. Его влажная, резиноподобная туша врезалась мне в лицо и грудь, повалив на песок.

Я не могу описать захлестнувший меня поток ужаса, боли и отвращения. Я испытал столько разных видов агонии одновременно. Мощные, мускулистые щупальца обвились вокруг моих рук, тела и головы, угрожая раздавить кости. Его присоски впивались в моё тело везде, где только могли дотянуться. Я пытался закричать, чувствуя, как выходит из сустава плечо и трещат рёбра, но рот заполнился солёной, склизкой массой, не дававшей мне сделать вдох. Не обращая внимания на мерзкий вкус, вне себя от ужаса и злости, едва понимая, что происходит из-за надвигающейся гипоксии, я попытался впиться в его плоть зубами, но она была слишком прочной. В ответ он потянулся своим хищным клювом к моей шее.

Возможно, дело было в недостатке кислорода, или в том, что я уже испытывал невероятную боль, но я едва почувствовал, как он перекусил клювом мою ярёмную вену. Когда начала вытекать кровь, щупальца ослабили хватку. Убедившись, что со мной покончено, моллюск соскользнул с меня и устремился к воде. Всё произошло так быстро, что я не успел толком подумать о том, что происходит, о том, что, может быть, это конец.

Всплеск воды был последним, что я услышал, прежде чем всё вокруг погрузилось в темноту.

Я очнулся через три дня в больнице. Джо Стругацкий нашёл меня на пляже, когда вышел на свою обычную пробежку, уже с новой собакой. Он оказал мне первую помощь и позвонил в службу спасения.

У меня было вывихнуто плечо, сломано три ребра, я потерял почти два литра крови, а на шею пришлось наложить около 60 швов. Почти сразу после того, как я очнулся, меня допросила пара полицейских, решивших, что я стал жертвой ограбления. Когда я рассказал им правду, они чуть не арестовали меня на месте за дачу ложных показаний. Они, конечно, решили, что я сошёл с ума. Да я и сам бы так подумал, будь я на их месте. Врачи оставили меня в больнице ещё на несколько дней для психиатрического освидетельствования. Когда они постановили, что я не представляю угрозы ни для себя, ни для окружающих, то отпустили меня на все четыре стороны, порекомендовав взять отпуск, что я и сделал.

Я скопил немного денег и решил отправиться в круиз на роскошном лайнере. Вообще, я с опаской отношусь к океанским путешествиям, но мой дядя, который уже плавал на таких кораблях, очень их нахваливал. И, по большей части, всё и правда было замечательно. Еда была вкусной, номера – удобными, и мы посетили несколько прекрасных тропических островов.

Я настолько расслабился, что почти забыл о том, через что мне довелось пройти. Когда мы уже отправлялись в обратный путь, сотрудники службы безопасности корабля принялись искать безбилетника. Они не знали, кто он и откуда, им было только известно, что это долговязый лысый мужчина в солнцезащитных очках. Они предупредили пассажиров, чтобы те не спускали с него глаз.

Однажды вечером я был в столовой и мельком увидел человека, подходившего под это описание, который накладывал в тарелку салат из морепродуктов. Это был самый обычный парень в белой рубашке-поло и светло-коричневых брюках. Забавно, подумал я, что он уносит тарелку с собой, а не ест в столовой. Я последовал за ним на палубу. Мне стало любопытно, и я решил с ним заговорить.

- Ты тот самый безбилетник, да? Они тебя ищут, ты знаешь?

На его лице появилось озабоченное выражение, и, прежде чем я успел крикнуть «Человек за бортом!», он перемахнул через перила, как был, с тарелкой морепродуктов и всем остальным. С лодки прыгал человек – самый обыкновенный человек. Но то, что упало в воду, человеком уже не являлось. Белая рубашка-поло и светло-коричневые брюки скрылись под водой и в следующую секунду всплыли на поверхность.

Многие существа прибегают к мимикрии, чтобы ввести в заблуждение хищников или потенциальную добычу. Кукурузная змея пользуется своей окраской, схожей с окраской ядовитой коралловой змеи, чтобы отпугнуть хищников. «Красный к жёлтому – спасения нет, красный к чёрному – яда нет». У некоторых бабочек на крыльях есть отметины, похожие на совиные морды, которые служат той же цели. Пауки-муравьи напоминают формой туловища своих тёзок-насекомых и даже размахивают своими передними лапками, будто усиками, чтобы обмануть колонию и заставить её поверить, что это один из своих, чтобы паук мог спокойно охотиться на самих муравьёв или на их скот, тлей, будто волк в овечьей шкуре.

Человеку известно только одно животное, которое, в зависимости от ситуации, может имитировать множество других существ. Когда поблизости появляется зверь, который охотится на осьминога-мимика, тот меняет форму и цвет своего тела, чтобы принять облик того существа, которое хищник не станет есть. Когда на его территорию забредает добыча, он притворяется существом, которого жертва не боится, возможно, даже того же вида, что и сама жертва. Иногда это камбала, иногда креветка-богомол, иногда ядовитая морская змея. У них довольно обширный репертуар. Обладая недюжинным интеллектом, возможно, самым высоким среди беспозвоночных, они и по сей день шокируют исследователей своими навыками.

Их привычная среда обитания и источники пищи находятся под угрозой из-за жадности человечества, и они могут найти новые способы выжить.

Я знаю, что они просто пытаются выжить. Я знаю, что во всём, чёрт побери, виноваты мы сами. Но мне от этого не легче. Каждый раз, встречаясь с кем-то взглядом, я боюсь снова увидеть эту ужасающую чёрно-золотую бездну.

Я не видел океан уже много лет. Я получил диплом журналиста и работаю в информационном агентстве в Киргизии. Это страна, не имеющая выходов к морю. Наверное, это вообще самое удалённое от океана место, какое только можно найти.

Тут жарко, сухо и скучно.

И дай-то Бог, чтобы так было и впредь.

P.S. Thaumoctopus mimicus - реально существующее животное. И да, если верить википедии, он действительно может имитировать представителей самых разных видов. Удивительное существо.

P.P.S. На правах рекламы: продолжает переводить автобиографию Руди Рюкера, почитать можно здесь. Если кто не в курсе, это американский математик и писатель, прапраправнук Гегеля (того самого), дважды лауреат Премии имени Филипа Киндреда Дика, один из "отцов" киберпанка", был лично знаком со многими знаковыми личностями, включая, например, Роберта Шекли и Уильяма Берроуза (который написал "Голый завтрак", не путать с Эдгаром Берроузом). Занимательнейшее чтиво, никогда ранее не публиковалось на русском.

Прошлый выпуск тут

Оригинал тут

.

.

.

Бонус: логотипы производителей андроидов

Пример продукции "Дженерал Роботикс"

Прошлый выпуск тут

Оригинал тут

Автор: Elliot Avery. Источник: https://bogleech.com/creepy/creepy13-captainslog

Журнал капитана, время миссии: 0Gs, 0Ms, 23ks, 551.34s

Мы вышли на орбиту без происшествий и теперь двигаемся к окраине системы. С ядерным приводом нам понадобится всего месяц, чтобы достичь межзвездного пространства. Конечно, потом пройдёт ещё три столетия, пока мы не достигнем нашей цели. Подумать только, всего несколько лет назад эта миссия была бы невозможна, но с новыми наномашинами нам не придётся беспокоиться о смерти от старости по дороге.

Я также хотел бы еще раз официально заявить о своем категорическом несогласии с предложенными президентом и министром науки и технологий идеями о колонизации новой планеты. Еще одна планета, несущая жизнь, является бесценным сокровищем, и, кроме того, я считаю, что изучение того, как эволюционировали местные формы жизни, чтобы справиться с вызовами окружающей среды, в конечном итоге окажется более полезным для нашей цивилизации с точки зрения полученных научных и практических знаний, чем дополнительное жизненное пространство.

Да, достижения медицины позволили многократно увеличить продолжительность нашей жизни, что породило множество проблем, связанных с перенаселением, но эти проблемы гораздо эффективнее решаются с помощью терраформирования и космических поселений, несмотря на длительные сроки их строительства.

В конце концов, что такое несколько веков для расы бессмертных?

...

Журнал капитана, время миссии: 0Gs, 27Ms, 13ks, 522.00s

Мы преодолели облако космического мусора на краю системы и теперь официально находимся в глубоком космосе. Мы устроили небольшой праздник по этому поводу, с выпивкой. Какой-то крепкий самогон, который ребята из лаборатории приготовили с помощью дистилляционных систем корабля. Пахнет как мебельная полироль, а на вкус еще хуже, но отлично бьёт по мозгам.

Если серьёзно, я немного беспокоюсь о нашем моральном духе. Некоторые члены экипажа жалуются на то, что выбранная траектория не позволит нам подойти к внешним планетам достаточно близко, чтобы хорошенько их рассмотреть. Если их так беспокоит скука после месяца пребывания в космосе, то какими же будут следующие триста лет? Надеюсь, корабельной библиотеки хватит, чтобы всех развлечь.

...

Журнал капитана, время миссии 2Гс, 75Мс, 999к, 259.02с

Я уже прочитал все книги, просмотрел все фильмы и прошёл все возможные варианты сюжета в каждой видеоигре, что была в корабельном компьютере, как и большая часть членов экипажа.

Мы не преодолели ещё и четверти пути. Надеюсь, мы найдём, чем себя занять на оставшуюся часть путешествия.

...

Журнал капитана, время миссии 3Gs, 439Ms, 32ks, 9.03s

Во что мы превратились?

Или это всегда в нас было? И сейчас просто вышло на поверхность?

Скука и изоляция сделали нас такими, или это всегда таилось в глубине души? Дикие звери, спрятанные под слоями одежды, под маской слов и гаджетов, которые просто выжидали своего часа, чтобы выбраться наружу?

Хуже всего то, что я сам поощрял их. Я сам говорил им, что они должны писать свои собственные истории, программировать свои собственные игры, делиться своими фантазиями друг с другом. Я не знал, во что это выльется. Я не знал, что таится внутри нас.

Все начиналось довольно невинно. Мы фантазировали, мы придумывали забавные маленькие игрушки, и на какое-то время этого было достаточно, чтобы забыть о скуке. Всё стало сложнее, когда некоторые члены экипажа начали разыгрывать свои истории друг с другом. Часто эти сценки и игры заканчивались… неприятно. Старая вражда, неприязнь и накопившееся разочарование выходили на первый план. Всё чаще дело доходило до драк, которые становились всё более частыми и жестокими.

Я думаю, всё стало по-настоящему плохо, когда кто-то из ремонтной бригады, я уже забыл, кто именно, вогнал лазерный резак кому-то в глаз.

Сначала все были шокированы этим. Но потом его глаз начал отрастать обратно. Наномашинные импланты. К тому же, всё, что они не могли починить сами, можно было подлатать в лазарете. Эти чёртовы машины. Они – причина всего этого. Если бы не они, мы бы вообще не отправились в это проклятое путешествие.

Видите ли, мы никогда не задумывались об этом раньше, чувствуя себя самодовольно-цивилизованными, как и всегда, но регенеративные нанотехнологии, которыми мы теперь обладали, дали нам возможность не беспокоиться не только о старости, но и об обычных травмах. И это изменило всё в худшую сторону.

Литература и книги оказались почти забыты. Плоть – вот новое развлечение. Плоть друг друга и своя собственная.

Мне не нравится то, что с нами происходит. Дисциплина ещё сохраняется, и члены экипажа продолжают выполнять свои обязанности, если отдать им приказ, но мне не нравится то, что происходит с экипажем. Чёрствость, извращения. Мне не нравится то, что происходит со мной самим.

Я чувствовал, как глазное яблоко лопается у меня в ладони. Холодная, черная жидкость текла между пальцев. Я глубоко вгрызался в собственную плоть и ласкал свои внутренние органы, как будто они были вторичными половыми признаками. Я разбил все зеркала в своей каюте, чтобы не смотреть на то жалкое существо, что глядело на меня из них.

Я должен положить этому конец, сказать им, что эта болезнь зашла слишком далеко, но я знаю, что единственным возможным результатом будет мятеж. Глядя на голодных хищников, поджидающих меня каждый раз, когда я обращаюсь к своей команде, я не сомневаюсь, что стоит мне только подумать о том, чтобы лишить их этих мерзких развлечений, они будут вполне способны подвергнуть меня всем возможным пыткам, пока, наконец, милостиво не позволят мне умереть настоящей смертью.

Но я все равно испытываю сильное искушение сделать это.

...

Журнал капитана, время выполнения миссии: 4Gs, 52Ms, 334ks, 10.23s

Интересно, что они подумают о нас, когда мы прибудем туда. Если на той водной планете, вращающейся вокруг далекой звезды, есть разумная жизнь, что они скажут, когда узнают, какие мы на самом деле?

Будь я на их месте, я бы ужаснулся. Не от того, что мы можем сделать с ними, со всеми нашими технологиями, а от того, насколько маленькими и хрупкими могут быть умы даже таких развитых существ. Как безгранична Вселенная.

...

Журнал капитана, время миссии: 4Gs, 989Ms, 9ks, 785.11s

Вдобавок ко всему, похоже, среди членов экипажа вспыхнула какая-то новая болезнь, с которой, по-видимому, не могут справиться даже наномашины. Без видимых причин у нескольких членов экипажа развилась тяжелая антероградная амнезия. Их мозг перестал формировать новые воспоминания. В лазарете мы ухаживаем за ними как можем, но врачи пока не уверены в причине, и это всех пугает.

С другой стороны, возможно, я смогу использовать этот страх в своих интересах. Скажу членам экипажа, что причина в этих садомазохистских играх, и начну снова приводить этих дегенератов в форму.

...

Журнал капитана, время выполнения миссии: 4Gs, 995Ms, 344ks, 59.03s

Я боюсь.

Врачи полагают, что разобрались в причинах происходящего. Это не имеет никакого отношения к извращенным играм плоти экипажа, по крайней мере, не напрямую. Однако главная причина та же. Эти чертовы дураки, создавшие наномашины, даже не подумали проверить, не случится ли чего-нибудь подобного. Подумать только, всё может закончиться таким образом.

У пациентов просто заканчивается память. Как у старого компьютера. Наш мозг развивался, исходя из предпосылки, что продолжительность жизни будет ограничена примерно сотней лет, или даже меньше. И, в отличие от компьютера, это не просто вопрос удаления ненужных файлов. Вы никогда ничего по-настоящему не забываете. Во всяком случае, если не происходит какого-то катастрофического повреждения мозга.

Если команда медиков не придумает способ освободить больше места в нашем мозгу, не приводя при этом к повреждению когнитивных функций, мы все станем жертвами амнезии, один за другим.

Боже мой. Подумать только, я могу никогда не увидеть чудеса, которые таит в себе этот новый мир. И последнее, что я буду помнить, это вивисекции и содомия...

...

Журнал исполняющего обязанности капитана, время миссии: 5Gs, 2Ms, 221ks, 459.03s

Капитан мертв. Похоже, самоубийство. Распылил себя в главном реакторе. Полагаю, он не хотел рисковать, справедливо полагая, что в иных случаях в лазарете его смогут оживить. Он не единственный. У нас уже было три других самоубийства и десять попыток. Как первый офицер, с этого момента я беру командование на себя.

Что касается меня, не могу сказать, что я так уж опечален потерей моего предшественника. Он был самодовольным, самоуверенным болваном с комплексом мессии, и я не буду о нём скучать. Остальные члены экипажа со мной согласны. Я не удивлюсь, если его самоубийство окажется не совсем самоубийством. Впрочем, мне это не слишком интересно.

Никогда не понимал, почему этого мелкого засранца повысили раньше меня. У меня на десять лет больше стаж, и всё такое.

...

Журнал исполняющего обязанности капитана, время миссии: 5Gs, 2Ms, 300ks, 99.08s

Мы прошли больше половины пути. Надо устроить какую-нибудь вечеринку. Отвлечь экипаж от всего происходящего.

...

Журнал исполняющего обязанности капитана, время миссии: 5Gs, 2Ms, 610ks, 4.18s

Мы прошли больше половины пути. Надо устроить какую-нибудь вечеринку. Отвлечь экипаж от всего происходящего.

...

Журнал исполняющего обязанности капитана, время миссии: 5Gs, 2Ms, 801ks, 233.82s

Мы прошли больше половины пути. Надо бы устроить какую-нибудь вечеринку. Отвлечь экипаж от всего происходящего.

...

Журнал исполняющего обязанности капитана, время миссии: 5Gs, 2Ms, 944ks, 500.02s

Я только что просмотрел предыдущие записи. О боже. Господи, помоги мне. Это случилось и со мной. О боже.

...

Журнал исполняющего обязанности капитана, время миссии: 5Gs, 2Ms, 993ks, 332.33s

Мы прошли больше половины пути. Надо устроить какую-нибудь вечеринку. Отвлечь экипаж от всего происходящего.

...

Журнал второго исполняющего обязанности капитана, время миссии: 5Gs, 3Ms, 223ks, 999.21s

Ну, медицинскому персоналу все ещё не удалось вылечить случаи амнезии, но они придумали временную меру. Они говорят, что смогут погрузить всех в гибернацию, пока мы не достигнем планеты. Им стоило бы придумать, как это сделать, в начале миссии.

Они говорят, что есть 30% шанс, что некоторые из нас не проснутся. Ну и что?

...

Журнал третьего исполняющего обязанности капитана, время миссии: ERROR

Не все пережили выход из гибернации, но мы справились. Некоторые системы корабля вышли из строя с тех пор, как мы оставили его на автопилоте, но мы все так рады, что наконец-то наш путь завершён.

Это прекрасная планета, гораздо более очаровательная, чем всё то, что представляли себе наши художники: несколько больших континентов, окруженных огромными океанами, находящимися в постоянном движении под действием приливных сил, создаваемых единственной луной этой планеты, и всё это кишит жизнью.

Обнаруженные представители местной фауны вызывают восхищение. Оказалось, что на планете есть аналоги тетраподных позвоночных, распространённых в нашем мире, включая, по-видимому, разумный, хотя и примитивный вид, очень похожий на нас. Интересно, это просто конвергентная эволюция в действии, или гипотеза панспермии все-таки верна? Полагаю, мы узнаем больше после сбора образцов.

Всё это так увлекательно. Возможно, всё, что нам пришлось пережить, было не напрасно.

...

Журнал третьего исполняющего обязанности капитана, время миссии с момента приземления на планету: 0Gs, 0Ms, 993ks, 88.08s

Я знаю, что для настоящего биолога вроде меня неправильно испытывать искреннее отвращение к любому из созданий природы, какими бы странными они ни были, но чем ближе я знакомлюсь с жизнью этого мира, тем больший ужас меня охватывает.

Хотя мы тоже состоим из углерода и имеем схожее с ними, в общих чертах, строение тела, на этом сходство между нами и аборигенами заканчивается. До сих пор мы экспериментировали на двух существах: одно было представителем разумной формы жизни, мы взяли его из гнезда, которое оно сделало из высушенных трупов крупных, стационарных, фотосинтезирующих организмов, покрывающих большую часть континента, а второе – гораздо более крупным четвероногим позвоночным, которое, очевидно, является какой-то формой домашнего скота, одомашненной более мелкими существами.

На шкурах обоих организмов были какие-то странные волокна, растущие из них в большом количестве, причём у четвероногого их было больше. Двуногие покрыты этими волокнами более скудно, хотя безволосые части их шкуры выделяли токсичное масло со слабо выраженным разъедающим эффектом, после контакта с которым один из членов экипажа, прикоснувшийся к открытой коже образца, был вынужден отправиться в лазарет с химическими ожогами. Молекулярный анализ показал, что химическое вещество, которое они используют для хранения генетической информации, имеет высокую кислотность. Мы не могли такого даже предположить, хотя, оглядываясь назад, могу сказать, что это не выглядит так уж невероятно: реактивность химических веществ на обоих концах шкалы ph подходит для этой цели одинаково хорошо.

Но что меня больше всего поражает в аборигенах, так это глаза. Их основные фоторецепторные органы, опять же, не отличаются от наших с точки зрения грубой физиологии, но я нахожу их окраску... тревожной. Белый. Неприятный, призрачно-белый, с темной сетчаткой и зрачком в центре, глаз. Он напоминает мне какого-то маленького кровососущего беспозвоночного, плавающего в стакане. Я полагаю, разница в цвете обусловлена преобладанием цинка в тканях глаза, что, вероятно, является следствием недостатка осмия в литосфере планеты.

Кроме того, мне кажется странным и отвратительным наличие у двуногих лишних пальцев. Зачем им целых пять? Это ведь неэффективно.

Ещё один тревожный момент: некоторые из членов экипажа начали... играть с четвероногим, прежде чем отправить его обратно. С тех пор, как мы прибыли сюда, на борту всё стало гораздо цивилизованнее, но старые привычки трудно переломить. Еще один член экипажа умер от антероградной амнезии. Я надеюсь, врачи скоро что-нибудь придумают. Возможно, изучение нервной ткани аборигенов даст ответы. Нам нужно собрать больше образцов.

...

Журнал третьего исполняющего обязанности капитана, время миссии с момента приземления на планету: 0Gs, 2Ms, 343ks, 28.77s

Сегодня мы собираемся взять ещё один образец. Надеюсь, мы сможем получить от него всё, что нам нужно, и как можно быстрее выбросим обратно, мне не нравится, когда эти жуткие штуки находятся на моем корабле.

Кроме того, мне бы очень хотелось, чтобы экипаж прекратил без нужды мучить скот аборигенов.

...

Журнал третьего исполняющего обязанности капитана, время миссии с момента приземления на планету: 0Gs, 44Ms, 422ks, 900.71s

Сегодня мы собираемся взять ещё один образец. Надеюсь, мы сможем получить от него всё, что нам нужно, и как можно быстрее выбросим обратно, мне не нравится, когда эти жуткие штуки находятся на моем корабле.

Кроме того, мне бы очень хотелось, чтобы экипаж прекратил без нужды мучить скот аборигенов.

...

Журнал третьего исполняющего обязанности капитана, время миссии с момента приземления на планету: 10Gs, 552Ms, 777ks, 12.08s

Сегодня мы собираемся взять ещё один образец. Надеюсь, мы сможем получить от него всё, что нам нужно, и как можно быстрее выбросим обратно, мне не нравится, когда эти жуткие штуки находятся на моем корабле.

Кроме того, мне бы очень хотелось, чтобы экипаж прекратил без нужды мучить скот аборигенов.

...

Журнал третьего исполняющего обязанности капитана, время миссии с момента приземления на планету: 999Gs, 999Ms, 999ks, 999.99s

Сегодня мы собираемся взять ещё один образец...

Прошлый выпуск тут

Оригинал тут

В квартире было тихо, если не считать шума кипящей в чайнике воды. Дерек подождал, пока она закипит, а затем разлил в две кружки, стоявшие на столе.

– Я верю тебе, – сказал он, – к слову говоря.

Он выкинул чайные пакетики и налил в чай молоко.

– Ты не обязан, – сказала я, – понимаю, это сумасшествие.

Стащив одеяло с дивана, я поплотнее в него закуталась. Я слишком сильно дрожала, чтобы снять сырую одежду, и единственное, что меня грело – это одеяло, старая батарея и пар от кружки чая, которую Дерек поставил передо мной.

– Ты не обязан мне верить, – повторила я, – знаю, возможно, ты даже не веришь в Ад. И тем более, в то, что они будут искать работников в Корке.

Чай обжигал нёбо. На глаза навернулись слезы.

Дерек выглядел безразличным. Сейчас, когда слезы высохли, кожа под его глазами казалась болезненно серой. Он глядел в кружку.

– Нет, я тебе верю. Не знаю, на самом деле, верю ли я в Ад. Или Рай. Просто никогда не думал об этом. Но я верю в странные вещи, которые мы не можем и не хотим видеть. Я знаю, что ты тоже в это веришь. И то, что случилось сегодня – это странно, но думаю, что реально.

Я сглотнула. Руки, сжимающие кружку, покрылись липким потом. Дерек видел женщину, Мэри, утащившую меня в реку. Для него это выглядело, как будто я исчезла всего на несколько минут. Но на самом деле, я переправилась через реку, прошла собеседование в Ад, и вернулась в ту же самую точку, из которой испарилась. Я хотела задержаться на том, насколько это необъяснимо, но мы оба вышли за границы разума – времени, сфер, реальности. Казалось, было проще принять, что реальность, в которой мы жили двадцать девять лет, разрушена.

– Когда у меня было, эм, собеседование, – тихо сказала я, – казалось, он знает обо мне все. Он знал мое имя, и, не знаю, знаешь ли ты об этом, что я разговаривала с бабушкой, хотя она уже умерла.

Дерек кивнул.

– Я знаю, – сказал он, – после ее смерти, несколько раз слышал, как ты разговаривала в своей комнате. Казалось, что там действительно есть кто-то еще.

Он встретился со мной взглядом, оторвавшись от отражения в своей кружке.

– Вот почему я уверен, что это взаправду, – сказал он, – я знаю, что ты видишь вещи, которые больше никто не видит. Будь это Ад или другое волшебное место, есть причина, по которой ты нужна им в команде. Ты видишь все.

Я кивнула, сделав еще глоток чая. И задумалась, что это значит, что я нужна Аду. Это значит, что я злая? Достаточно плохая и бесчувственная, чтобы работать в таком злом месте?

И тут на кухню вошла Лили, наша соседка. Она проводила большую часть времени у окна, с сигаретой или травкой, и спускалась вниз только чтобы приготовить макароны. Как и всегда, она была одета в сиреневую атласную ночнушку, которая обтягивала живот и сползала с плечей, как будто Лили собиралась показывать стриптиз. Волосы собраны в растрепанный пучок.

–О, – сказала она, – ты в порядке? Выглядишь расстроенной.

– Все прекрасно, – солгала я, растягивая губы в натянутой улыбке, – просто попала под дождь, вот и все.

Дерек помог мне снять мокрую одежду и принять душ. Три минуты я наслаждалась горячей водой, чувствуя, как она течет по спине и ногам, как капли путаются в волосках на крепко сцепленных на животе руках.

Когда Дерек выключил свет, и я легла спать, мозг кипел. Желудок сжимался от ужаса при мысли, что завтра снова нужно будет встретиться с Мелвином под мигающим фонарем. В голове роились планы выхода из ситуации, мысли мелькали как калейдоскоп.

Чем больше меня поглощала паника, тем больше я осознавала, что в глубине души воодушевлена силой, которой теперь обладала, чем бы это ни было.

На следующий день я проснулась рано и сидела за столом на кухне, дрожа над кружкой чая. Глаза отказывались на чем-либо фокусироваться. Примерно час спустя, спотыкаясь, вошел Дерек, запустив пальцы в лохматые волосы.

– Ты в порядке? – сонно спросил он. Я не смогла заставить себя ответить ему.

– Готова к знаменательному дню?  – снова попробовал он, как будто я отправлялась в Дебс или на выпускной.

– Если честно, не совсем понимаю, во что я ввязалась, – прошептала я. Пар кружился над моей кружкой с чаем, хотя я не трогала ее почти час.

– Ты всегда можешь отказаться от этой идеи и пойти со мной на концерт, – предложил Дерек.

– О нет, – сказала я, – прости, забыла, что он сегодня.

– Все в порядке, – сказал он, открывая холодильник, – я уверен, они приедут еще.

Вечером, за пятнадцать минут до заката, мы вышли из дома. Дерек надел кожаную куртку, которую практически не снимал во время учебы в колледже, но теперь почти не носил. Я убедила его идти на концерт без меня, зная, что он наслаждается в каком-то тускло освещенном месте, мне определенно было бы проще пережить первый день работы в Аду.

В этот раз мы отправились к обозначенному фонарю кратчайшим путем. Теперь я видела мерцание с другой стороны улицы, освещающее нарисованного на японском кафе дракона. Приблизившись, я увидела Мелвина, одетого в коричневый брезентовый плащ поверх делового костюма из темно-бордового атласа.

Увидев нас, он посмотрел на часы.

– Вовремя, я полагаю, – сказал он.

Он посмотрел на меня, потом на Дерека, затем снова на меня.

– Надеюсь, этот смертный юноша не собирается присоединиться к нам? – грубо спросил он.

– Нет, – сказала, повернувшись к Дереку. Он обнял меня до боли в костях, и я прижалась к нему так, словно от этого зависела моя жизнь.

– Я буду на концерте, но телефон всегда будет со мной, если я буду тебе нужен, – прошептал он.

– Не думаю, что у меня будет связь, но не волнуйся, – успокоила я его. Он смотрел на меня широко распахнутыми, встревоженными глазами, но, странным образом, будто бы с гордостью.

– Тебе пора, – сказала я, в последний раз сжав его руку. Он кивнул мне, Мелвину, и растворился в сумерках.

Мелвин не сказал ни слова, только смотрел на Дерека, удаляющегося вниз по улице, пока не убедился, что он отошел достаточно далеко.

– Хорошо, – сказал он, – теперь можем приступать к работе.

Он снял толстый кожаный портфель и поставил на землю. Внутри была куча бумаг и подшитых отчетов. Он протянул мне блестящую заламинированную инструкцию в дешевом пластиковом переплете.

Процесс Доставки: руководство для новичков.

– Это тебе для легкого чтения, – сказал он. – Уже скоро, наша первая душа должна скоро прибыть.

Я посмотрела на него, держа руководство в руках.

– Что вы сказали, душа? – спросила я.

– Вот увидишь, они покажутся тебе нормальными, – сказал он, выуживая из кармана плаща упаковку самокруток и закуривая одну. – Дерьмо! Чуть не забыл, – воскликнул он, наклоняясь, чтобы достать из портфеля что-то еще. Кончик зажженной сигареты у него во рту подпрыгивал, как буек в темной воде.

Он вытащил кусок мягкого, закругленного дерева и протянул мне. Это был череп, или, вернее, маска в виде черепа. В ней было два отверстия для глаз и круглые серые зубы, прикрепленные к нижней части. Маска выглядела древней и принадлежащей какому-нибудь племени.

– Ты должна надеть это, – сказал Мелвин.

Я посмотрела на выглядящую первобытно реликвию смерти в руках.

– Подождите, – сказала я, – так я, типа, мрачный жнец?

Мелвин посмотрел на меня с отвращением, стряхивая с сигареты пепел.

– Не будь такой старомодной, – сказал он, – плюс, я нахожу косы немного устаревшими, ты так не считаешь?

Я надела маску на лицо как раз в тот момент, когда кто-то появился под фонарем. Это был молодой мужчина, может двадцати-тридцати лет, с неровной стрижкой и нетвердой, словно пьяной, походкой

– Здарово, – он поприветствовал нас, стоя под мигающим фонарем. – Как дела?

Мелвин окинул его взглядом.

– Угостите сигареткой? – спросил мужчина, указывая на сигарету Мелвина.

– Нет, – сказал Мелвин, – открой рот.

Мужчина подчинился, обнажив полный рот сколотых зубов, некоторые из которых отсутствовали.

– Проверь под языком, – проинструктировал Мелвин.

– Можете, пожалуйста, поднять язык? – спросила я, смущаясь, будто была подростком-стоматологом.

Он поднял розовый язык, под ним сверкнула золотая искра, приютившаяся в щели липкого мягкого неба.

– Возьми ее, – проинструктировал Мелвин.

Я потянулась к нему в рот и вытащила монету, покрытую нитями слюны.

– Монеты нужны для платы за переправу на ту сторону, – сказал Мелвин, – переверни ее, и посмотри, что там сзади.

Я перевернула ее, испачкав пальцы склизкой слюной. На обратной стороне была пятиконечная звезда в круге.

– У него на монете пентаграмма, значит он отправляется в Рай, – сказал Мелвин, – если бы звезды не было, мы бы забрали его в Ад.

Я потерла монету пальцами. Она была гладкая и ребристая. В ней отражалось мерцание фонаря.

– Проблемы возникают, когда душа является без монеты, – сказал Мелвин медленным, назидательным тоном. – Конечно, в последнее время мы часто сталкиваемся с этой проблемой. Это означает, что их нельзя забирать или наоборот, у них забрали монету. Когда такое случается, мы можем вызвать семью души. Мы встречали много подлых членов семьи, которые крали монеты у мертвых и пытались заложить их в ломбард. По очевидным причинам, это неприемлемо ни при каких обстоятельствах. Ты сама должна возвращать украденные монеты.

Затем Мелвин сделал широкий жест в сторону реки. Тогда я заметила, что гондола, на которой Мэри перевозила меня прошлой ночью, снова привязана к лестнице в реке. Миниатюрные мачты в стиле викингов, покачивались, глядя на течение.

– Не пора ли нам? – спросил Мелвин.

Душа молчала, пока мы перевозили ее по реке цвета индиго, мы с Мелвином стояли рядом со штурвалом маленькой лодки и гребли по очереди. Я остро ощущала маску на лице – гладкое потертое дерево, лежало на мне, как окостеневшая рука древнего бога. Вместо того, чтобы отправиться в офис в контейнере, Мелвин объяснил, что мы проследуем по реке на восток, туда, где река впадает в море.

Пейзажи, похожие на сон, сливались воедино под тусклым светом Луны, затемненным плотным облаком тумана. Было трудно что-либо разобрать. Я видела Блэкрок Касл, его царственные камни сливались с небом. Коряги прибивались к берегам, оставляя на песке рябь. Блеск морского стекла вдоль берега был гораздо ближе и ярче к нам, чем закрытые церкви и дома, уединившиеся внутри материка, было абсолютно понятно, что эти земные миражи повседневной жизни находились в другом мире, лежали за пределами досягаемости.

Я оглянулась на душу, чтобы посмотреть, воспринимает ли он все это так же, и напуган ли осознанием того, что этот город никогда больше не станет для него реальным, но он выглядел спокойным. Мужчина задумчиво смотрел на ускользающий пейзаж, руки лежали на коленях, большие коричневые штаны колыхались на ночном ветру. Все, что он оставил в этом призрачном мире, сейчас лежало за берегом и не беспокоило его.

– Хорошо, – внезапно сказал Мелвин, протягивая мне весло, – ты видишь синюю точку на горизонте?

Я прищурилась сквозь прорези маски. Шар света, как звезда, отразился на границе моего зрения.

– Да, – сказала я, – вижу.

– Греби туда. Там осуществим передачу.

Весло легко разрезало воду. Я гребла вперед к свету, чувствуя головокружение и силу, как ребенок, плывущий на доске. Мы скользили по реке, которая противоречила расстоянию и времени. Когда маленькие скалы и песчаные берега Ли уступили место океану, казалось, прилив с силой потащил нас к берегу. Мы приближались к голубому свету, который сейчас казался ровным и широким, как биолюминесцентный бассейн, Мелвин постоянно разглаживал свой пиджак. Когда мы приблизились к краю, я заметила посередине другую лодку.

– Хорошо, стой, – сказал Мелвин, подняв руки, чтобы остановить меня. Я перестала грести и почувствовала, как лодка дает путь оживленным волнам. Мы покачивались из стороны в сторону на поверхности.

На некотором расстоянии от нас стояла другая лодка, совершенно неподвижная. Это была гондола такой же формы, как наша, но в ней стоял только один человек. На нем тоже была маска, но не такая, как у меня, а квадратная, как маска сварщика, с серебряными полосами вокруг глаз. На его спине в лунном свете блестело что-то серебряное и похожее на ветви.

– Дальше я сам, – сказал Мелвин, протягиваясь ко мне, чтобы взять весло.

Голубой свет сиял под нами, словно в море светила луна. Когда мы появились, фигура перед нами сохранила неподвижность. Что до души – казалось, он испугался незнакомца в потусторонней маске не больше, чем меня.

– Итак, мы привезли его в Рай, – громковато объявил Мелвин.

Фигура в маске подняла душу и помогла перебраться с одной лодки на другую, не обращая внимания на Мелвина. С душой на борту, фигура взмахнула веслом и погрузила его в воду.

Мелвин посмотрел на часы.

– Ваше здоровье. Увидимся позже, – сказал он, не глядя в серебряные прорези, где должны были быть глаза незнакомца.

– Поехали, – прошептал он и разрезал воду веслом, разворачивая нас обратно.

Когда мы удалились от сияющего бассейна, я повернулась к Мелвину.

– Кто это был? – спросила я сквозь стиснутые зубы.

– А, да. Это посланник Небес, он молчалив. Думай о работе, а не о Рае.

– Типа ангел? – спросила я.

Он обернулся и бросил на меня заинтересованный взгляд.

– Ты привязана к стереотипам, не так ли? – спросил он.

Я пожала плечами. Становилось холодно.

Когда мы пришвартовались под фонарем, Мелвин сказал, что я должна перевезти следующую душу. Маска все еще была надежно прикреплена к лицу, я чувствовала, как дерево давит на скулы.

Я стояла, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони и ждала, что кто-нибудь появится. Смотрела на людей, переходящих мост один за другим, пытаясь различить, не направляется ли кто-нибудь из них ко мне. Как будто ждала автобус, который должен появиться из-за угла. Кого из них я должна перевезти в загробную жизнь, есть ли в их лицах что-нибудь, чтобы это понять?

Мелвин молчал, и я смотрела сквозь туман, поднимающийся над рекой и оседающий вокруг невысоких зданий. Он стоял под фонарем, непрерывно куря сигареты и стряхивая пылающие оранжевые окурки в реку, где они превращались в пузырьки пепла.

Я наблюдала, как он совершает этот ритуал зажигания, затягивания и стряхивания, как почувствовала, что кто-то приближается ко мне. Я отвернулась от моста к лестнице, той самой, по которой я спускалась два дня подряд, чтобы встретиться с коллегами из Ада. Там шел мальчик с черными волосами, его скулы выдавались вперед, будто он кусал себя за щеки изнутри. Парень смотрел прямо на меня.

Ему было не больше шестнадцати или семнадцати, в темноте было сложно определить. Он неторопливо приближался, его лицо обрамляли острые пики черных волос. Глаза были водянистыми, но он не сводил их с меня. Мальчик остановился под мерцающим светом. Фонарь отбрасывал на его тело длинные диагональные тени, похожие на шрамы.

Я посмотрела на Мелвина, но он только кивнул мне и стряхнул пепел с сигареты. Я сжала кулаки.

– Открой рот, – сказала я мальчику. Мой голос был тихим, но твердым.

Он повиновался. Клыки были острыми, а передние зубы ребристыми там, где стерлась эмаль.

– Подними язык.

Монета была на месте, но выглядела тусклой и зеленой в тени. На ней не было гравировки. Я взяла ее пальцами и перевернула, закрыв глаза. Я очень хотела увидеть спасительную пентаграмму на другой стороне. Так сильно хотела увидеть, что выжгла ее изображение перед глазами, надеясь, что она проявится. Но, когда я посмотрела на монету, обратная сторона оказалась пуста. Снова перевернула ее, чтобы убедиться, но нет. Этот мальчик отправлялся в Ад.

Ветер с реки принес новую порцию прохлады. Я была благодарна, что на мне маска, потому что если бы ее не было, мальчик увидел бы, как вытянулось мое лицо и догадался бы о своей судьбе.

– Садись в лодку, – уверенно сказала я, указывая на гондолу, дрейфующую на воде.

Мелвин позволил мне грести всю дорогу, хотя мои руки дрожали, и я ненамеренно бросала лодку из стороны в сторону. Я старалась не смотреть на мальчика. Он излучал ауру беспокойства, я чувствовала это, даже не глядя на него. Когда мы приблизились к устью реки, я повернулась к Мелвину.

– Так куда мы, ну знаете, его передадим? Туда же? – спросила я, стараясь не озвучивать судьбу мальчика.

– Нет, – Мелвин принюхался, – это твоя работа. Ты перевозчик. Доплыви до того места, где мы были раньше и остановись. Я скажу тебе, что делать.

Я подчинилась ему, не проронив ни слова. На краткое время мне пришло в голову, что я могу действительно увидеть Ад. Как подготовить ребенка к такому? Я чуть не уронила весло в реку, задумавшись о потусторонних сторонах моей новой работы.

Вскоре мы приблизились к синей туманной воде, где я передала предыдущую душу ангелу. Однако мы по-прежнему оставались единственной лодкой в поле зрения.

– Сосредоточься, – сказал Мелвин, – изо всех сил. Закрой глаза.

Я оглянулась на мальчика, и тут же об этом пожалела. Его кадык заметно дрожал, единственный признак дискомфорта за каменным выражением лица. Лицо выражало решительность, словно он был ранен в бою и стоял на коленях, схватившись за рану и пытаясь умереть с честью.

Я крепко зажмурилась. Видения из "Ада Данте" горели перед глазами. Я представила Ад, в который доставила ребенка, скрежет зубов, все пылает в огне, всюду кровь и мышцы, оторванные от костей. Я думала о том, что он должен был сделать, чтобы заслужить такое, что я должна была сделать, чтобы быть коллегой Дьявола.

Я услышала звук, как будто вода разрушила дамбу, хотя ничего такого рядом не было. Открыв глаза, я увидела трещину в мире, всего в дюйме от нашей лодки. Черная линия тянулась поперек устья реки, потоки воды впадали в нее, как страницы складываются в корешок открытой книги.

Трещина расширялась и расширялась, отталкивая нас назад и заливая лодку водой. Теперь это было похоже на водопад на другой стороне, туман поднимался из необъятной темноты.

Лодка раскачивалась, я посмотрела на Мелвина. Рот распахнулся, хотя я не могла видеть через маску.

Мелвин отмахнулся от моего ступора.

– Это оно, – сказал он, – сюда мы его сбросим.

Я повернулась к мальчику. Его гордость испарилась, и сейчас он смотрел на меня в ужасе, его черные, как смоль, волосы, приклеились к лицу из-за тумана. Вцепившись обеими руками в край рубашки, он рухнул на корму лодки.

– Э-это не может быть правильно, – сказала я, лихорадочно тряся головой.

– Мне жаль, мальчик! – сказал Мелвин с излишним энтузиазмом, чтобы быть искренним. Он вытянул ногу и указал на парня носком парадной туфли.

– Поднимайся, – сказал он.

Теперь мальчик плакал, лицо скривилось, он медленно поднялся с колен, крепко держась руками за борта лодки. Он перевел взгляд на меня.

– Будет больно? – проскулил он, переводя взгляд с моей маски в глубокую темную пещеру перед ним.

– Не знаю, – честно ответила я. Я глянула на него на секунду и протянула ему руку.

– Можешь взять меня за руку, если станет легче, – предложила я. Он пристально посмотрел на меня, а потом на мою руку. Его взгляд задержался на моих ногтях, я забыла, что неделей раньше покрасила их в светло-розовый. На работе нам запрещали яркий маникюр.

Он вцепился в мою руку, влажной и холодной, но крепкой и отчаянной хваткой. Я поставила одну ногу на передний край лодки, почувствовав, как она прогнулась под моим весом. Мелвин призвал меня быть осторожнее. Я представила, как лодка опрокидывается в кратер, и мы втроем падаем в вечную тьму.

Мальчик поковылял к носу лодки. Мы ненадежно покачивались на краю пропасти, нос угрожающе висел над темнотой.

– Ты готов? – спросила я подростка, по-матерински сжав руку.

Он посмотрел на меня, прикусил губу и кивнул.

Он перекинул одну ногу за лодку, ощупывая воздух, как будто пытался сделать последний шаг по лестнице в темноте. Отпустил меня и уперся руками в край лодки, медленно перенося вес вперед.

В один момент он качнулся всем телом, и, разжав руки бросился в бездну. Он разрезал воздух как нож, руки вытянулись вдоль тела. Воздух взъерошил черные волосы, мальчик падал все ниже и ниже, пока не превратился в пятнышко, а затем исчез. Падение напоминало ракету, запускаемую в космос, осязаемость медленно растворяется в бесконечной темноте, пока не станет настолько маленькой, что вы с трудом можете вспомнить, насколько реальной она была, когда находилась перед вами.

Я приготовилась услышать удар о дно пропасти, но ничего не произошло. Я посмотрела на Мелвина, осознав, что на глаза навернулись слезы.

– Хорошо, здесь мы закончили, – сказал он, заглядывая в бездну, – думаю, можно идти.

Он хлопнул меня по спине, и я покачнулась всем телом. Я взяла весло и стала грести.

Большую часть мы преодолели молча, только мягкий плеск реки цвета индиго пел нам серенады. Это раздражало меня, и я решила, что не хочу больше молчать.

– Что в нем было такого плохого? – спросила я, глядя прямо перед собой. Во рту так пересохло что трудно было произносить слова.

– Прошу прощения? – спросил Мелвин с кормы.

– Этот мальчик. Что такого он сделал, что его отправили в Ад?

– Не знаю, я не соцработник, – сказал Мелвин. Я избегала смотреть на него, но слышала, что его губы сжимали сигарету.

– Он не выглядел плохим. То, что мы сделали с ним, кажется ужасно жестоким. Он был напуган.

– Да, ну, как и все мы, – пробормотал он.

В этот раз я повернулась к нему лицом.

– Вы думаете, это справедливо – вот так бросать детей в пропасть? То есть, разве мы не можем, хотя бы…

– Он убил ребенка.

Я уставилась на Мелвина, глядя, как он затягивается. Клубы дыма вырвались по обе стороны его рта.

– Что?

– Обычно я не смотрю личные дела, но это видел. Да, он убил ребенка. Приемного брата. Бедному парнишке было пять, а ему десять. Безжалостно мучил его, пока однажды не бросил в него кирпичом когда они играли. Попал прямо сюда, – Мелвин показал большим пальцем в основание черепа, – мгновенная смерть. Он даже не сожалел об этом.

Он смотрел на меня, не сводя глаз. Я была слишком поражена, чтобы смотреть в ответ.

Мелвин продолжил:

– Три месяца назад он пил с парнями, облажался из-за выпивки и всего остального, что он принимал. Начал хвастаться этим. Сказал, что должен был получить медаль за свой бросок. Что ребенок приходил в ужас всякий раз, когда видел его, глаза становились большими, как блюдца. Что было еще смешнее, потому что родители мальчишки были наркоманами, и тоже издевались над ним. Когда он ударил его, ребенок просто упал. Конечно, родители скрывали от него это, – он выдохнул дым из ноздрей. Рассветный свет танцевал на воде.

– Полагаю, один из его друзей был таким же жестоким, потому что забил его до смерти через несколько недель. Я считаю, так ему и надо.

Остаток пути я молчала. Течение светилось белыми полосами, когда тусклый свет освещал воду. Я разрезала каждую из них веслом, наслаждаясь, как их окутывает тенью. Как смеет свет оставаться в нашем мире?

Когда я приготовилась пришвартовать лодку под мигающим фонарем и привязывала ее, веревка оцарапала мои ладони. Когда я подняла глаза, наверху стояла Мэри. На ее лицо был натянут капюшон, а в руках была коробка.

“О, Господи, ну отлично”, – подумала я.

Мелвин поднялся по лестнице прежде, чем я пришвартовала лодку.

– У Мэри есть небольшой сюрприз для тебя, – сказал он, – первый день всегда тяжелый, мы подумали, это может помочь.

Я подошла к ним, перебравшись через перила. Мэри так широко улыбалась, что казалось ее лицо вот-вот треснет. Она открыла коробку, чтобы показать птицу, лежащую в гнезде из соломы. Это был голубь, которого я спасала за торговым центром, когда встретила Мэри. Она погладила его, и перья зашуршали, наполняясь энергией. Глаза медленно открылись, голубь встал и огляделся, на шее поднялись гребни перьев. Он уселся на край коробки, затем взлетел в тени фонаря, и выше, выше, выше в сиреневое небо, дрейфующий в восходящем потоке воздуха от реки с распростертыми крыльями.

– Он сделал это, – прошептала я про себя.

– Видишь? – спросил Мелвин, похлопывая меня по спине в этот раз более нежно. – Не все так плохо. На сегодня все.

Я стянула маску с лица и подошла, чтобы отдать ему, блестящее дерево черепа сверкало под сломанным фонарем.

– Что ты делаешь? Это твое, – сказал он, – Тем более, завтра ты останешься сама по себе.

– Но что если у меня возникнут вопросы?

Его губы скривились в кривой усмешке.

– Просто спроси меня.  Я смогу ответить.

Затем он ушел, держа руки в карманах плаща, исчезая вдоль реки.

Маска-череп осталась у меня в руках. Я посмотрела на Мэри. Она сияла, глядя на меня.

– Молодец, – сказала она, – первый день самый трудный. Ты хороший работник.

– Удачи, Мэри, – сказала я, – увидимся.

Снова было темно, облака чернели на фоне неба. В отличие от прошлой ночи, Дерек не ждал меня все это время. Вероятно, он все еще на концерте, напомнила я себе. На самам деле, не прошло ни минуты с тех пор, как я попрощалась с ним под фонарем. Я поднялась по ступенькам на улицу и отправилась домой в компании ночи.

Я вошла и сняла куртку и обувь. Голова гудела, наэлектризованная и пустая, как ветер, проносящийся над равнинами перед бурей. Я отправилась сделать чашку чая, но войдя, резко остановилась, потому что увидела Лили, хлопочущую на кухне. На ней был серый халат. Волосы завились и липли к лицу из-за пара над кастрюлей с кипящей водой.

– Привет, – безразлично сказала она.

– Привет, – сказала я, убирая маску за спину, чтобы она не смогла ее увидеть.

– Тебе что-то пришло по почте, – сказала она, – я положила на стол. Выглядит как приглашение или что-то такое.

Я взглянула на тонкий красный конверт на столе.

– Здорово, спасибо, – сказала я, взяла конверт и отправилась в свою комнату. Чашка чая может и подождать.

Я хлопнула дверью и повертела конверт в руках. Адрес не был указан, только мое имя, Сара Хорган, написанное мягким черным почерком под наклоном. Сверху печать из темно-красного воска. Выглядело как кровь.

Он открылся легко. Конверт был таким  гладким и тонким, что не мог содержать больше, чем лист бумаги. Я заглянула внутрь и вынула банкноту в пятьдесят евро. Выудив ее из конверта, я вдруг осознала, что это была пачка банкнот в пятьдесят евро. Они разбухли у меня в руке – пятьдесят, сто, двести, триста, пятьсот – тысяча. Как, черт возьми, они поместились в конверте?

Я бросила деньги на кровать. Матрас мягко прогнулся, подо мной, рассеянно уставившейся на дверцы шкафа. Розовая блузка, которую я выбрала для работы в понедельник, висела на плечиках, напоминания, что ее нужно погладить в выходные. Я убрала ее обратно в шкаф, повесив на ее место маску-череп. Пустые глазницы уставились на меня, сквозь них виднелся белое дерево шкафа.

Мне все равно больше не понадобится эта розовая блузка.

~

Оригинал (с) Stranger

Поддержать проект можно по кнопке под постом, все средства пойдут на валокордин и прочие успокоительные, чтобы не шарахаться от каждого звука =)

Телеграм-канал, группа ВК, новая серия про правила

Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Прошлый выпуск тут

Оригинал тут

.

.

.

Бонус плашка к хэллоуину:

Автор: Adam Bellamy. Источник: https://bogleech.com/creepy/creepy-athousandbodies

Я снова чувствую, как что-то скребётся у меня в голове. Я не помню, чем занимался, и, похоже, с каждым разом я забываю всё больше. Раньше это царапанье было едва заметным, но теперь я чувствую его каждую секунду. Я изо всех сил стараюсь не обращать на него внимания и продолжаю работать. Обычная рутина: в основном таскаю тяжести или присматриваю за детьми. Я хочу подняться выше.

Я сказал, что чувствую царапанье в голове, но это не совсем так. Это больше похоже на щекотку – будто чьи-то пальцы осторожно касаются моего мозга. Мне кажется, я не оправдываю чьих-то надежд, что то, чем я занимаюсь, и даже сам я, не имеет никакого значения. Я хочу подняться, почувствовать себя парящим в вышине. Все вокруг делают то же самое, что и я, только лучше меня. Наверное, я полное ничтожество, и мне просто стоит подняться повыше. Они могут дальше кормить детей, они будут дальше заниматься своими делами. А я буду карабкаться вверх. Я заберусь высоко-высоко и буду парить в тысяче тел.

Я снова довольно долго был самим собой. Я снова работал, и я заботился о детях, и я выполнял свои обязанности с радостью, ведь дети очень важны. Я снова чувствую щекотку, и, кажется, я снова теряю себя. Я хочу заботиться о детях, я должен о них заботиться, но я не могу больше заботиться, и всё, что я чувствую, это щекотка. Она переместилась, и, пожалуй, даже стала больше, и сейчас она в передней части моей головы, прямо позади глаз. Я должен подняться выше. Должен ли я подниматься выше? Я никогда раньше не хотел этого. Мои ноги должны прочно стоять на земле, и я должен работать, я не хочу подниматься выше, но я хочу подняться выше. У меня есть обязанности, и я буду их исполнять.

Некоторые мои знакомые ушли сегодня, просто ушли. Они ничего не сказали, но, когда я увидел, как они уходят, мне показалось, что я знаю, в чём дело. Я последовал за ними наружу и увидел, как они карабкаются вверх так высоко, как только могут, пока не перестал различать их, и я почувствовать, что знаю, что мне надо делать. Я буду парить. Когда я увидел, как кто-то ещё ушёл, я снова начал терять надежду, но на этот раз мне не было так грустно из-за этого. Другие заметили, что кто-то ушёл, и они волнуются о них. Они продолжают работать, но они волнуются, я это вижу. Я не волнуюсь, я хочу подняться повыше. Я видел, как они поднимаются, и я чувствую, что мне это нужно, подняться и парить. Смогу ли я? Смогу ли я воспарить? Тысячу раз я чувствовал это желание, будто что-то внутри меня говорит мне подняться повыше и почувствовать ветер вокруг, который унесёт меня по тысяче разных направлений. Похоже, у меня не осталось выбора. Ноги сами несут меня наружу, и я смотрю на небо. Мои ноги больше мне не принадлежат. Скоро я поднимусь в вышину.

Пальцы в моей голове больше не щекочут, теперь они крепко схватили меня. Они больше не щекочут, они делают мне больно. Они заставляют меня куда-то идти. Когда я проснулся, я был очень высоко, и я не помню, как сюда поднялся. Теперь мне мало просто подниматься вверх, я больше не могу просто лазать и парить, мне нужно что-то большее. У меня болят челюсти. Другие больше ничего не значат. Я почти не помню детей, не помню других рабочих. Они видели, как я карабкаюсь вверх, и теперь не хотят оставаться рядом со мной. Я хочу карабкаться выше. Пальцы хватают меня, и я позволяю делать им это со мной. Я так высоко, и я чувствую ветер, но я – всего лишь одно тело. Мои челюсти снова болят, мне просто необходимо что-нибудь укусить. Пальцы сжимаются крепче, и это невыносимо. Они сдавливают мою голову, но это не моя голова, она чужая. Это моя голова? Или чья-то ещё? Всё, чего я хочу – парить. Ветер вьётся вокруг меня.

Ветер, этот ветер такой приятный. Он поднимает меня, всего меня. Ветер дует, он приносит свободу, и я лечу. В тысяче тел я улетаю.

...

...

Я больше не я. Меня было много, но теперь я один. Могу ли я быть собой в одиночку? Последний порыв ветра оставил меня в каком-то месте, внутри чего-то. Я расту. Здесь есть и другие мысли, но они хотят только работать. Я хочу подняться выше. Я хочу подняться выше…

В голове что-то скребётся, я никогда не чувствовал такого. Раньше я хотел только работать, но теперь… Я хочу чего-то другого.

Я хочу… Я хочу подняться повыше…

Прим.: рассказ от лица заражённого муравья. А вот статья на вики для справки.

Прошлый выпуск тут

Оригинал тут

.

.

.

Бонус плашка "Эмми Нуар":

Прошлый выпуск тут

Оригинал тут

.

.

.

Бонус плашка:

Автор: Izzy Winchester. Источник: https://bogleech.com/creepy/creepy-theygodeep

На земле лежал иней, хотя для инея стояла слишком тёплая погода.

Выйдя на крыльцо, Эбигейл увидела, что трава вокруг дома стала белой и жёсткой. Холод не кусал щёки, и в воздухе не чувствовалось морозной свежести – разве что, может быть, ощущался лёгкий сладковатый запах, напоминавший аромат цветочного нектара. На окнах тоже не появилось ни инея, ни морозных узоров.

Невысокая трава слегка колыхалась на ветру, напоминая пшеничное поле.

Эбигейл была уже немолода, и с каждым днём холод всё глубже проникал в её кости. Мимо её дома проносились школьные автобусы, почтальон разносил газеты и, конечно же, свежую почту. За ней-то она и вышла сейчас на улицу, и даже в одном халате и тапочках жар солнечных лучей согревал кожу. Осень в этом году благосклонно позволяла помидорам и одуванчикам спокойно дожить свой век.

Но одуванчиков не осталось.

Была только трава, и трава колыхалась, будто на ветру, пусть никакого ветра и не было.

Она спустилась по ступенькам.

Подойдя ближе, Эбигейл присмотрелась к лужайке и сразу заметила кое-что странное. То, что ещё вчера было густым, местами пожелтевшим газоном, когда-то подстриженным, но давно разраставшимся в соответствии со своими собственными представлениями о красоте, сегодня разительно изменилось. Лужайка выглядела угрожающе. Она увидела, что то, что сперва показалось ей неопрятными кучами отмирающей листвы, на самом деле было стройными рядами бритвенно-острых травинок с закруглёнными, как у лисохвоста, верхушками, которые поднимались из грязи ровными, как зубы, рядами.

Эбигейл много чего видела в эти дни.

Окинув взглядом соседние дома, она поняла, что мороз коснулся не только её двора. Но далеко не все аккуратные лужайки возле пригородных домов были им задеты – белизна перемещалась от дома к дому, игнорируя одни участки и выбирая другие. Но каждый выбранный дом был охвачен морозом полностью, и всё пространство, где раньше росла трава, было заполнено белым. Там, где между участками не было забора, проходили аккуратные границы, белое и зелёное, ровные линии, словно прочерченные по линейке.

Ледяные травинки снова всколыхнула рябь. Ветра не было.

Эбигейл хотела получить почту.

Она сделала шаг, и трава расступилась вокруг её ноги. Инеистые метёлки снежного лисохвоста не желали быть растоптанными и бесшумно погружались в землю. Когда она поднимала ногу, они снова поднимались, механическим движением, как колышки из отверстий.

Сначала она шла осторожно, выверяя каждый шаг, но трава продолжала уступать ей дорогу, и она выбросила мысли о ней из головы. Она очень хорошо умела выбрасывать мысли из головы. Таблетки помогали, но и сама она тоже очень старалась, и гордилась своими успехами, и, думала она, врачи тоже ей гордятся. Она не полагалась полностью на лекарства, она сама несла своё ярмо, как сказано в Доброй книге, и с ней было Божье благословение.

Дойдя до почтового ящика, Эбигейл еще раз огляделась, прислонившись к плетеной ограде и положив руку на дерево. Было далеко за полдень, вокруг не было ни души. Дети в школах, мужчины на работе. Женщины тоже на работе. Старухи, отработавшие, как она сама, своё, сидели дома, дремали во время дневного зноя и ежились от холода прохладными ночами. Она не спала по ночам уже несколько лет, и причиной тому были не какие-то проблемы, а просто отсутствие нагрузки. Она спала и ела, когда ей вздумается, и дни проходили за днями.

Эбигейл открыла почтовый ящик и перебрала его содержимое. Каталоги, заявки на участие в тотализаторах. Корреспонденции приходило все меньше.

Она прижала конверты к иссохшей груди и вернулась во двор, закрыв за собой ворота. Море травинок расступалось под её ногами. Она слабо улыбнулась - ей нравилось чувствовать себя царицей, которой уступают дорогу подданные, или Моисеем, перед которым расступаются воды. Медленно двигаясь, наслаждаясь последними лучами солнечного света, Эбигейл вошла в дом и заперла дверь.

Она была старой женщиной, и таблетки притупили ее чувства. Царапину на лодыжке она заметила, только когда пришло время принять ванну.

Тем вечером нога болела не так уж сильно, и на неё можно было не обращать внимания, как, например, на бормотание телевизора. Эбигейл редко обращала внимание на то, что смотрит, но телевизор действовал на неё успокаивающе. Было несколько передач о продаже и покупке странного древнего антиквариата - такие передачи нравились ей больше всего. Можно было дремать, наслаждаясь смешными фантазиями, навеваемыми телевизором: например, хотя она и понимала, что это не так, о том, что бабушкино портмоне – это не просто старый хлам, а нечто большее, что-то, что можно продать за шесть или семь сотен долларов и подарить внучатой племяннице что-нибудь, что не одобрила бы её мать. Что-то до смешного роскошное, например, лошадку-качалку из модного магазина в Нью-Йорке или плюшевого медведя, такого огромного, чтобы её драгоценная девочка могла бы сидеть у него на коленях и даже спать в нем.

Ей нравились рекламные ролики. Они были короткими и понятными, не то, что более длинные передачи, где участники притворялись, что сердятся друг на друга из-за выдуманных причин, и ругались между собой, чтобы тут же пойти на попятный. Ей не нравились эти крики, она находила их слишком резкими и утомительными.

===

Червь, или то, что казалось ей червем, был белым, как метёлки лисохвоста во дворе, но его тело было более сложным, более причудливым. Он был толщиной и длиной с детский палец, его сегментированное тело заканчивалось раздвоенной пастью, как язык змеи или лапка мухи. Он был жестким, костлявым и сухим, за исключением того места, где он выходил из отверстия в её ноге. Конец червя немного закручивался, напоминая рыболовный крючок, и, когда она уставала кричать, то водила по нему кончиками пальцев, чувствуя, как он слегка царапает кожу.

Она попробовала вытащить его, когда впервые увидела, но возникло ощущение, будто все её нервы завязались узлом: ужасная липкая тяжесть. И она больше не пыталась этого делать. Это была её вина, подумала она, стоило сразу смазать ранку йодом, не помешало бы сделать это сейчас. И она прилежно смазывала отверстие каждый раз, как ей казалось, что оно высыхало, или когда вспоминала об этом. Она нашла один из немногих оставшихся на кухне ножей, и время от времени пыталась разрезать им червя, но её руки так дрожали, что она не могла удержать лезвие на одном месте достаточно долго, чтобы одолеть его. Твёрдый, как зубы. Тихий, неподвижный… Успокаивающий.

Завтра должен прийти доктор, обычная плановая проверка, так что не стоит суетиться. Боль была совсем слабой, хотя, когда Эбигейл встала, чтобы принять таблетки, её слегка пошатывало, а нога казалась тяжелой, будто полной костей. Она знала, это гудят её нервы, и, в глубине души, мысль о возможности осложнений пугала её.  Однажды она решила навестить подругу, у которой заболели ноги, чтобы передать ей пакет гостинцев и помолиться вместе, но не могла себе представить, что увидит бедную Элис с раной, кишащей личинками – жёлтыми, извивающимися и вонючими личинками. Элис была в отличном настроении и поддразнивала её, говоря, что ей щёкотно, но Эбигейл не смогла заставить себя даже прикоснуться к ней и ушла в тот день домой, чувствуя себя совсем больной и разбитой. И всё время, пока не настал рассвет, думала о своей последней подруге детства, лежащей в постели в полном одиночестве – если не считать всех этих червей, всё ворочающихся, ворочающихся, ворочающихся внутри неё.

Она сошла бы с ума, она знала. На следующий день она пообещала себе, что, если они когда-нибудь попытаются запустить в неё личинок, она возьмет жгут и хороший, тяжёлый топор и отрубит себе ногу, и вымажет её в грязи, чтобы они не смогли пришить её обратно. Они могли бы попытаться это сделать, но она бы им не позволила.

Ей было стыдно, самую малость. Врачи были добры, и ради них она старалась быть хорошей. Она заботилась о себе, ела то, что они говорили, и занималась спортом. Она самостоятельно получала свою почту.

И теперь она тоже заботилась о себе. Она мазала раненую ногу йодом, держала её в приподнятом положении, а если та начинала опухать, то прикладывала лед. А он оставался спокоен и неподвижен, и никогда не ворочался, не ворочался, как личинки бедняжки Элис, этот одинокий, мирный червяк, мягкий, как кресло-качалка. Доктора были бы так горды.

Они бы так ей гордились.

===

Огонь не сработал. Это была не первая попытка решить проблему заражения, они уже пытались поливать землю промышленными химикатами, пестицидами и солёной водой, когда кто-то предложил сжечь проклятых тварей, но и это не помогло. Лисохвосты просто ушли под землю, и их не удалось выкопать. Они просто уходили всё глубже и глубже, и одному Богу известно, где они заканчивались. Сонар показывал целые их заросли, пронизывающие землю и камни, уходящие к невидимым источникам. Это проверили после того, как какой-то тупой идиот попытался их взорвать. Хрупкие осколки, взлетая в воздух, пробивали защитные костюмы и кожу – несколько дюжин трупов, и всё ради того, чтобы учёные на следующий день сказали, что всё это было бесполезно.

Они уходили глубоко. Это было всё, что можно было сказать через некоторое время. Они уходили глубоко.

На четвертый день карантина они добрались до дома с плетеным забором. Двор был заражен, но соседний участок оставался чист, а крыльцо выходило как раз в его сторону, так что взломать раздвижную стеклянную дверь было несложно.

Фонарики осветили комнату, тёмные панели, коричневый ковер. Их лучи блеснули на экране телевизора, отбросили тень на что-то, лежащее на диване, осветили месиво игл и булавок, иней и кости на месте того, что когда-то было ногой… изящной рукой… черепом с несколькими прядями оставшихся на нём длинных серебристых волос.

Раздался голос, похожий на шелест листьев.

‑ Я не заставила вас волноваться, доктор Бакстер?

С губ агента сорвались слова то ли проклятья, то ли молитвы, приглушённые защитным костюмом.

‑ Старушка всё ещё в состоянии о себе позаботиться.

В темноте раздался щелчок, потом ещё один – бесконечный перестук, похожий на клацанье зубов, когда тварь начала вставать.

‑ Я даже принимала таб…

По ушам ударил резкий звук. Вспышка, и тело Эбигейл перестало двигаться.

Её кожа подёрнулась рябью.

Ветра не было.

Прошлый выпуск тут

Оригинал тут

.

.

.

Бонус плашка к прошедшему дню "Звездных Воин":

Автор: Jonathan Wojcik. Источник: https://bogleech.com/leeches. Все права на материал принадлежат автору статьи, переведено в ознакомительных целях.

Нападение гигантских пиявок (1959). Крадущийся ужас… восставший из глубин Ада… чтобы убивать и покорять!

Удивительно, но факт: я уже около десяти лет пишу о самых разных слизистых, бескостных, кровососущих тварях (на сайте Bogleech), но до сих пор не посвятил статьи настоящим пиявкам, или аннелидам из класса Hirudinea. Я не могу точно сказать, почему так вышло. Может быть, это казалось слишком очевидным? Или, возможно, они казались мне настолько особенными, что я чувствовал, что обычная статья, как о любом другом живом существе, недостойна их? Но раз уж я не могу создать веб-страницу, которая будет тянуться к вам из монитора и сосать человеческую кровь, придётся довольствоваться малым. Я и так откладывал это слишком долго.

Я до сих пор помню, как впервые услышал слово "пиявка". Не помню точно, сколько мне тогда было, но я был совсем крохой. Парень постарше, вытирая сопливый нос, мимоходом упомянул местный ручей, который «полон пиявок», которых он описывал как «червей с присосками, которые прилипают к тебе и сосут кровь». Я был мгновенно очарован. Кровососущий червь? С присосками? Что за червь? Что за присоски?! Но этот парень наотрез отказался утолить моё неуёмное любопытство. «Я уже сказал, это червяк с присосками. Нет, я не буду его рисовать!» Даже взрослые мало чем могли помочь. "Это просто червяк", - говорили они. "Это червяк, который кусается". В моей голове проносились бесконечные варианты того, как такая штука может выглядеть или функционировать. Никто, казалось, не понимал, как мучительно неясны их слова, как важно, чтобы я точно знал, как выглядят эти новые загадочные существа и как именно они добывают кровь.

Одинокий в своём стремлении к истине, я медленно, но неуклонно набирался знаний о Hirudinae, в основном из подержанных книг по биологии. Знаний не слишком глубоких, но достаточных, чтобы разгадать несколько загадок, на пути к решению которых стояло безразличие несносных подростков и измученных взрослых. Теперь я знал, что типичная пиявка во многом похожа на дождевого червя, и действительно является его близким родственником, но имеет по присоске на каждом конце своего тела, одна из которых скрывает легендарное, вампирическое питательное отверстие. Конечно, оставалось еще встретить одно из этих существ лично, и, хотя некоторые из вас, счастливчиков, встречали больше пиявок, чем хотелось бы, лично я не находил ни одного живого экземпляра до 2010 года, после почти двадцати семи лет активной охоты на беспозвоночных в болотах, ручьях, прудах и лесах.

Я нашёл свою пиявку в ботаническом саду Технического института Флориды, где она лежала, свернувшись под влажной деревянной доской в яме с кремовой, зелено-черной грязью. Её было плохо видно на фотоснимках, но она была очень похожа на слизня-людоеда, изображенного здесь, и легко превращала мелких дождевых червей в сморщенные, призрачно-белые трубочки плоти, что я мог наблюдать лично в течение нескольких чудесных месяцев, которые она прожила под моим присмотром

Пиявки чаще всего ассоциируются с водой и кровью, но многие, если не большинство видов, являются всеядными падальщиками или свободноживущими хищниками и могут быть земноводными или полностью наземными, которые неплохо себя чувствуют до тех пор, пока вокруг достаточно влажно. На суше они могут грациозно скользить по подлеску или ходить, переваливаясь с ноги на ногу, как нелепые, резиноподобные черви, как мы видим здесь.

Большинство пиявок можно отнести лишь к одному из нескольких крупных классов, наиболее известными из которых, безусловно, являются Gnathobdela, или "челюстные" пиявки. Именно к этой группе почти наверняка принадлежала моя маленькая флоридская подруга, что делает ее близкой родственницей знаменитой "медицинской" пиявки Hirudo medicinalis.

В прошлые века душевные и телесные болезни широко приписывались нечистоте или даже избытку крови, а практика кровопускания посредством лечения пиявками, как считалось, могла излечить широкий спектр недомоганий. Хотя к началу 20 века от этих псевдонаучных представлений отказались, пиявки со временем вернулись в медицинский мир как относительно недорогое, но высокоэффективное средство для отвода скопившейся или свернувшейся крови под поверхностью кожи. Гирудин, содержащийся в слюне пиявки, остается одним из самых эффективных антикоагулянтов, известных современной науке, который трудно и дорого синтезировать искусственно, что вновь сделало разведение пиявок прибыльной отраслью.

Gnathobdela не зря называют "челюстными" пиявками: в центре их мускулистого ротового диска располагается до трех противопоставленных челюстей с зубцами. Эти миниатюрные структуры, закручивающиеся внутрь и наружу к центральной точке, неспроста сравнивают с органическими циркулярными пилами, настолько крошечными, что укус даже крупной медицинской пиявки практически безболезнен. У детритоядных видов эти челюсти могут служить для пережевывания и проглатывания мягких частиц пищи, а хищники могут проделывать отверстия в стенках тела беспозвоночной добычи для высасывания мягких, сочных внутренностей.

Одной из самых необычных челюстных пиявок является пиявка с восхитительным названием Tyrannobdella rex, официально описанная только в 2010 году. Этот "новый ти-рекс", как и положено устрашающей пиявке, родом из вод Амазонки, где он специализируется на проникновении в рот, горло или ноздри млекопитающих - включая людей (прим.: рекомендую поискать фотографии). Уникально то, что у него только одна большая челюсть, а единственный ряд из восьми зубов является самым большим среди всех известных видов.

Как и многие другие аннелиды, пиявки являются гермафродитами с мужскими и женскими репродуктивными органами, причем каждый партнер оплодотворяет другого во время спаривания. Яйца могут откладываться поодиночке, кучками или в пушистых, губчатых коконах, а многие виды носят свой выводок под собственным телом, собирая добычу, например, насекомых или водяных улиток, чтобы вскармливать своих малышей. Какая удивительная забота! Только посмотрите на эту гордую, глупую улыбку, прямо под мамиными, близко посаженными глазками. Ах да, я уже упоминал об их глазах?

Пиявки почти всех видов имеют, по крайней мере, одну пару крошечных глаз-бусинок, хотя их может быть до шестнадцати, расположенных в виде узоров, столь же разнообразных, как и у пауков. У некоторых видов передние несколько сегментов могут также разветвляться, образуя отчётливо видимую «голову»! Открытие того, что у этих животных есть глаза, пришло не так поздно и не так внезапно, как у меня вышло с клещами, но и не слишком быстро; их часто трудно разглядеть на фоне кожи, особенно у темных видов, и они не всегда упоминаются в общих анатомических описаниях.

Как вы уже догадались, не все пиявки являются "челюстными"; представители Rhynchobdellida не имеют режущих зубов, но компенсируют их отсутствие сверлящим хоботком, иногда усыпанным крошечными колючками. Этот класс включает как хищников, так и вампиров. Именно представители Rhynchobdellida проявляют наибольшую родительскую заботу, причем даже паразитические виды переносят своих детенышей к новым хозяевам!

Доктор Рой Сойер и его «друг» сфотографированы Тимоти Брэннингом

К хоботоносным пиявкам также относится самая большая живая пиявка, известная человеку, - редкий амазонский кровосос Haementeria ghilianii, чей жилистый хоботок достигает почти четырех дюймов в длину. Когда-то она считалась вымершей, но одна пара взрослых особей была извлечена из пруда в 1970-х годах, и впоследствии была создана успешная колония для разведения в неволе. Одна из первых особей, получившая прозвище Бабушка Моисей, за свою жизнь родила более 700 детенышей

Третья основная категория пиявок, пожалуй, самая загадочная. Не имея ни хобота, ни челюстей, они просто засасывают живых земляных червей и другую мягкотелую добычу целиком в свое зияющее горло и скользят с почти змеиной скоростью. Этих обжор традиционно относят к Pharyngobdella, "беззубой" сестринской группе Gnathobdella, хотя некоторые из них могут представлять "беззубых" Rhynchobdellida.

Особенно необычной "глотающей" пиявкой является Americobdella valdiviana, единственный вид в своем уникальном роде. Обладая едва выраженными рудиментарными челюстями, она, вероятно, представляет собой промежуточную форму между теми, у кого есть челюсти, и теми, у кого их нет.

Как и большинство вещей в природе, наиболее экзотично выглядящие пиявки встречаются в море, где они могут выглядеть бородавчатыми, бугристыми, пушистыми и поразительно красочными, иногда прекрасно вписываясь в среду тропического рифа, или, как в данном случае, подозрительно напоминая морского конька. Серьезно, попробуйте сказать мне, что это не преднамеренная мимикрия. Это не официально задокументированный защитный механизм, но я не единственный, кто заметил эту связь, и хлюпающий паразит мог бы многое выиграть от маскировки под шипастую, колючую рыбку. Думаю, тут нужно услышать мнение морского биолога. Может быть, необходимо новое исследование!

Одной из самых странных пиявок является Croatobranchus mestrovi, пример троглобитической пиявки, полностью приспособленной к обитанию в подземных пещерах. Ее ротовая присоска, покрытая пальцевидными выростами, которые могут быть дыхательными придатками, разветвляется на восемь коротких "щупалец" неизвестного назначения, а ее диета и репродуктивные привычки еще не разгаданы. Хотя пиявки и распространены так широко, они продолжают преподносить новые и новые загадки.

Bogleech получил свое название довольно неожиданно, когда я соединил одно из моих любимых животных с моим любимым синонимом для его предпочитаемой болотистой, грязной среды обитания. Поскольку сайт и его фанбаза выросли за последние десять лет, я чувствую, что моя связь с этими бескостными упырями только углубилась. Хотя я и видел вживую лишь парочку, я уверен, что пиявка была бы одними из главных претендентов на мой патронус, и я горжусь тем, что мое отстойное художественное и литературное наследие связано с их уважаемым именем.

Очевидный следующий шаг? Наконец-то просто купить несколько пиявок у хорошего частного поставщика и посмотреть, как они себя поведут. Цены немного завышены, но я не буду первым, кто посчитает их интересным домашним животным.

Перевод других статей этого автора:

О бедном клеще замолвите слово...

Лейкохлоридий: червь, зомбирующий улиток

Такие разные арахниды

Прошлый выпуск тут

Оригинал тут

.

.

.

Бонус контент (автора на Патреоне попросили нарисовать популярный мемас но с его персонажами). Вуаля:

Как и многие люди, к тридцати годам я несколько разочаровалась в своей карьере. Ну, если это можно назвать”карьерой”: я годами торчала на низкоквалифицированной маркетинговой должности, и чем ближе подступал тридцатый день рождения, тем отчетливее я понимала, что пора что-то менять. Но не могла и представить, что моим следующим местом работы станет Ад.

Последние три года жизни поражали однообразием. В 8:15 звонит будильник, в зависимости от времени года в это время или уже светло, или еще нет. Я принимаю душ, глядя на плиточные швы, постепенно просыпаясь, затем делаю тосты, пока мой сосед не спустится и не займет кухню. Крашу ресницы в три слоя, выбираю куртку по погоде и иду на работу полкилометра в туманном рассвете.

Каждое утро проходило именно так, и мой автопилот казался непробиваемым. Сомневаюсь, что я бы заметила приземление инопланетян, настолько была рассеяна, топая на работу, засунув руки в карманы пальто и с нетерпением ожидая вторую чашку чая, которую всегда пила в 9:15. Но в конце октября, за несколько дней до моего тридцатилетия, случилось кое-что необычное, что вырвало меня из транса.

В пятницу, в 16:15, Роб, один из бухгалтеров, проходил мимо моего стола по пути в столовую.

– Привет, Сара, – дружелюбно сказал он, сжимая пустую кружку и стопку ксерокопий, как меч со щитом. – Много планов на выходные?

– На самом деле, нет. Мой парень хочет сходить на какой-то концерт, и все, – сказала я, все еще глядя в монитор. Быстро прикинув, могу ли добавить, что в понедельник у меня день рождения, я решила, что это не относится к вопросу, да и нет желания показаться эгоцентричной.

– Ты получила письмо от Герри об обучении на следующей неделе? Мы не должны были сегодня получить материалы? – спросил Роб.

– О Боже, да, – сказала я, поднеся руки к лицу, – я должна была забрать гребанные пособия из офиса через дорогу.

Я подскочила с места.

– Не беспокойся, я просто поинтересовался, – сказал Роб. Ему явно было неловко из-за того, что заставил меня суетиться.

– Нет, правда, спасибо, что напомнил.

Я оставила куртку на спинке стула и направилась к двери. Как менеджер по мероприятиям, я должна была раздать коллегам пособия, и естественно, прослыть после этого курьером. К счастью, офис, распространяющий материалы находился напротив торгового центра и был еще открыт.

Я забрала двадцать обычных конвертов и бросилась обратно в офис через парковку, торопясь доставить выскальзывающие из рук бумаги прежде, чем все начнут расходиться пораньше на выходные. В спешке взгляд за что-то зацепился. Это был мужчина, замедлившийся, проходя по переходу. У него под ногами лежало что-то скрюченное и неподвижное. На первый взгляд мне показалось, что это кот, но присмотревшись, я поняла, что вижу голубя. Он выглядел раненым, и шатался на полусогнутых крыльях, а ветер безжалостно трепал его перламутровые перья. Мужчина прошел дальше по улице, оставив раненого голубя в тени.

Пятнадцать минут спустя я вернулась на парковку с большим пакетом сырных крекеров из европейского магазина, и направилась прямо к голубю. “Только не умирай, только не умирай”, – думала я, приближаясь к птице. Он выглядел мертвым. Голова птицы поникла, грязный клюв царапал асфальт. Из-за попыток перебраться через стоянку перья на его крыльях были взъерошены и торчали под неправильными углами.

Я раскрошила пальцами один крекер и положила перед упавшей птицей. Та не проявила ни малейшего интереса. Глаза медленно открылись и закрылись обратно, как двери пустой кабины лифта. Механически и безжизненно.

Но несчастное создание все еще цеплялось за жизнь. Каждый раз, когда он затихал, я думала, что уже все, но голубь снова взмахивал крыльями и пытался поднять голову с асфальта. Из глаз хлынули слезы, хотя я старалась не плакать, только не на парковке за офисом. Люди периодически замедляли шаг, рассматривая, что я там делаю, хотя многие их них просто бросали жалостливый взгляд на девушку, которая пыталась спасти птицу, чья смерть казалась уже неизбежной.

Я бы забрала голубя домой, чтобы он умирал где-нибудь в теплом месте, если бы у меня была коробка или что-нибудь, в чем его можно было бы унести. Не хотелось бросать его здесь умирать в одиночестве. В тайне я надеялась, что смерть прервет его страдания или что кто-то сможет прийти и спасти его.

Затем раздался предсмертный хрип. Я никогда не думала, что птицы могут дышать так тяжело, но слышала хриплое затрудненное дыхание, птицу сотрясали конвульсиях. Это зрелище напомнило о том, как моя бабушка умирала в больнице.

Внезапно ко мне кто-то подошел сзади. Я слышала медленные шаги.

– Это ты! – воскликнул женский голос.

Я обернулась. Надо мной стояла пожилая женщина с небрежно собранными, упругими, каштановыми кудрями с прожилками седых волос. На ней был светоотражающий фиолетовый пуховик, из рукавов торчали покрытые возрастными пятнами руки. Она смотрела на меня с ошеломляющей улыбкой, часть ее зубов была серой и гнилой.

– Что? – переспросила я.

– Это ты! – она радостно указала на меня. – Я знаю, это ты. Ты идеально подходишь  для работы. И ты уже получила свою первую душу.

Она, прихрамывая, обошла меня и аккуратно подняла поникшую птицу твердыми руками, осторожно положив ее под мышку.

– О чем… о чем вы говорите? Что вы делаете? – спросила я, поднимаясь на ноги.

Она робко улыбнулась.

– Пойдем со мной, девочка. Как тебя зовут? Когда ты родилась?

Она, пошатываясь, направилась к дороге, и я последовала за ней, не желая, чтобы она унесла голубя не объяснив, что собирается с ним делать.

– Ээ, Сара. Я Сара. Родилась 31 октября…, – я остановилась, прежде чем назвать ей год.

– Чудесно, просто чудесно. Я знала это! – женщина взмахнула свободной рукой.

Внезапно она развернулась и потрясла пальцем перед моим подбородком.

– У нас есть для тебя работа. Предложение о работе. Потрясающая работа, куча денег, – она восторженно махнула. – Но я не могу взять тебя сейчас, пока светло.

– Что? Кто – мы? – спросила я.

Она шикнула на меня.

– Не думай об этом. Все, что тебе нужно сделать – это встретиться со мной на набережной через два часа. Ты знаешь это место – под мигающим фонарем. Я отведу тебя на работу.

Я ошеломленно уставилась на нее. Она посмотрела по сторонам, собираясь перейти дорогу, затем посмотрела на меня и сказала:

– А пока я позабочусь о нем, он еще не перешел на другую сторону. Сделаю ему прелестное гнездо в коробке за батареей.

Она нежно погладила голубя пальцами по голове, затем пересекла дорогу и испарилась.

Я смотрела на пустое место, где только что была женщина. И дрожала каждой клеточкой тела.

Когда я вернулась домой, мой парень Дерек сидел на кухне и помешивал чай в кружке.

– Как дела на работе? – тихо спросил он из-под завесы темных волос, безжизненно спадавших на глаза. Его бежево-голубой свитер с узором в ромбик, показался мне слишком праздничным для мрачного октябрьского дня.

– Ох, даже не спрашивай, – простонала я, стягивая с ног кроссовки, и потянулась, чтобы повесить куртку. – Когда я уходила, произошло что-то очень странное.

Дерек жестом пригласил меня присоединиться к нему за столом. Я села на деревянный стул напротив.

– Думаю, я получила предложение по работе, – сказала я.

– Это же замечательно! – сказал он. – Что за работа?

– Ну, видишь ли, в чем дело. Я не знаю. И эта леди выглядела, эм, сумасшедшей. Так что, честно, я не знаю.

Восторженное выражение лица Дерека сменилось насмешливым.

– Так, это было, типа, на работе? Или на Линкедине, вроде того?

– Нет, на парковке.

Он вопросительно вскинул брови.

– Я остановилась, чтобы помочь раненому голубю. Может, его задела машина, или что-то такое. В общем, ко мне подошла пожилая женщина, вся взволнованная, словно она меня узнала, или знает меня, или… ты понял. И затем она сказала, что я идеально подхожу для работы, которая у “них” есть, и мне нужно встретиться с ней у реки через два часа.

– Так ты собираешься с ней встретиться? – спросил Дерек.

Я уставилась на него.

– Конечно нет. Она ненормальная, я почти уверена.

Он отхлебнул чай.

– Ты не можешь знать наверняка. Это может быть реальная работа. В смысле, ты всегда говоришь, как ненавидишь свою работу.

– А что если она торгует людьми? – воскликнула я. – Или… или убьет меня?

– Ты действительно думаешь, что она может тебя убить? Вроде бы ты сказала, что она пожилая.

– Ну да, но что если она приманка? Разве торговцы людьми не всегда используют женщин как приманку, чтобы им, типа, больше доверяли?

Дерек фыркнул.

– Я не очень знаком с уловками торговцев людьми. Думаю, ты должна сходить. Могу сходить с тобой, чтобы она точно тебя не убила. – Он подмигнул.

– Надеюсь, ты несерьезно, – засмеялась я, закатив глаза, – кстати о работе, как у нас дела с арендой в этом месяце?

Его глаза на секунду потеряли веселый блеск.

– Должно быть нормально. В субботу я подменяю Дэвида, так что у меня будет две двойные ставки на выходных.

– Хорошо, – сказала я, и почувствовала укол стыда, скрутивший живот. В каком-то смысле, я чувствовала вину перед Дереком за нашу зависимость от его тяжелой работы, он проводил часы в беспорядочной атмосфере бара, терпел постоянный стресс и бесхозяйственность более опытных барменов, а также ночные драки студентов колледжа. И в то же время, я испытывала что-то вроде зависти в том смысле, что эти долгие, изнурительные часы работы не могут сломить его дух, тогда как перекладывание бумаг ломало мой.

Мы с Дереком познакомились в колледже через общего друга, с которым позже потеряли связь. Он увлекался эклектичной музыкой, и по выходным играл в традиционной группе, а я была ветренной студенткой-журналисткой, проводила много времени в библиотеке, а на выходных столь же много выпивала. Меня всегда восхищала его преданность музыке и вера, что однажды он сделает карьеру. Со временем я была вынуждена отказаться от своих интересов, чтобы зарабатывать достаточно денег для выживания, восхищение постепенно угасло и переросло в неприязнь.

Я осознала, что сгорбилась дугой на деревянном стуле, почувствовав боль.

– Хорошо, я встречусь с ней, – уступила я, – кто знает, может эта работа действительно мне подойдет.

К тому моменту, как мы вышли из квартиры, начался дождь. Лужи вдоль улицы сверкали неоновыми бликами. Ливень сиял зеленым, красным и желтым, отражая городские огни.

Я натянула шарф до ушей, и видела только на расстоянии вытянутой руки. На верхней ступеньке обернулась, чтобы убедиться, что Дерек идет за мной.

– Она сказала встретиться под мигающим фонарем, – отчетливо сказала я. Он озадаченно пожал плечами, закрывая калитку, ведущую во внутренний двор.

Я спустилась по скользким ступенькам. Блестел мокрый плющ, вьющийся по бетонным стенам соседского сада. Брошенные пакеты и осколки бутылок из-под спиртного валялись на каждом шагу, сверкая под фонарями.  В городе под дождем было что-то запретное.

Мы жили всего в десяти минутах от реки. Несколько магистральных мостов соединяли северную и центральную части города, фонари и заплесневелые, полинявшие спасательные круги усеивали причалы между ними. Хоть убейте, я не имела понятия, на каком из причалов эта женщина хотела встретиться, а также не знала, сколько мигающих фонарей есть в этой части города.

– Думаю, мы можем просто пойти вдоль набережной, пока не увидим мигающий фонарь, – предложил Дерек.

Я подняла руки к лицу, сжав влажный шарф из синтетики.

– Это так ненормально, – сказала я, – поверить не могу, что мы гуляем под проливным дождем, чтобы встретиться с сумасшедшей женщиной.

Мы молча шли на запад около десяти минут. Я слышала, как бушует вода, и начала бояться, что она выйдет из берегов. По дороге я подмечала все огни вокруг: отражения неоновых знаков в лужах, потоки света из открывающихся и закрывающихся дверей, свет автомобильных фар, рассеивающийся в тумане. И ни одного мигающего фонаря.

– Думаешь, пора закругляться? – спросила я Дерека. – Погуляем под дождем как-нибудь в другой раз.

Он указал на что-то впереди.

– Это оно?

Я подняла глаза. И увидела на земле отражение мягкого желтого света, над которым согнулся перегоревший фонарь.

– Только не это, – сказала я, – только не это, только не это, только не это.

Я осмотрела место в поисках каких-нибудь следов женщины. Там не было ничего, только бурная река с белыми шапками пены слева от нас, заброшенная паутина дождливых переулков и старое японское кафе с рисунком голубого дракона на закрытых ставнях. Ни одного признака жизни, кроме жужжащих умирающих фонарей.

– Сара! – я услышала искаженное шипение со стороны реки. Это была она, время от времени освещаемая фонарем, одетая в блестящий дождевик. Женщина стояла не под фонарем и даже не на набережной, а за железными перилами, на лестнице, ведущей вниз к грохочущей реке.

Я повернулась к Дереку, чтобы оценить его выражение лица. Его глаза были так же широко распахнуты, как и мои.

– Я просто подойду и узнаю, чего она хочет, а потом мы уберемся отсюда, – я пыталась говорить твердо.

– Я буду здесь, – сказал Дерек, – прямо за тобой. У нее не будет возможности что-то тебе сделать.

Он схватил меня за плечи, и только в его объятиях я поняла, что трясусь.

Я подошла к перилам и посмотрела на женщину, сидящую на ступеньках.

– Чего вы хотите? – со злостью спросила я. Ее капюшон был надвинут на лицо. На резиновые сапоги набегала пена от бушующей воды, поднимающейся из темной, бурлящей бездны внизу.

– Сара, я знала, что ты придешь, – сказала она, – но у нас мало времени, я должна привести тебя на работу, идем!

Она перегнулась через перила, чтобы схватить меня скользкой рукой. Тогда я заметила высокую, как гондола, деревянную лодку, привязанную к основанию лестницы. Она раскачивалась на бушующих волнах.

– Нет! – закричала я. – Ты утопишь меня! Ты хочешь меня убить! Дерек!

– Он тебя не слышит, – сказала она, – давай, пойдем.

Она потянула меня, и мои ребра уперлись в  холодный металл. Я плакала как капризный ребенок, но из-за этого не могла сопротивляться в полную силу, когда женщина положила мои руки на перила и вынудила меня взобраться на ограждение. Ослабев, я почему-то решила следовать за ней, так что перелезла через перила. Краска на них шелушилась и черными пятнами въедалась в руки. Посмотрев вниз на черные волны, я почувствовала на лице брызги воды. Подняв взгляд, я попыталась позвать Дерека на помощь, но не смогла ничего разглядеть сквозь мягкий, светящийся туман.

Женщина уже спустилась по ступенькам и стояла по пояс в воде. Она держалась за гондолу обеими руками, и придерживала ее, чтобы я смогла залезть. Увидев, что я в истерике, она схватила меня холодной скользкой рукой и затащила внутрь. У меня не было сил сопротивляться, я была слабым и безжизненным буйком, в потоке воды.

Я не знаю, куда она меня везла. Не смогла запомнить большую часть путешествия, в основном потому, что оно было устрашающе спокойным, несмотря на непогоду. Я крепко зажмурилась и ничего не видела кроме разноцветных огней, просвечивающих сквозь веки, искрящих, как перерезанные провода.

Когда я наконец открыла глаза, то едва могла что-либо различить. В глазах роились зеленые и фиолетовые точки. Мир начал обретать черты, и стало понятно, что мы направляемся на восток. Я увидела обратную сторону вывески "Порт Корк", его белые опорные балки выглядели как нити паутины. Вода успокоилась, стала мягкой и рябила как синий шелк. Казалось, что наступает рассвет, хотя точно не могло быть позже восьми часов.

Женщина отвернулась от меня, согнувшись и гребя веслами, она выглядела как викинг.  Почему-то меня утешила ее невозмутимость. Я видела людей в наушниках, идущих по мостам, смотрящих себе под ноги.

– Почему никто не смотрит на нас? – спросила я тихим, кротким голосом.

– Я же сказала, – ответила она на распев, – они не могут нас видеть.

Она взмахнула веслом грациозно, как рыба плавником, и повела нас к усеянной ракушками лестнице, спускающейся в реку с высокой коричневой стены. Морщинистыми руками она обмотала толстую потертую веревку вокруг проржавевшего металла.

– Поднимайся, – проинструктировала она.

– Ты шутишь?

Она сурово посмотрела на меня.

– А ты правда думаешь, что я шучу?

Потерпев поражение, я схватилась за шершавую гнилую лестницу, и потянула себя наверх. Взбираясь, я старалась не смотреть вниз.

Надо мной возвышался старый оранжевый контейнер размером с маленький дом. Женщина взобралась за мной и постучала в дверь, эхо отозвалось раскатистым громом.

Я почувствовала на спине ее руку, подталкивающую меня ко входу.

– Это просто знак вежливости, – ласково сказала она, – мы можем заходить.

Внутри было темно и пусто, все пространство окрашивали оттенки серого. Три флуоресцентные лампы висели на потолке, освещая длинный, загроможденный стол, стоявший ровно посередине. Над ним склонился низкий мужчина, заполяющий бумаги.

– А, Мэри, – сказал он, отрываясь от писанины, – ты здесь. Кого ты привела ко мне?

– Это она! – воодушевленно сказала она. – Она одна из нас!

Мужчина прищурился, глядя на меня. Его глаза-бусинки блестели за толстыми очками в черной оправе. Лысый, с плоским, широким носом, и толстыми губами, скрывающими кривые зубы. Он был одет в синий костюм-двойку, блестящий на свету, из-под него выглядывала рубашка в клетку. Он принюхался.

– И?.. – сказал он.

– И, ну… ее зовут Сара! – нерешительно добавила Мэри.

Мужчина нахмурил густые брови. С моих волос на пол капала вода. В контейнере гуляли сквозняки, мокрая одежда прилипала к коже.

– Хорошо, Сара, – он повернулся ко мне, – ты готова к собеседованию?

– Собеседованию? – спросила я.

Он выглядел удивленным и расстроенным.

– Мэри, – сказал он, – пожалуйста, перестань приводить ко мне людей, даже не объяснив им, зачем они здесь.

Она покорно кивнула.

– Отлично, – продолжил он, – я введу Сару в курс дела. Мэри, оставь нас.

Когда Мэри ушла, он жестом толстой, массивной руки указал на место перед ним. когда я села, он крепко пожал мою ладонь.

– Это странно, – сказала я вместо того, чтобы рассказать о себе.

– Я знаю, – сказал он, разглаживая ладонями лацканы пиджака. Голос его был хриплым и гнусавым.

– Она сказала только, что для меня есть работа. А потом, ну, типа похитила меня и притащила сюда.

– Да, – рассеянно сказал он, – хорошо, Мэри опытный кадровик, но надеюсь, ты понимаешь, что я не могу нанимать каждого, кого она приводит. Так что, если ты не против, можем начать обычное собеседование.

Он достал обычную папку с файлами и открыл, чтобы достать чистую анкету.

– А собеседование на какую должность? – спросила я.

Он наклонился вперед через весь стол.

– Я представляю моего работодателя, Ад. Нам нужен кто-то местный для, эм, что ж, я думаю, скорее на административную должность.

Он встал, засунул руки в карманы и повернулся, осмотрев невзрачные стены контейнера.

– Ты, Сара Хорган, определенно соответствуешь минимальным требованиям. Родилась в день, когда грань самая тонкая, точно имеешь дар видеть и разговаривать с мертвецами, но тебе нужно иметь наглядные подтверждения навыков принятия решений и инициативы.

Я нервно сглотнула. Кое о чем я никогда не говорила о даже Дереку. Едва ли я на самом деле верила, что это реально.

– Ну, иногда я разговариваю с бабушкой. Скорее больше для утешения. Не знаю, отвечает ли она взаправду. На самом деле, я не вижу мертвых.

Он подошел к дальней стене контейнера и откинул прозрачную штору, открыв импровизированное окно, выходящее на реку.

– Ты видишь его? – спросил он, указывая на молодого парня, идущего по мосту на дальней стороне реки, одетого в большие джинсы и пуховик, подвалакивающего одну ногу, словно слегка хромает.

– Ну, да.

– Мертвец! – воскликнул он, вскинув руки, как будто забил гол. – Полгода назад, от передоза. Найден под скамейкой в Бишоп Люси Парк. До него уже добрались голуби.

Сев, он спросил:

– Итак, Сара, я хочу знать. Как ты видишь себя на этой должности?

– Я… я не знаю, – пробормотала я. – То есть, у меня много административного опыта.

– Ты когда-нибудь играла в Бога? – спросил он.

– Что вы имеете в виду?

Он положил руки перед собой.

– Знаешь, важные решения. Жизнь и смерть. Ты когда-нибудь позволяла себе делать подобный выбор?

– Ну, иногда я отправляю рассылку без согласования? – осторожно предположила я.

– Что насчет того, когда ты была молодой? – усмехнулся он.

Я уставилась на ноги, оставляющие на полу лужи.

– Мой дедушка обычно брал меня на рыбалку, – сказала я. – Он очень любил лодки и все такое. Мы всегда приносили домой немного рыбы. Иногда, когда мне удавалось поймать рыбку, я держала ее в руках и решала, бросить ее назад в воду или нет.

– И как же ты принимала решения? – спросил мужчина.

– Ну, просто интуитивно. То есть, я была ребенком, наверное, просто выбирала самых красивых или интересных, – я пожала плечами.

Он кивнул, замолчав на минуту. Я воспользовалась его молчанием, чтобы задать вопрос.

– Так вы, типа, Дьявол? Или что-то вроде того?

Он засмеялся, вытащив серебряную табличку из кучи хлама на столе. На ней было написано “Мелвин Туоми”.

– Нет, – усмехнулся он, – можешь считать меня региональным управляющим Северной стороны. И как ты можешь представить, я жутко занят, – сказал Мелвин, указывая на бумаги, окружающие его. Когда он смеялся, его плоский нос почти исчезал, делая его немного похожим на Волдеморта.

– Хорошо! – воскликнул он. – К насущным вопросам. Чего ты ожидаешь по зарплате?

– Ну, сейчас я зарабатываю немного меньше тридцати тысяч, так что…

– Как насчет тысячи евро в неделю? – он подчеркивал каждое слово.

– Эм, да, я думаю. Это великолепно.

– Хорошо, – сказал он, снова неистово застрочив. – Завтра на закате встретимся под тем же фонарем, под которым вы сегодня встречались с Мэри. Введу тебя в курс дела, – он улыбнулся, – покажу, как выполнять обязанности”.

– Так я получила работу? – спросила я.

– Это испытательный срок, – сказал он, – посмотрим, как ты справишься завтра.

– Мне нужно что-то взять с собой?

– Только позитив и строгую трудовую этику, – сказал он, улыбнувшись, обнажая кривые, квадратные зубы.

Мелвин приложил два пальца ко рту и свистнул.

– Мэри отвезет тебя обратно. Увидимся завтра.

Он коротко кивнул перед тем, как Мэри снова возникла и улыбаясь, проводила меня назад к лестнице.

– Я знала, что у тебя получится! Я знала, что ты – та самая, – прощебетала она.

– Спасибо, – сказала я, спускаясь обратно в лодку.

Путь обратно вниз по реке был безмятежным. Весла качались в шелковистой воде, унося нас все дальше и дальше в пурпурную ночь, стало гораздо темнее, чем когда я поднималась в контейнер на встречу с Мелвином.

На секунду я задумалась, что заставило меня встретиться с Мэри под фонарем после ее странного появления на парковке, почему я не сопротивлялась сильнее, когда она тащила меня в бушующую реку, почему меня даже позабавило собеседование в аду. Интуиция знала, что моя судьба – стать вестником команды администраторов ада? Или просто часть меня надеялась, что эта странная встреча может действительно положить конец однообразным земным обязанностям?

Когда Мэри оставила весла и подтащила нас поближе к ступенькам причала, я увидела на воде отблеск мигающего фонаря .

– Тебе нужна помощь? – спросила она меня с сочувствием в глазах.

– Нет, я в порядке, – сказала я, затягивая шарф и пытаясь удержаться на ногах в качающейся лодке.

Мне удалось заползти на верхнюю сухую ступеньку и перетащить телочерез ограждение, не упав в реку. Я сразу увидела Дерека, стоящего на улице, руки вытянуты по бокам ладонями наружу, как будто он ждал, что его собьет машина.

Подбежав ко мне, он схватил меня за плечи. Он плакал.

– Сара, Сара! – он дрожал, обнимая меня. – О Боже, ты вся мокрая.

Он отстранился и начал отплевываться, прижимаясь ко мне, как ребенок.

– Клянусь, я потерял тебя из виду на секунду. Я был позади тебя, а в следующую секунду ты исчезла. Боже, я думал, ты упала в реку.

Он снова обнял меня. Я держала его, пока его дыхание не успокоилось, затем спросила:

– Подожди, как долго меня не было?

Он озадаченно посмотрел мне в лицо.

– Что ты имеешь в виду? – спросилон.

– Как долго меня не было? Типа, час? Два часа?

Он покачал головой.

– Я… я не знаю. Я просто потерял тебя из виду на секунду, а потом ты перелезла обратно через перила.

– Ты хочешь сказать, времени вообще не прошло?

– Да, то есть, может минута.

Я вздохнула, прижимая свои мокрые ладони к его лицу, откидывая его намокшие волосы.

– Дерек, – сказала я, – кажется я только что устроилась на работу в Ад.

~

Оригинал (с) Stranger

Поддержать проект можно по кнопке под постом, все средства пойдут на валокордин и прочие успокоительные, чтобы не шарахаться от каждого звука =)

Телеграм-канал, группа ВК, новая серия про правила

Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Прошлый выпуск тут

Оригинал тут

Бонус плашка: финальный концепт Эмми

Прошлый выпуск тут