Полина
была почти обыкновенной девочкой. Белобрысая, длинные светлые волосы, веснушки.
Курносая. Озорная и любопытная. Всё как полагается для двенадцатилетней
девочки.
Правда,
Полину терзала одна необычная страсть.
-
А вы знаете, - говорила она мне, едва появившись на пороге, - я вчера мёртвого
жука видела. Прямо раздавленного. Он мне не подошёл. Я тогда другого нашла.
Взяла мамин нож, он самый тонкий. Ну вы знаете мою маму, - Полина горделиво
усмехается.
Мама
Полины - биолог. И знает свою дочь 12 лет. Поэтому среагировала на отсутствие
особенного ножа мгновенно: отправилась искать дочь. Не сына, понимаете? Не
сына.
И
нашла. И изъяла нож. Этим Полина и гордилась: маминым умом и реакцией.
У
Полины всё сводилось к любимой теме. Идём всей толпой на карьер, купаться.
Казалось бы - иди да радуйся! Цветочки собирай. Веночки плети…
У
Полины другой путь: она нашла перо птицы. И это сподвигнуло ее сообщить мне по
секрету, что как раз на днях она нашла труп птицы. Видимо, галки. И вечером
провела вскрытие. Да. Пересчитала все сломанные кости. И вытащила все не
вылившиеся до той поры и местами целые внутренние органы. Полина тоже была
биолог.
Предоставляете,
как мне ее слушать? Мне жалко засохший цветок выбросить. Я отказалась от шкуры
кенгуру, потому что будут над ней плакать: она погибла под колесами… Я не читаю
постов про животных, я не смотрю каналы про животных: мне их смертельно жалко.
И могу плакать два дня и проклинать человечество.
А
тут - Полина. И ее неуёмное научное любопытство. То жука вскроет, то птицу, то
погибшую кошку. А кому придёт рассказать? Маме, это само собой. А потом - мне.
Потому что другие сразу хватаются за валидол. А я лицо держу и улыбаюсь. Даже
вопросы задаю по теме беседы.
PS.
Через годик Полину перекинуло в другую научную область: растения. Так и
поступила в МГУ - на почвоведение (бюджет, а как же, победила в очной
перечневой Олимпиаде).
Я про странных тёток. Они не совсем странные, они охуевшие.
Но тем не менее.
Ситуация: обед. Народу в огромном автобусе полторы калеки. Такой
себе контингент, потенциально скандальный: мужик с рюкзаком, пара дам с недовольным
лицом (как у директора школы при виде заявления об уходе от педагога), ещё
женщина моих лет и я. Ещё наблюдались пара стильных особ неизвестного пола и мальчик
лет двенадцати. Мальчик как раз обыкновенный. Простой такой мальчик с огромным
портфелем, второй обувью и пирожком в пакете. Сидим. Едем.
Я сижу в конце салона, на возвышении, мне видна вся поляна. А
мальчик сидит внизу, около дверей. И не подозревает.
На остановке, конечно, открываются двери, граждане входят и
спокойно идут на свободные места.
Все, кроме тетки с сумкой из… Не знаю из чего, в 90-е у всех такие
были, клетчатые из мешка от сахарного песка.
Сумка, конечно, набита. Но и мест свободных достаточно. С краю
особенно много таких мест.
И вот эта тетка прямой наводкой к ближайшему сидению. А там
мальчик с пирожком.
— Встал бы, видишь же… — тётка недвусмысленно тряхнула сумкой. То
есть сумка не такая и тяжёлая?
Мальчик отвлекся от пирожка, посмотрел на тетю. Потом на пустое
сидение перед ним. Потом на тётю.
— Вставай! — тётка подтолкнула мальчика сумкой.
Тут мальчик, конечно, растерялся. Я бы тоже растерялась: зачем
какая-то особа требует встать? Мест же свободных и тут, и вон там, и везде
достаточно. Но нет. Тётке надо тут!
Мальчик растерян, заметьте — не послал бабушку, хороший мальчик.
Он собрался вставать и начал собирать свои вещи, прятать пирожок в
пакете. Тут вмешалась одна из пассажирок с недовольным лицом:
— Вот же место есть, что вы ребенка сгоняете!
Назревал скандал. Сумчатая тётка снова тряхнула сумкой и приготовилась
дать отпор.
Двое неопределенного пола вскочили с мест неподалеку:
— Вот, — говорят они, — вот тут и вам, и вашей многоуважаемой
сумке места достаточно. И идти недалеко — метр.
Тётка осуждающе на них посмотрела и пояснила:
— А чего он обнаглел? Я всегда тут сижу, тут мне нравится… Дверь
тут!
Суровая пассажирка, похожая на директрису, собралась было достойно
ответить, но мальчик уже собрал свои вещички и убежал вглубь салона. Тётка с
сумкой угнездилась и ещё минуты две переругивалась с суровой почти
директрисой.
Как говорится, уважайте старость.
PS. Вот прямо минуту назад зашла я в автобус. Протягиваю руку к
валидатору… Видимо, слишком медленно протягивала: в автобус влетает ещё более
престарелая бабка, мгновенно прикладывает карту и бежит искать место (я,
тормоз, так и осталась стоять с протянутой рукой… И с глупой улыбкой: то ли
обматерить бабу, то ли посмеяться. Решила просто написать).
Это ещё не всё. И вот нашла эта бабка (с немаленькой сумкой,
кстати) пустое место. Ещё бы не найти — конечная, обед, зашли ровно восемь
человек (да, я часто в обед прусь в общественный транспорт). Через пятнадцать
секунд бабка в окно видит троллейбус, требует открыть ей двери и вылетает из
автобуса навстречу другому транспортному средству. А вы говорите,
молодежь…
Дело было
несколько лет назад. И тогда, конечно, мне хотелось думать, что я не тётка. Что
я вполне. И ещё не внушаю желания уступить мне место. Меня даже несколько
коробили попытки уступить мне место. И потом, я действительно считала, что раз
сейчас у меня работа сидячая, а у кого-то стоячая — то вот и пусть сидят.
Может, они вообще в пять утра встали. Пусть ещё и спят.
Пока не
рассказала одному молодому знакомому, какие у нас хорошие молодые люди.
Вот, говорю я
ему. Вот я захожу в маршрутку, и, между прочим даже без сумки. А вот сидит
такой же, как ты. Но, по всему видно, измучен. Синяки под глазами, взгляд «отстаньте
от меня» и всё такое. А тут я вваливаюсь в узкое пространство и оказываюсь
аккурат около него. Он подскакивает, дескать, вот вам, старая тётя, место.
Типа, садитесь и не делайте попыток преставиться на глазах пассажирской
публики.
Я гордо отказываюсь
словами «сидите-сидите, я постою, у меня и багажа нет». Парнишечка, конечно,
сел обратно, потому что других персонажей с острой потребностью посидеть вокруг
не наблюдается. Но выглядит он по-прежнему — не очень. И даже как-то нервно.
Вот говорю я это
своему молодому знакомому. А он за меня не рад. И даже наоборот,
возмущен:
— Вот и уступай,
— говорит, — вам после этого место. Человеку, — говорит — может, неудобно стало
после отказа. Человек, может, дураком себя чувствовал. И скажите спасибо, уважаемая
престарелая знакомая, что не послал вас далеко за такие выкрутасы. А что потом
этот человек не будет уступать другим престарелым, у которых, может, пять сумок
будет в наличии, вы не подумали?
Примерно в таком
русле он мне объяснил, что я обмишурилась. А вовсе и не молодец.
Так и
сказал:
— В другой раз
уступят — извольте приземлиться на означенное место, даже если бедро скрипит и
колено не сгибается. Извольте, — говорит, — изловчиться и сесть. И не смущать
ответственных граждан своими подлыми отказами.
Так и сказал. Я
теперь, честно скажу, не осмеливаюсь отказываться. Не то чтобы запугал меня
представитель молодежи, а мне жалко ставить людей в неловкое положение. Тем
более, если они встали в пять утра.
Родитель мой был
заядлый рыбак. А маме тоже хотелось отдыха от детей. Поэтому меня отправляли в
палатки на реку на две-три недели. А брат ночевал на выходных. Брат был старше
и особенных хлопот матери не доставлял.
Тут, на речке, и
началось обучение плаванию.
Мне было шесть
или около того. И я старательно тонула в ледяной воде в семь утра каждый день.
Несмотря на течение. Отец хмурился, но от задуманного не отступал. Так
продолжалось с неделю.
Потом до отца дошло,
что я уже половину дела сделала — легла на дно. Дело за малым: научиться
задерживать дыхание, а как шевелить руками-ногами, я уже усвоила.
Пару дней ушло
на то, чтоб научить меня не дышать несколько секунд и даже открывать
глаза в воде. И понеслась…
К концу срока я
вполне уверенно плыла по дну. Все попытки всплыть пока не удавались. Это имело
последствия.
В третьем классе
я поехала в пионерский лагерь. И нам устроили соревнования по плаванию в реке.
Да, тогда не особо тряслись надо детьми и запускали их в открытую воду,
навстречу глубине и инфекции.
И вот мы на
старте. Разрешили плыть, как угодно. Только потому я и вышла на старт:
качественно я могла только под водой. Надеялась, правда, выплыть традиционным
способом.
Не вышло. Прямо
на старте крупная и агрессивная Людка вырвалась вперёд, и я получила Людкиной
пяткой по голове. И ушла на дно. На дно, товарищи… И поплыла в привычном
режиме: по дну пузом, под животами и опасным пятками Людки.
Конечно, на
финиш прибыла первой. Правда, не сразу поняла, что уже пора. Всплыла далеко за
линией финиша. Да, мы не километр плыли: метров 15, не больше. Лагерь не
спортивный, дети разные, некоторые городские вовсе речку вживую первый раз
видели.
Мне подарили за
первое место настольную игру «Идут танки», а Людка пыталась доказать, что это
всё нечестно. Драться не решалась — знала моё детсадовской прошлое. Боевое
прошлое. Поэтому повозмущалась, но смирилась.
Вот та же Елена
Алексеевна. Суровой души человек. Не забалуешь. А как раз наоборот: попробуй
выживи.
Вот, допустим,
лентяй. Двоечник и вообще — неустойчивая личность. В плане дисциплины. Такому
могло прилететь и двухтомником великого нашего Льва Николаевича. В прямом
смысле: летели эти 3 и 4 том с учительского стола в голову охальника. Иногда и
попадали.
А особо
отличившиеся получали шваброй по горбу. По голове деревяшкой Елена Алексеевна
благоразумно не била: последние мозги могут отлететь. А так что, так только
спина страдает. Конечно, если престарелая учительница догонит клиента. Так
переживала за их образованность и грамотность. И вообще — начитанность.
А вот подружка
её — Лидия Васильевна, химичка. И немного биологичка. Тоже была очень
ответственная в смысле учебного процесса. Не усвоили, к примеру, молодые
строители коммунизма большой круг кровообращения, она ещё раз его на доске нарисует.
Экспрессивно и с комментариями, так что мел на полкласса разлетается.
А про химию и
говорит нечего, чуть что: «куски мяса, на люстре вас повесить мало!»
А с другой
стороны, правильные ответы слушала с блаженным лицом. И если вдруг запнулась какая
отличница, Лидия Васильевна сразу находила правильные слова:
— Ты чего, девк?
Правильно же было…
И договаривала
спорную фразу до конца сама.
— Да, так? —
обращалась к отличнице.
Та кивала. И
получала свою пятерку.
Потому и знали
все и что такое перманганат калия, и что надо делать с серебрянкой и не делать
с карбидом. И со спиртом. Чтоб холодный был при соединении с водой.
А вот учитель из
нынешней школы. Допустим, Марья Ивановна её звали. Вот она объясняет.
Неважно что, с этой — совершенно неважно. Допустим, формы социальной
коммуникации. И внезапно хренак: на доске нарисована латимерия. Что? Почему? А
главное — зачем.
Логика, конечно
есть. Потому что рядом ещё нижняя челюсть бульдога наблюдается. Ну, тогда все
понятно, чо уж. Так бы сразу и говорили, Марьванна.
Разные учителя.
Они же тоже люди. Чего бы им странными не быть?
А про младших
сестёр. Кто их любит-то! Они, может, всю жизнь портят обычным гражданам
подросткового возраста. Может родители заставляют за этими младшими вечно приглядывать.
А их, этих граждан, ждут друзья. Генка, может, их ждёт.
Генка — это
личность из соседнего переулка. Неплохая личность. Потому как единственная у
родителей. И ненависти к младшим сестрам ещё не выработала.
А мой старший
брат выработал. И называл меня дурой.
Я не спорю,
шестилетний ребенок против подростка может и дура. Тут, конечно, всё так и
есть.
Но это, между
прочим, не повод этих малолеток мучить.
А дело было
летом. Допустим, в июле. Жарко, конечно. Хочется купаться, а тут я — мелкая и
противная. Надо меня выгуливать, но в опасные места не водить — мало ли, синяк
или царапина — опять же нагоняй от родителей.
Потому или сиди
с этой мелочью во дворе, или воспитывай. И тогда — куда хочешь: на пруд, в
соседний двор, или к другу в гости
Главное —
воспитание, да?
А брат, между
прочим, сам ещё не особо того… Не особо воспитатель. И методы у него
примитивные: по голове шваркнуть, за руку дёрнуть. Конечно, обозвать «дурой»
ещё полезно бывает.
А тогда летом он
придумал ещё другой креатив: вырезать перочинным ножиком кусок дёрна и положить
на голову противной сестре.
Двойная выгода: и, вроде, сама пробежит домой от
такого обращения, и вроде никто её не прогонял. Можно с чистой совестью и
грязными руками или на пруд — мыться.
Не сработало. Не
ушла я домой. Пришлось тащить и меня на пруд и следить, чтоб не утопла.
А Генка был
хороший. Потому что у него младшей сестры не было.
Липа Степановна была дама корпулентная, статная. На
голову выше моей матери.
Мама
подрабатывала швеей. На заказ шила, значит. Дома. И клиенты, конечно, толклись
у нас в квартире без разбору.
К особо
уважаемым клиентам мама могла и сама сходить на дом.
Но только к
очень уважаемым.
Липа Степановна
была очень уважаема. Она была подчинённой отца. Отец очень не любил, когда мама
по людям бегала. А к Липе Степановне отправлял и ни мур-мур. И в таком разрезе
было не совсем понятно, кто кому начальник.
Но уважали все,
да. Умела себя поставить.
Вот мы идём к
ней, и она открывает дверь. Квартира просторная, потолки высокие. Чёрт знает,
что она забыла на этой шахте, где была подчинённой отца.
Я иду с мамой,
потому что ей одной, может, неинтересно вечерами болтаться по улицам.
И вот видит меня
Липа Степановна, немножко умиляется и ведёт на кухню. Сажает, конечно, за стол.
На столе торт. Ещё конфетки в хрустальной вазе. Шоколадные.
И ставит Липа
Степановна передо мной блюдечко и чашку. С чаем. И нож. И говорит:
— Ты, деточка, —
говорит, — можешь натурально отрезать себе тортика, сколько хочешь. И закусить
конфетками. Я, — говорит, — возражать не предполагаю.
И уходит снимать
мерки на предмет пошива платья. Срочно ей платье понадобилось, юбилей какой-то
намечался.
А я осталась у
стола. Мне, между прочим, лет восемь, и я страшно чужих людей стесняюсь. И
отрезать кусок торта постеснялась. А чай, конечно, попила. И одну конфетку
скушала. И вазу пальчиком потрогала: такую невидаль я только в гостях и видела.
И вот пора нам
уходить. Поглядела Липа Степановна на стол, на скучающий торт, на конфетки,
вздохнула. Выгребла, сколько могла, конфет из вазы и натолкала мне в
карманы.
— Кушай,
деточка…
Как же, кушай.
Мама велела не есть и дома выложить в стол, чтоб, значит, вся семья
угостилась.
Вот и таскались
бы ночью по улицам сами, и угощались бы…
Если был это
было так, школу можно было бы назвать уникальным местом. Аномальным.
А оно
обычное.
И вот такие же
странные люди вокруг.
Вот детский сад.
Тут - детишки мелкие, тут - нянечка. А вот воспитатель. Фигура солидная и
внушительная. Даже для родителей. Значительная часть родителей по этим
показателям до воспитателя не дотягивают.
То есть,
конечно, до вот этого конкретного воспитателя. Лидия ее зовут, Николаевна. Она
возвышается над вами, поэтому просьба имени не забывать.
И вот приводит
мамочка своего любимого трехлетку на передержку, значит, в дошкольное
учреждение. Чтобы пойти на работу и спокойно производить прибавочную стоимость
для капиталистов.
И отдает
трехлетку в руки солидной Лидии Николаевны. Это хорошо, что трехлетку. А там
есть и помельче детишки. И вот эта воспитатель их строит.
И взбрело
мамочке понаблюдать, как ее младенец будет счастливо пребывать в стенах
учреждения.
Вот стоит она,
смотрит в щелочку и слушает.
И слышит, как
воспитатель командует детям повернуться направо. Или налево. Без разницы,
потому что все просто повернулись: кто налево, кто направо, кто кругом. Кто
просто повернул к воспитатель одну голову, а туловище, форменно, не
повернулось. То есть - бардак.
Воспитатель
осталась недовольна и вручную расположила малолеток, как ей нравилось. И дала
вторую команду:
– Шагом
марш.
Это вызвало
некоторый раздрай в только что правильно построенном ряду: кто-то шагнул, кто-то
поднял глаза к потолку: не там ли располагается этот самый “марш”. Нету. Не
там.
Воспитатель
снова поправила строй вручную, подтолкнула: вот вроде и идут. Но как-то неровно
идут: вот эти высоко поднимают колени, этот еле волочит ноги по ковролину, а кто-то
вовсе бежит и утыкается носом в идущего впереди.
И воспитатель
снова командует:
– Соблюдайте
дистанцию!
Лично мне
кажется, что она могла и помолчать на данном этапе. Все равно трехлетки ни
единого слова не поняли.
Мама у дверей
тихонько хихикает и уходит домой. Придется вечером с ребятенком учить слова
“соблюдайте” и “дистанция”. А там глядишь, и образованной вырастет.
Что одежда
преображает я, конечно, знала. Но не до такой же степени! Что прямо совсем. Я
так не согласна на данном этапе.
Однажды мне,
молодой и красивой, но немножко бедной, пришла в голову идея сшить себе
наряд.
Конечно,
некоторые это и нарядом-то не назовут. Так, баловство. Жилетку я себе сшила. С
совершенно голой спиной. Это когда анфас он ещё смотрелся приличной часть
гардероба.
Сшила.
А, между прочим,
есть у меня странность: зимой я хожу как бомж: куртка, штаны, часто спортивные,
и не из модельного дома, да, такие, знаете, с вытянутыми коленками.
А летом,
наоборот, преображалась.
И вот — почти
лето. И решила я обновить жилетку. Ну и что такого? Меня 18 градусов не пугают,
я, может, на Урале родилась. Кто там с Урала? Подтвердите, что +18 — это уже
вполне себе лето.
Нарядилась. Иду.
Гуляю и всячески смущаю местных в куртках. И вот настал время возвращаться
домой, в общежитие.
Я не сказала? А
общежитии я жила, в рабочем. На вахте — чистый цербер. Не знаю, как она меня на
выходе просмотрела, может, у ей зуб болел. Зато на входе не просмотрела —
сцапала. И не к пускает: «Кто ты такая! Вас тут не живёт…» и всё такое. Любой
от такой неприятности в истерику впадет. Я и так, и эдак, и обличность свою к
свету придвигаю — не признает мой портрет вахтёрша! Иди, говорит, шалава, гуляй
по проспекту.
И все уже не
говорят — наша это! Нет, стоит насмерть, сволочь.
Пришлось звонить
серьезному человеку, который через дорогу служил начальником бассейна и был
известен всей администрации завода — жена у него юристом на заводе (тоже зверь,
прости Господи). Пришёл этот важный гражданин. Посмеялся, но пришёл. «Это, —
говорит он этой вахтёрше, — очень даже приличная девица, она у нас в заводском
бассейне регулярно физически развивается. Так что, говорит, извольте пустить, а
то мы тут юриста даже можем привлечь в случае чего!» И ржёт. Весело ему. А мне
не весело. И вахтёрше, что интересно, тоже не весело. Пустила. Но долго на меня
косилась, и было видно: если бы не юрист, вышвырнула бы меня ко всем
чертям.
А в бассейне,
между прочим, меня сразу узнавали и не прогоняли.
Бассейн –
обычная история с неизвестно каким концом. То есть, я не могу с уверенностью
сказать, были последствия или нет.
В бассейне у
меня был блат. Начальник бассейна был моим приятелем. Поэтому меня учили
плавать сразу два тренера. Не то чтобы меня готовили в Олимпийские чемпионки.
Просто в группе разномастных трудящихся завода вообще никого не тренировали. Не
утоп - и хорошо.
Учили в основном
прыгать в воду. Или прицепят мне моноласту и смотрят, как я с ней
кувыркаюсь.
Конечно, под
водой мне было комфортно. На глубине 4 метров никто не мешает. И я, главное,
никому не представляю угрозы.
Плаваю.
Прозываюсь “бешеным карасем”. Хорошо.
Ну и плавала бы
дальше. Нет. Надо сверзиться с бортика и врезаться башкой в дно.
Нет, конечно,
сначала руками в дно. Но башкой тоже. Шишка появилась.
Нормальный
человек прикрыл бы шишку волосами. Не наш путь: ультракороткая стрижка -- и шишка
во всей красе!
Между прочим,
никто не сочувствовал. Личностью меня считали неспокойной и только смеялись:
куда меня снова угораздило.
Так вот. До сих
пор непонятно, повлияло сотрясение головного мозга на эту самую голову или
обошлось? Странности и заскоки – это следствие травмы или дурного
воспитания?
Озарения
приходят внезапно, это все знают. И человеку, может, совсем не обязательно для
этого трудиться.
Мне тоже
повезло, и меня посетило озарение. Странное, конечно, озарение. Как будто
больше ничего не осталось, берите, что дают.
В общем,
оказалось, что я хочу резать по дереву. А куда резать? Профессия моя даже
близко не около ножей. И даже не около дерева. Неинтересная, одним словом,
профессия. Больше теоретическая.
И вот меня
осенило. И я месяц хожу и страдаю. Потому как ни ножа подходящего, ни деревяшки
нет.
Ладно. Знакомые,
конечно, удивились такому желанию. Но, конечно помогли. Сказали: «Вот, мол,
очень даже резчик по дереву. Ничего, что он бородатый, он очень довольно милый
человек. Иди, научит. И ножик даст».
Пошла. Хотя и
страшновато, мужик-то на лесника похож, а потребность в резании дерева
сильнее.
Прихожу.
— Что, —
говорит, — желаете? На досточке или так, как бог на душу положит?
— Хочу, —
говорю, — и всё. А как не важно. Начинайте, — говорю, — учить.
— Вы, — говорит,
— должны понимать такое, что вы можете остаться натурально без пальца. По
первости, — говорит, — такое бывает.
— Не извольте
сомневаться, — отвечаю, — пальцев-то у меня не две штуки. Авось и хватит на
обучение.
Порешили. Даёт
он мне нож. Резак называется. И даёт деревяшку.
— Начинайте, —
говорит. — Вот этот палец, к примеру, сюда, а вот этот так расположите. И того.
Должно получиться, ежели не дура.
Всё моё прошлое
историческое развитие неоднократно показало, что, бывает, и дура. Но бородатому
мужику с ножом я, конечно, ничего не сказала, а стала делать, как он
говорит.
Раз делаю, два.
Гляжу, вроде и стружка пошла. Сдвинулось дело. Дал мне мужик чурочку, рисунок,
резак и отправил домой. Развивать навыки.
— Сделайте, —
говорит, — к примеру, мне вот такое к следующему разу.
И тычет пальцем
в рисунок. А там, извините, человек. Нос у него, голова, все как
положено.
— Я, — говорю, —
конечно, извиняюсь. Я ещё, может, круглую голову делать пока не умею. А нос на
квадратной голове смотрится неудобно. Нельзя ли без носа? Глаз хорошо,
изображу.
— Нету, так
нельзя, — говорит мужик, — нос должен быть обязательно. Это не какой-то там
непонятный гражданин. Это, извините, богиня Макошь. И тут своеволие не
приветствуется. Вот тут на чертёжике всё нарисовано: сначала делаешь так, потом
отфигачишь тут. Потом подравняй, это всё-таки божественная личность, тут надо
строго. А потом, — говорит, приноси. Я посмотрю.
Я, может, ничего
не поняла, но домой пошла. С чурочкой и чертёжиком. И начала резать. Конечно,
не со всей дури: богиня всё ж таки. Понимать надо.
Режу час, режу
два. Гляжу, толку никакого: не проглядывается божественная сущность. Ладно, думаю,
пойду поем. Сил прибавится, тогда, может, и дело интересней пойдёт.
Не пошло.
Видимо, не в этом дело было.
А в чём?
Пошла к зеркалу
поглядеть, как глаз, к примеру, выглядит. Вот тут надо отрезать, вот тут не
надо. И плечи. Плечи отпилить. Ну, то есть не плечи, а деревяшку наш плечом.
Что её ножом-то колупать? Расстройство одно.
Так и ходила два
дня к зеркалу — глядеть, что и где отрезать и как оно расположено. Получилась, мало
что не богиня, а какая-то девка деревенская. Курносая. И руки не то чтобы
аккуратные.
Хорошо. Через
два дня принесла мужику на осмотр. Мужик смотрел-смотрел, вертел-вертел да и
говорит:
— Вон морилка,
вон лак, крась. Поинтереснее, — говорит, — будет. А то пока я не могу признать
божественную личность в полной мере.
Покрасила. Снова
подаю на рассуждение.
— Вот теперь, —
говорит мужик, — несколько другое дело. Мастерства, конечно, нет, но уже
видно, что не лягушка какая. Макошь и есть. Я, — говорит, — её в дальний угол
поставлю. Авось, не увидят. А ты иди снова режь. Мужика теперь, к примеру,
можно. Да хоть бы лешего какого. Или домового. Там разберемся, на кого он
обличьем похож будет.
Куда он поставил
эту первую поделку, мне неизвестно. Это я не могу сказать. А через три месяца
принес мне заработок: пятьсот рублей. Купил её кто-то. То ли подумал, что это
какая несчастная святая. То ли Макошь в самом деле такая и была — внешностью
обделенная и с неровными руками.
Поиски себя
бывают трудными. И неожиданными. Не в бровь, а в глаз.
Как-то на работе
такой случай случился. Взялась наша руководительша театральной студии учиться.
Натурально, на режиссёршу. Училась старательно, тут ничего не скажешь. И
наполнялась энтузиазмом. И так она разохотилась, что решила дипломный спектакль
ставить на нас. Хотела, кажется, открыть что ни на есть народные таланты.
Вот такая ей
блажь приключилась. Конечно, таланты не подвели. Ни в какую сторону не
подвели.
Тут, безусловно,
большая благодарность директору заведения – он разрешил режиссёрше её рабочее
помещение обустраивать согласно требованиям сценического искусства. Шторы там,
фонарь повесить. Опять же — кое-какие декорации нарисовать. Он, директор то
есть, отправил рисовать весь трудовой коллектив в меру сил и времени. И
желания. Конечно, в основном рисовали художники, местные. Они что-то там умели
всё-таки рисовать, по сравнению с другими. И детей к тому же учили рисованию.
В
общем, на декорациях сэкономила постановщица. Она же режиссёрша. Конечно,
осталась не в восторге. Тут не поспоришь: из чего могли, из того сделали. А
спектакль, надо сказать, про Маленького принца. Тут и пустыня, тут и сад с
розами. И вообще. Разные планеты. Мне трудно понять, как это всё сообразили и
впихнули в маленькую студию. Это, граждане, разумению не поддается. Ни с
первого раза, ни после пол-литра. Это, конечно, талант надо иметь. Как у режиссёрши.
Хорошо. Раздают
роли. Друзьям и сотрудникам, которые тоже энтузиазмом горят.
Горят-то горят,
но кто сказал, что могут? Тем не менее, начали учить роли. Репетировать иногда.
Отрываясь от семьи и производственного процесса. И готовить костюмы. Вы поняли:
как получилось, так и получилось.
Лично мне
досталась роль фонарщика, вроде. В шляпе. И какая-то ещё. С ярко-рыжими
волосами (или это была одна и та же роль?).
Я так думаю, что
идея с ярко-рыжими волосами возникла случайно: просто потому, что мои белые и
короткие волосы легко покрасить и поставить торчком. Чтоб занятнее было для
местной публики. Я так понимаю. Но я человек далёкий от театра, могла и не
понять режиссерской идеи. А панковский почти красный ирокез — это весело. Я
была не против.
Вот репетируем.
Режиссер периодически пьет валидол, корвалол, новопассит какой-нибудь, амитриптилин и разные фенобарбиталы. Потому что не предполагает таких
трудностей в производстве спектакля местным силами. То роль не выучили, то не
пришли, потому что к выставке готовятся, то стоят не так, то голос подают без
учёта акустических возможностей помещения. Глупость одна, в общем, и
расстройство.
Для режиссера. А
мы ничего, нам весело. Детство вспоминаем и развлекаемся в свое
удовольствие.
Хорошо. Вот
премьера. Играем. Кто как запомнил. А кто не запомнил — ничего, смотрят тоже
все свои, можно сказать: «Ой!» и начать все заново.
Режиссер-постановщик
к тому времени уже потеряла и надежду, и перспективы получить диплом, и остатки
лохмотьев нервной системы. Пребывала почти в обмороке и всем улыбалась. Иногда
зверела и закатывала глаза. Тогда мы осторожно интересовались, не нужна ли
медицинская помощь. И шли дальше отрываться на сцене.
Дело закончилось
более-менее нормально. Экзаменаторы, видимо, прониклись сложностями местной
самонадеянности нестоличного региона и засчитали-таки эту вакханалию в качестве
дипломной работы. Хотя, конечно, сделали замечание. В том смысле замечание,
что, надо понимать, артисты из нас так себе. «На уровне произнесения текста» —
такое было для нас отмечено качество. То есть приблизительно: говорит умеют, и
ладно. А так-то задумка была идеальная, тут ничего не скажешь, тут комиссия
одобрила. А контингент и старые шторы… Такое бывает, не без этого. Это
нисколько таланта режиссера не умаляет.
Что касается
нас… Никто из нас дальше строить карьеру артиста не решился. То ли оценка
высокой комиссии нас развернула в сторону от творчества, то ли некоторые уже на
пенсию собрались. Тут, признаюсь, не все так очевидно.
Но больше лично
меня не приглашали даже в самодеятельность. Оно и к лучшему. Мало ли, у
режиссера не окажется валидола в нужном количестве. Нам лишние жертвы ни к
чему. Мы ж не звери.
Всё-таки, вы
знаете, есть во мне что-то особенное. Иногда это замечают совершенно
неожиданные люди. От кого не ждёшь.
А случилось это,
когда я устраивалась на работу на завод.
Завод и завод,
обыкновенный такой завод, турбины делал. А я, конечно, не инженер. Я в цех
какой-то устраивалась, что-то там делать. Чёрт его знает, что там делать, я ж
только устраиваюсь, имею полное право не знать, как они там время проводят и
чем развлекаются.
И вот велят мне
пройти медицинскую комиссию. На предмет соответствия здоровья, значит.
Иду. Поначалу всё
хорошо складывается: и анализы приличные, и руки-ноги в наличии. Всё хорошо,
идите дальше.
Иду к
кардиологу. Этот медицинский специалист уже немного сомневается, но ничего,
через два дня пропустил: то ли сердце как-то иначе биться стало, то ли заводу
не хватало граждан для производства турбин.
Иду дальше. Вот
врач по нервным болезнями, невропатолог, то есть. Он же по нервным? Ну вот.
Вспоминаю: таковых болезней не имеется, спокойно иду.
И этот
невропатолог как-то неодобрительно на меня смотрит. Как будто я вчера в его сад
залезла и черешню обнесла. А я ничего, я даже не знаю, где он проживает.
Вот он смотрит.
И начинает задавать всякие вопросы:
— А в какой вы
цех идёте, к примеру, — говорит, — я интересуюсь. Потому как, — говорит, - это
не всё равно.
Называю цех.
Вижу, недоволен доктор:
— Это где, —
говорит, — печи такие раскалённые и инструмент тоже такой небезопасный?
— Вполне, —
говорю, — возможно, есть и такие инструменты.
— А тогда, —
говорит невропатолог, — я вас до работы ни в коем случае не допускаю, а требую
справки от психиатра. Очень, — говорит, — мне ваше обличье внушает
тревогу. Вы, часом, не наблюдались у такого врача? А то у меня есть
подозрение… Инструмент, — говорит, — опять же — опасный. Нет, идите к психиатру.
Даёт он мне
бумажку и велит ставить печать только на ней.
— Никаких, —
говорит, — посторонних справок мне не надо. Знаем мы вас. Может, у вас в
психиатрах родственники присутствуют. Так что вот моя бумажка, тут печать.
Идите.
Пошла. Психиатр,
конечно, удивился.
— Я предполагаю,
— говорит, — что этому врачу самому нужна такая справка. Но на всякий случай я
собираюсь дать вам четыре бумажки: вот бумажка этого бдительного невропатолога,
вот бумажка от меня лично, а вот ещё от всей нашей славной медицины и конкретно
от психбольницы! Должно, — говорит, — хватить.
Хватило.
Посмотрел невропатолог, на бумажки, на меня. Погрустил.
— Ежели товарищ
психиатр взял на себя такую ответственность, — говорит, — то и я не имею права
не допустить до работы. Но лично я против. Несмотря на острую нужду в рабочих
кадрах. Я, — говорит, — уверен в неправильности такого решения. Граждане
рабочие, во всяком случае, находятся теперь в некоторой опасности. Несмотря на
соблюдение правил безопасной работы.
Взяли меня на
эту работу. Что характерно, начальника цеха не предупредили об опасности. И
бригадира не предупредили.
Так и прожил цех
два года в смертельной опасности.
Спортивное прошлое у меня не такое чтоб примечательное. Слабенькое, честно сказать.
Но как-то меня всё время тянуло совершенствоваться физически. То гантелька в руки пропадёт, то лыжи. Опять же, бассейн недалеко был.
А тут поселилась со мной в общежитии исключительно спортивная девица.
Бегать очень любила. Гантели ещё тоже уважала. Кори Эверсон, то есть, была её кумиром. Это достойно уважения. Я прониклась и поступила к ней в ученики. К девице поступила, не к Эверсон. Та, что интересно, в Америке жила. А я тут, в общежитии. До Америки поезда в то время не ходили.
Поступила. День делаем зарядку, другой день гантелями машем. Всё хорошо. Я даже и определённые успехи делаю: ни разу гантель не уронила, вывиха плеча не было, рука тоже не оторвалась. Всё, то есть, ровно.
А на третий, значит, день, приспичило этой девице начать бегать кросс по пересечённой местности.
Конечно, до пересечённой местности меня сперва не допустили и велели бегать на стадионе.
Надо тут сказать, что бегать я терпеть не могу. И всячески этой процедуры избегаю. Это меня тренеры по борьбе измучили бегом. Там как: вывели на улицу всю команду и вот, говорят, туда бегите. Потом обратно. Час времени, говорили, бегите. Ну и что, что метель? Кого это волнует. И дождь стеной не должен вас пугать, говорят, на то вы и борцы, значит, чтоб всякие бури преодолевать, не моргнув глазом. Преодолевали.
Я потом, конечно, ни дождя, ни снега, ни жары не боялась. Но бегать уже — увольте. Не особо прониклась.
И вот меня отправили бегать на стадион. Одну. Без присмотра. И вот я сижу, собираюсь с мыслями. Какой дурак добровольно побежит, думаю? Вот и этих, которые круги наматывают, наверняка кто-то заставил, а сами из-за забора в бинокль смотрят. На предмет выполнения.
Моя-то девица далеко отсюда, она на пересечённой местности спортом промышляет. А тут кругом стадион и город. Никто меня не видит.
Так и сидела до условного времени. Потом еле проползла кружочек. Полуживая, вышла со стадиона и упала в объятия тренерши.
Хорошо. Пожалела она меня и сказала, что больше не бросит меня одну, а будет искать пересечённую местность поближе.
И нашла: соседний парк.
Это так говорится, что парк. А лавок там только по краю две штуки. А внутри — лес и тропинки. Корни, сырость, всё как положено для пересечённой местности. Рай для маньяков. И бегунов.
И вот мы пришли. Она мне говорит: «Ты тут, например, по краю бегай, в случае чего — вот лавочка, посиди, если совсем сознание от усилий теряешь. А я, — говорит, — по тем стрёмным кустам бегать привычная. Я побежала». И отбыла.
Сижу я на лавочке. И вроде бегать не охота, а вроде и спасать девицу кто будет? Ежели маньяк? Она-то, дура, не учитывает, что маньяки как раз чаще в городских парках промышляют. А я знаю, я читала. И мне тренер по борьбе всегда так говорил: «Взгляд у тебя, — говорил, — нечеловеческий. Как будто кровопролитие задумала».
И вот сижу я и решаю поискать по парку или девицу, или, скажем, маньяка, чтоб на него поглядеть и лишить всяческих душевных сил для совершения правонарушения. Побежала, что ж. Час бегала: никого.
И то хорошо. Может, девица просто заблудилась. Подожду.
Через какое-то время появляется девица. Вполне здоровая, с руками и ногами.
— А что, — говорит, — ты все время тут сидишь и бегать не планируешь? Это тогда толку никакого не будет.
И так мне обидно стало: я её тут от маньяков спасаю изо всех сил, а она насмехается. Ничего не ответила.
Но бегать с ней по пересечённой местности перестала. Ну его, этот бег, одним неприятности и ущемление интересов.
Дело было летом.
Потому что а когда мне ещё на пляж ходить? Вот, иду.
А иду, что
интересно, не одна, с подругой. Она тоже, скажу сразу, не особо устойчива в
смысле характера и чувств.
Вот идём. Вокруг
солнце, травка. Кустики тоже, не без этого. А идти немного полем. В сторону
нефтебазы, потом налево и ещё полкилометра. Далеко то есть от заселенных
кварталов. И вот идём полем налево от нефтебазы. Проходим мимо кустика, и случайно
заглядываемся на какой-то там особо красивый листочек. Или, может, мы бабочку
увидели: дуры же молодые, нет чтоб об интегральном исчислении думать! Тогда
такого конфуза не случилось бы.
Вот смотрим мы
на бабочку, и подруга начинает тихо подвывать. Я, конечно, сначала удивилась
такому несоответствию её поведения красоте природы. Пригляделась, что за
бабочка там такая кошмарная, чтоб аж прям выть.
А я немного
того, подслеповата. Зрение то есть у меня не очень. И я, значит, наклоняюсь к кусту,
чтоб рассмотреть, шагаю к кусту поближе… Под ногу попадает какой-то предмет, я
на этот неуместный предмет чуть не свалилась. Но ничего, на ногах
устояла.
А подруга уже и
причитать начала. Наклонилась я посмотреть, что нарушило мое равновесие, а там,
натурально, мужик лежит. И ноги из кустов выставил, зараза.
Мужик выглядел
подозрительно, не поспоришь: синие скрюченные пальцы, синие губы, опять же — не
отреагировал на мои инсинуации. Я ж ему как бы ногу отдавила. А он лежит и ни
мур-мур.
— Да, — говорю я
подруге, — я в каком-то смысле даже понимаю твою несдержанность, этот
гражданин, похоже, помер.
— Помер! —
начала закатывать глаза подруга, не забывая при этом выть по его усопшей душе. —
Вот прям мертвец? — всё ещё не верила она и тоже наклонилась пониже, чтоб, значит,
поточнее разглядеть. Осмелела и потрогала синие пальцы. Тело не
реагировало.
— Да, —
задумчиво сказала она, — Крови, конечно, не видно, но на живого не похож.
Может, у него сердце прихватило?
— Какая нам
разница, — сказала я. — Давай кому-то звонить и сообщать о таком неприятном
инциденте.
Позвонили. Там у
нефтебазы телефон висит. Как раз напротив куста с покойником.
— Вы точно
знаете, что человек мертвый? — уточнили на том конце. — А если не уверены, чего
звоните? Вы, — говорят, — сперва пульс у него проверьте, чтоб мы не зря
мотались по городу, у нас и живым скорых не хватает. А этот подождёт. Вы,
главное, никуда не уходите.
Пульс я,
конечно, проверять не стала. Так и сказала, мол, остерегаюсь посторонние трупы
пальцами хватать. А пусть просто поскорее приезжают, потому как нам в чистом
поле с покойником некомфортно.
Дама
отключилась.
Подруга,
конечно, немного пришла в себя и перестала издавать истеричные звуки. И теперь
мыслила здраво.
— Я, — говорит, —
боюсь присутствовать в чистом поле рядом с этим покойником. Я вообще опасаюсь
подобных личностей. Давай, говорит, — отойдем в сторонку, и оттуда поглядим,
как его спасать будут.
Мы отошли в
сторонку и простояли там минут десять. Никто не ехал. Нога покойника четко
виднелась на фоне зелёной травки.
— А откуда они
узнают, что это именно мы нашли этого неживого гражданина? — снова здраво
рассудила подруга. — Пойдем отсюда вовсе. Они, может, через час приедут. Потому
как если он уже помер — какая разница, сколько ему лежать, тут никакой спешки
нет. Они и не будут спешить. А ежели он живой — то почему у него руки синие и
не дышит?
Пока она так
рассуждала, она неосторожно повернула голову в сторону куста и снова изобразила
ужас и потерю сознания. Я её подхватила под руку и тоже посмотрела в сторону
куста: наш покойник уже встал и, покачиваясь, плелся в сторону города. А
навстречу ему по проселку неслась «скорая».
— Пошли, —
сказала я, — они встретятся без нас. А если не встретятся — то тем более нам
пора уходить: что мы им скажем по поводу отсутствия покойника? Где мы возьмём
другого? Нас оштрафуют. Пошли лучше на пляж, там народу много, мы там
затеряемся и ответственности за ложного покойника нести не будем.
Мы поскорее
убрались с места действия. Дальнейшая судьба мертвеца нам неизвестная. И нашли
ли медики кого-то ещё под кустом, тоже не выясняли.
Сегодня
поговорим о другой представительнице правящих кругов. Византийских.
Вообще история
Византии не для слабонервных. Может, и история Китая, а тем более — Японии,
конечно, тоже не айс. Там есть, где покопаться в грязном белье. Но сегодня о
Византии.
Итак, вот она,
обитель православных патриархов и священных правителей. Они только что
отмахались от нашей Ольги, но ещё не подозревают о Святославе и Владимире. И
живут спокойной, для Византии, размеренной жизнью.
В прошлый раз я
упоминала Романа II, сына Константина Багрянородного и Порфирогенета. (Говорят,
он Ольгу и крестил. А Константин был восприемником из купели, отцом крестным то
есть.)
Этот Роман тот
ещё перец. Когда ему было лет десять, окрутили его с принцессой Бертой,
внебрачной дочерью какого-то там
итальянского короля. Той было ещё меньше лет. Это был династический брак. Кто
его знает, зачем этим гражданам королевских кровей женить совсем ещё сопливых
отпрысков. Кто-то, может, территории хочет застолбить, которые в приданое идут.
Кто-то войну прекращает. Мало ли. А тут дитё без дела по двору бегает. Вот,
пусть пользу короне приносит.
Женили, в общем,
Романа. Вскорости номинальная малолетняя жена скончалась. И вот этот Роман
влюбился в дочку шинкарщика. Таверну то есть держал папаша в одном из бедных
кварталов Константинополя. Эта самая дочка до замужества называлась Анастасией,
и даже еще проще — Анастасо. Не из благородных была будущая императрица. Но что
красоты была необыкновенной, это да. Чем пленила и наследника, и прочих
облеченных властью придворных граждан. Непонятно, конечно, где и как повстречал
её наследник. То ли по городу бродил, да заглянул в кабак. То ли конкурс среди
красавиц устроили, чтоб ему самую-самую выбрать. И, судя по характеру и
склонностям наследника, он, скорее всего, именно бродил в поисках приключений и
плотских удовольствий. (А был он весь в отца: красивый, статный, обхождение
знал.)
Византийская мозаика с изображением Феофано
Что характерно,
папа наследника — император Константин Багрянородный — был не против этого
мезальянса. А мама — категорически против. Феофано этого не забыла…
Вот они живут.
Родились дети — будущие императоры Василий 2 (которого потом Болгаробойцей
назовут) и Константин VIII. Потом внезапно скончался отец-Император. Говорят —
отравили. Кто там знает. Но ходили слухи, что это как раз сынок и приложил
руку.
Но это слухи.
Зачем бы ему, да?
Другие слухи, по
поводу Феофано, тоже были.
Феофано травит Константина Багрянородного, миниатюра «Мадридской рукописи» Иоанна Скилицы (иллюстрированная хроника, написанная в XII веке на острове Сицилия, «Мадридской» названа потому, что хранится в Национальной библиотеке этого города)
А Феофано
принялась расчищать своим сыновьям место у трона. Сначала отправила руками мужа
всех его сестёр в монастыри. Разные! Никакие мольбы не помогли. Роман попытался
облегчить им горечь отречения от мира и разрешил жить, как в родительском
дворце: наряды, мясо, игры. Но у трона они больше не появились. А потом от горя
умерла и свекровь Феофано. Больше никто не мог отобрать трон у ее детей. Так
казалось.
И жил бы Роман с
красавицей женой и четырьмя детками (две девочки ещё было, одна из них — Анна,
будущая жена нашего Красного Солнышка Святого Владимира) долго и счастливо, но
тут Роман внезапно умирает. В самом расцвете своих молодых сил. 23 ему было,
или около того. Совсем молодой, поцарствовать не успел, бедолага.
Смерть Романа II Неизвестный автор XIII века — История Иоанна Скилицы (Скилица Матринский (Национальная библиотека Испании)
И что, скажите
мне, делать вдове? В этой вашей Византии, где императоры мрут, как мухи, и
больше частью от внутренних болезней? Правильно, искать покровителя! А то
свергнут её маленьких детей, да и убить могут. Ходил там один, евнух, Вринга.
Премерзкий господин.
И не надо верить
злым языкам, что, дескать, эта женщина с низкой социальной ответственностью,
Феофано, сначала нашла покровителя, а потом внезапно скончался муж. Не так всё
было! Да и покровитель, в отличие от покойного мужа, был некрасивый, на негра
похожий, низкорослый, косолапый и вообще — старик. Полтос ему уже был, это
точно.
Но зато он был
гениальный полководец. Ну и что, скажете вы, император намного главней, зачем его
убивать, красавца распутного?
Тут всё сложно.
Византия — уникальная монархия. Со всех сторон. То конюх станет императором, то
какой-то бедолага из незнатных да бедных, но очень сильных. (Как, например,
Юстин I. А вы думали, великий Юстиниан голубых кровей? Не-а, папа его, Юстин,
поступил на службу в армию в одних сандалиях.) Тёрлись у трона и другие
проходимцы. И евнухи, влиятельнейшие: первые, мать их, министры!! Ну, и
полководцы тут же обретались.
Армия под командованием Никифора Фоки захватывает Алеппо. , миниатюра из Мадридского Скилицы, Национальная библиотека, Мадрид
Никифор Фока был
из знатного рода всадников. Потомственных то есть аристократов и полководцев.
Их, этих Фоков, в Византии было просто завались. («Мало ли в Бразилии Педров?..
И не сосчитаешь!» Ага, примерно так). И вот этот Дон Педро… тьфу, Никифор Фока,
после смерти очередного императора понимает, что ему труба — тот самый мерзкий
Вринга его изведёт. И единственное, что можно сделать — взойти на престол. А
там — красавица Феофано, регентша при малолетних императорах. Логика понятна?
Вот и Никифор быстро сообразил.
Никифор Фока въезжает в Константинополь в августе 963 г., миниатюра «Мадридской рукописи» Иоанна Скилицы
И вот прибывает
он в Константинополь, Феофано видит в нем защитника и спасителя её царственных
малолеток, он тоже попадает под чары Феофано. Его быстренько короновали, армия
поддержала, и вот Никифор — император вместе с теми малолетками. То есть на
троне — три штуки. А? Видали вы такое где-то ещё? Вот он становится императором
и… отсылает Феофано подальше от дворца. Мол, нехорошо в одном помещении с
дамой, черт знает что подумать могут, разврат какой-то.
Но потом
быстренько играют свадьбу — и открыто живут во дворце. Ей — 23 года. Ему — 51.
Детишки тоже, конечно, живут. Пока никто их не отравил и не зарезал. И то
хорошо.
Чего не скажешь
о третьем муже Феофано — Никифоре. Через шесть лет Феофано сама организовала
заговор против него. Конечно, не она одна. Ещё родный племянник Никифора Фоки —
Иоанн Цимисхий.
В общем, вот что
эта неугомонная бабенка утворила: сказала подозрительному мужу, что вечером к
нему заглянет, и чтоб дверь не закрывал. Он и не закрыл. Ждал-ждал, нет её.
Уснул. Не в кровати, он в кровати опасался спать, подозревал… А молодая жена в
это время пустила заговорщиков в императорские покои и самолично приняла
участие в смертоубийства супруга. Одна бы, конечно, не справилась: мужик он был
могучий. Но и племянник — тоже здоров. С ним даже наш герой Святослав не
рискнул один на один. Даром что низкого роста был этот подлый племянник. И вот
они с другими заговорщиками и резали этого Никифора, и зубы все выбили, и
бороду вырвали, и голову отрубили. А Иоанна объявили императором.
Византийская миниатюра с изображением коронации Иоанна Цимисхия
И вот думает эта
ветреная Феофано, что теперь заживёт. Но нет! Снова мимо кассы: ещё более
вредный, чем евнух, патриарх Полиевкт вдруг заявляет: «Не позволю, — говорит, —
новому императору взойти в священные покои, пока откуда не выведут запятнавшую
себя Священной кровью императора гадину!»
Не вопрос,
говорит новоиспеченный Иоанн I Цимисхий и высылает Феофано в какой-то
монастырь. И чтоб из окна смотрела на свои бывшие покои и страдала. И тогда
патриарх пустил его во дворец. (Царственных детишек, надо сказать, снова никто
не тронул, они-таки смогли вырасти и стать уже взрослым самостоятельными
императорами. Может, потому что и Цимисхий долго не прожил?)
Иоанн Цимисхий с Василием II и Константином VIII. Миниатюра из «Мадридской рукописи» Иоанна Скилицы
Казалось — всё!
Сиди, Феофано, в келье, молись и кайся. Но не такова эта дочь шинкарщика! Она
сбежала из монастыря и попыталась укрыться в Святой Софии: обычно там все
прятались. Вытаскивали ее оттуда всей толпой, а она крыла последними матерными
словами и Иоанна, и патриарха, и всех мужиков вместе взятых, и вообще, эту
несправедливую жизнь. Свидетели утверждают, что не каждый портовый грузчик мог
бы такое завернуть.
И отправили её в этот раз на дальний остров. Там и
прожила шесть лет. После смерти Цимисхия была возвращена во дворец уже
повзрослевшими сыновьями (старшему, Василию, было 18 лет). Но больше в интриги
не лезла, тихо жила и тихо скончалась. Тихо и быстро, в возрасте примерно 37
лет. Ну а что, такая бурная жизнь кого хочешь ушатает.
Семья у нас была
небольшая, двое детей всего: я и старший брат. Но, однако, родители работали,
поэтому часто со мной оставался брат. Он на четыре года старше.
Методы
воспитания у брата были передовые. Не знаю, где он про них узнал. Может,
попугая у друга дома видел, а может сам такой был гениальный ребенок.
Вот, допустим,
мне месяца три или четыре. Может, конечно, уже полгода было, и я должна была
понимать, как себя положено вести в такой ситуации. А ситуация простая: я лежу
в кровати, не сплю, что характерно. А очень даже громко ору и мешаю брату
заниматься его детскими делами. А родители снова дома отсутствуют по какой-то
уважительной причине. Может, они на работе были, или в соседней комнате
ругались.
А тут я, ору и
нарушаю дисциплину. Неизвестно, предлагал ли мне брат заткнуться или сразу
приступил к эффективному подавлению звука. И вот он берёт носовой платок и кладёт
его мне на лицо. Говорят, я замолчала сразу. Как будто я не обезьяна, а попугай
по гороскопу. Я лежала тихо и даже не ворочалась. Может я, конечно, испугалась.
Или недоумевала. Но лежала тихо. А потом пришли родители, сняли с меня платок и
увидели обалдевшие глаза. Так мне рассказывали. Во всяком случае, я до сих пор
люблю спать, накрывшись с головой.
Иногда брат,
конечно, со мной играл, а не только тряпку на морду укладывал.
Но вообще-то я
бы не доверяла мужчинам особо в этом деле.
Вот отец. Чёрт
его знает, с чего это он решил со мной поиграть. А мне тогда было года полтора.
То есть ещё несколько недостаточно жизненного опыта, чтоб предвидеть
последствия своих поступков. Слегка недееспособная я была на тот момент. И вот
отец зачем-то учил меня падать головой в подушку. Да, это весело: сидишь, а
потом бах! Лбом в подушку.
Это было весело в
кровати.
А потом отец пошёл
на кухню. И я за ним. Потому что не наигралась и желала продолжить.
А жили мы тогда
в доме с печным отоплением. И в этот день на кухне стояло ведро с углём. Это
было единственное, до чего я могла с пола дотянуться. И я села около ведра,
позвала маму («Мама, смотри, как я могу») и со всего размаха упала лицом на
ведро с углём.
Кровищи было
много: я рассекла себе лоб ведром. Кровь, уголь, слёзы — мама, конечно, была в
шоке.
Но, между
прочим, всё закончилось более-менее благополучно: всего-то шрам на лбу остался
над левой бровью. Глаза и нос не пострадали: я не рассчитала и еле достала лбом
до края ведра.
Я не спорю,
вероятно, были какие-то ещё последствия этой игры. Точно неизвестно.
Но в моей семье это рассказывали как пример глупости маленьких детей. Меня конкретно. И у меня нет основания им не верить.
7. Один единственный конский волос помог раскрыть
убийство 30-х годов. Место убийства Нэнси Титтертон в 1936 году оставило мало
улик; от веревки, которой удерживали жертву, остался только шнур и один конский
волос. Детектив приказал своей команде сравнить веревочный шнур с веревками
всех производителей веревок на восточном побережье; в конце концов, они нашли
совпадение в Йорке, штат Пенсильвания. Это подтвердило их подозрения, что
виноват Джон Фиоренца, который работал в компании и использовал конский волос,
идентичный тому, что был найден на месте преступления. Он признался в
преступлении.
8. Колода карт помогла раскрыть дело 31-летней
давности. Разочарованное ростом числа нераскрытых дел об убийствах, полицейское
управление Сиэтла решило раздать колоду карт с «нераскрытыми делами» среди
местных заключенных, чтобы заставить их поговорить. В колоде 2010 года
нераскрытым делам присваивались масти и номера, а за информацию предлагалось
вознаграждение. Иногда это срабатывало: заключенный рассказал, что знал, что
человек по имени Грегори Джонсон несет ответственность за убийство в 1979 году,
но никогда никому об этом не говорил. Джонсон признался в преступлении
(червовая дама в колоде) на допросе в полиции. Такой вот креативный подход.
9. Серийного насильника Рэндала Комо нашли по окуркам.
Сотрудник департамента шерифа в Лафайете, штат Луизиана, носил лыжную маску при
совершении своих преступлений, которые он совершал без подозрений на протяжении
13 лет. В конце концов, его поймали за пристрастие к курению: он
оставлял окурки в домах своих жертв, в которых следователи обнаружили
эпителиальные клетки его слюны. Эта ДНК связала его с
преступлениями, в которых он в конечном итоге сознался.
10. В середине 1980-х похититель детей был найден благодаря
следам розовой краски. Похищение ребенка в Тусконе, естественно, заставило
жителей города быть в состоянии повышенной готовности, поэтому, когда учитель
заметил подозрительную машину, припаркованную возле школы, он вызвал полицию.
При осмотре эксперт заметил на бампере этой машины несколько полосок розовой
краски, которая соответствовала оттенку брошенного велосипеда ребенка.
Автомобиль был связан с Фрэнком Джарвисом Этвудом, который недавно
освободился, отсидев за другое ужасное дело о жестоком обращении с детьми.
11. Пустые бутылки из-под газировки помогли найти
аптекаря, виновного в убийстве 1989 года. В 80-е годы у женщины из Флориды
неожиданно стали выпадать волосы, она говорила, что ее ноги буквально горят, а
потом впала в кому. Ее дети тоже заболели, но не до такой степени — через три
месяца их мать умерла, не приходя в сознание. Полиция не знала, почему, пока не
обнаружила пустые бутылки из-под кока-колы, которые нашли в доме семьи. В
остатках напитка обнаружили токсичный нитрат таллия. Опрашивая соседей жертвы о
потенциальных мотивах убийства, они вышли на Джорджа Джеймса Трепала, который казался
неуверенным, давая свои ответы. Выяснилось, что Трепал не только не любил
жертву, но он химик по образованию, и ранее провел два года в тюрьме за помощь
в организации нелегальной лаборатории по производству наркотиков, в которой
использовался таллий. Трепал был признан виновным в убийстве, хотя и отрицал
свою причастность.
12. Крошечный осколок пластика размером с монету помог
раскрыть зависшее дело. На месте происшествия остались только «осколки стекла и
небольшой кусок пластика», но этот пластик в конечном итоге сыграл решающую
роль в раскрытии дела. Полиция связала его с Ford Tempo 1990-х годов, который
отличался от того, который полицейские искали до обнаружения улики. Через
несколько часов после получения новой информации, полицейский заметил машину,
подходящую под описание, с отсутствующим куском пластика на кузове. «Мы
обнаружили, что наш подозреваемый уехал за пределы штата, чтобы заменить
лобовое стекло, но на допросе он во всем признался», - сообщила полиция.
13. Убийство 1998 года было раскрыто благодаря
собачьей шерсти. После того как двое мужчин убили женщину, они сделали все
возможное, чтобы скрыть свою причастность; они завернули жертву в полиэтилен и
тщательно убрали комнату, в которой она была убита. Однако полиция обнаружила
на носке жертвы собачью шерсть, они сравнили ее с шерстью домашних животных
подозреваемых, и она совпала.
14. После успешного побега из тюремного заключения
сбежавший Джоаккино Гаммино прожил незамеченным 20 лет. Ровно до тех пор,
пока полицейские не заметили одно изображение на Картах Google. Осужденный
убийца, считающийся одним из самых разыскиваемых преступников в Италии, работал
шеф-поваром под другим именем в городе Галапагар (недалеко от Мадрида в
Испании). На изображениях Google Maps был виден мужчина, подозрительно похожий
на Гаммино, болтавший возле магазина фруктов и овощей, и позже полиция
подтвердила, что это он.
15. Крошечные розовые
волокна коврика для ванной помогли опознать серийного убийцу после многих
лет расследования. На телах жертв находили различные нити, в том числе розовые
волокна, которые по заключению эксперта были из коврика для ванной, а также
темно-синие пряди. Однако полиция не могла найти источник нитей до тех пор,
пока очередная жертва похищения не сбежала из дома похитителя и не привела туда
полицию. Там они нашли источник волокон, которые были найдены у нескольких
жертв, и серийного убийцу задержали.
15. ЧРЕЗМЕРНЫЕ ТРЕНИРОВКИ В СПОРТЗАЛЕ, А ТАКЖЕ
ФИЗИЧЕСКАЯ РАБОТА. ВЫ ПОЙМЁТЕ ЭТО, КОГДА ВАМ БУДЕТ ЗА 30. Я КАК
РАЗ СЕЙЧАС РАЗБИРАЮСЬ С ПОСЛЕДСТВИЯМИ ВСЕГО ЭТОГО. МОЙ ПОЗВОНОЧНИК
В БУКВАЛЬНОМ СМЫСЛЕ РАССЫПАЕТСЯ. Помимо зависимости от тренировок
и работы по 60−70 часов в неделю в качестве
сортировщика товаров на складе Амазон, у меня было расстройство
пищевого поведения. В то время я не видел в этом
ничего страшного, это был период, когда мне было между
21 и 28 годами, сейчас мне 33. Я не могу
заниматься физической работой, я практически не в состоянии
заниматься спортом. Я хожу на физиотерапию 3 раза в неделю,
мне постоянно делают разные операции, потому что каждый год в моем
позвоночнике выходит из строя новый диск, который нужно восстанавливать.
Короче говоря, я всегда предостерегаю людей от столь навязчивой идеи
заниматься спортом. В какой-то момент времени я был в своей
лучшей форме в жизни, но чего мне это стоило?
16. Недостаток сна. Мой фитнес-браслет показывает, что
я сплю в среднем 6 часов 40 минут за ночь, а это
больше, чем 70% людей. Я сплю мало, но большинство спит еще меньше. К сожалению,
этому способствует множество факторов, многие из которых
в определенной степени не поддаются контролю. Психические
заболевания, дети, две работы и так далее. А еще тот факт, что среди
этих людей есть молодежь. Когда мне было около 20, я в течение
примерно 5 лет ложился спать в полночь и просыпался в 5.30.
Когда мне исполнилось 28, я перестроил режим и начал ложиться
в 11 вечера, а просыпаться в 7 утра.
17. Сидячий образ жизни. Когда ты лежишь в постели
с ноутбуком или сидишь за рабочим столом перед ноутбуком. Да,
и один из барьеров, которые нас останавливают от смены образа
жизни, заключается в том, что мы относим физические упражнения
к разряду тяжелых, требующих больших усилий занятий. То есть, либо
ты ходишь в спортзал и занимаешься на беговой дорожке, либо
тягаешь гантели, либо вообще нифига не делаешь. Мы забыли про такие
вещи, как просто ходьба, прогулки на природе, игра в фризби, что
угодно. Вы можете вести здоровый, активный образ жизни, никогда
не занимаясь спортом. Но большинство из нас часто сидят дома
и думают, мне нужно привести себя в форму,
но я не хочу идти в качалку.
18. Вредно не слушать свой организм. Когда
меня охватывает мощное желание что-то сожрать, это признак того, что
в моем организме не хватает определенного витамина, минерала или
чего-то еще. Мне кажется, это врожденный навык, который есть у большинства
из нас, и который нужно развивать, чтобы использовать его в полной
мере. К примеру, если мне очень хочется поесть салата, я знаю, что
в моем организме не хватает каких-то витаминов, которые я долгое
время не употреблял. Если мне хочется чего-то кислого, например, фруктов,
то мне не хватает витамина С. Если мне очень хочется заточить
гамбургер или другое блюдо из говядины, то мне не хватает
железа. Обычно, когда я ем то, что мне хочется, в умеренных
количествах, я чувствую себя намного лучше, и мое настроение
улучшается. Сначала я думал, что это просто потому, что я тупо
удовлетворяю свою тягу, но после экспериментов с определенными
продуктами понял, что это работает немного иначе. Например, я ел больше
фруктов, когда мне хотелось мяса, и получал тот же эффект.
То же самое касается дел. Я не могу просидеть дольше
нескольких часов за одним делом, мне обязательно нужно встать
и заняться чем-то другим. Я думаю, что наш организм способен четко
подсказывать, что нам нужно, когда нам это реально нужно, но надо уделять
этому больше внимания и более вдумчиво относиться к тому, что
мы делаем, едим, чтобы стать помощником нашему психическому
и физическому здоровью.
1. ЗАБИВАЮТ НА СОН. Хуже всего, когда ночью ты плохо
спал, днем страдал от усталости, а перед сном сходил в душ,
почистил зубы, лег в кровать, и твой организм такой — не,
я уже не хочу спать.
2. СИДЯЧАЯ РАБОТА БЕЗ СООТВЕТСТВУЮЩИХ ФИСИЧЕСКИХ НАГРУЗОК.
С момента, как я начал работать на своей первой офисной работе,
я никогда не чувствовал себя настолько физически больным.
Я только что начал заниматься спортом и мне уже лучше, но да,
очевидно, что сидеть на работе по 8 часов, а потом идти
домой и лежать там на диване не очень хорошо для вашего
организма.
3. Бухать. Алкоголь способен уничтожить организм человека
и не только его. Учитывая тот вред, который он наносит,
удивительно, что в обществе до сих пор так распространено его
употребление. Прикол в том, что если бы алкоголь был изобретен
сегодня, он никогда не стал бы легальным. Просто он уже
настолько укоренился в обществе.
4. Беспокоиться о вещах, которые ты не в силах
контролировать. Для тех, кто, как и я, склонен к беспокойству, хочу
посоветовать книгу, которую я прочитал несколько месяцев назад. Книга
Дэйла Карнеги «Как перестать беспокоиться и начать жить». У него еще
есть книга «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей».
Книга была опубликована в 1940-х годах, поэтому к некоторым примерам
и формулировкам, которые он использует, следует отнестись
с учетом этого, однако большинство советов и основных тезисов, что
он предлагает, реально полезные.
5. Курение, газировка, большинство запрещенных веществ, тикток,
челленджи, думскроллинг. Это огромная потеря времени и мозговой энергии.
Уточню. Изначально домскроллинг касался поглощения лишь негативной информации.
Однако со временем у людей растет понимание того, что просто
бездумное прокручивание ленты и трата времени на поиск какой-либо
информации тоже приносит вред. То есть, вы просиживаете весь вечер
в интернете и при этом ничего полезного не получаете.
6. Работать шесть дней в неделю за минимальную зарплату.
7. Курение и алкоголь. Когда я бросал курить, то говорил
о себе, что сегодня я не буду покупать сигареты, только сегодня.
Этого хватало, чтобы продержаться до сна. На следующий день
я говорил себе то же самое. Дни шли, а тяга
уменьшалась. Вот уже 9 лет, как я победил свою привычку. И это
после 30 лет курения и безуспешных попыток бросить. А ведь
реально нет никакого смысла думать в долгосрочной перспективе типа
«я не буду курить неделю». Наш мозг, по сути, перезагружается
каждый день. Лучше просто продолжать поддерживать эту идею до конца дня.
Единственный неприятный момент, когда не можешь заснуть.
8. Переработанные продукты, напитки с высоким
содержанием сахара, курение, алкоголь, употребление запрещенных веществ. Людям
стоит наладить свою дофаминовую систему. Только на этой неделе прочитал
статью о том, что переработанные продукты питания являются одной
из причин высокого давления, инфарктов и инсультов. Список того, что
попадает под эту категорию, составляет рацион большинства людей. Сухие
завтраки, чипсы, хлеб и пиццы из супермаркетов, готовые супы,
маргарин, фрикадельки, гамбургеры, сосиски и так далее. Да, огромное
количество исследований показывает, что у самых здоровых людей
во всем мире, как правило, одна общая черта. Они употребляют пищу, богатую
питательными веществами и бедную на калории. Переработанная
пища — полная противоположность этому. Мало питательных веществ и много
калорий. Вам нужны жир и сахар? Да, пожалуйста. Хотите питательных
веществ? Их тут нет. Огромное количество американцев одновременно
страдают от избыточного веса и недоедания, но многие люди
по-прежнему считают это невозможным противоречием.