Как говорится, на волне. Плюс, в комментариях неоднократно разными авторами высказывалась мысль, что нужно наоборот не отключать российских пользователей от контента, а показывать побольше, так сказать, американских ценностей. Поэтому, вот вам наша игра в стиме, которую мы тоже решили сделать бесплатной (правда, уже давно и по другим причинам 😁), но "американских ценностей" в ней - просто завались)
В первой главе я познакомил вас со своей персоной. Сегодня - знакомство с самой писательницей.
© 2024 Константин Оборотов
=== Список всех глав
Глава 2. Что меня сподвигло на знакомство с творчеством Arladaar *
Глава 3. Сгоняем на темную сторону
Глава 4. Ох уж эти сказочницы!
Глава 5. Фирма, которая не вяжет веников
Глава 6. Per aspera ad astra
Глава 7. Жека и Спартак
===
*** Глава 2. Что меня сподвигло на знакомство с творчеством Arladaar ***
И где-то в дебрях ресторана. Тьфу ты, не ресторана, конечно, а блогах авторов художественных текстов. Там среди кучи разных заголовков мое внимание привлек заголовок "Я страшный человек". Конечно, сказалось мое здоровое любопытство, что там еще за "страшный человек" затесался среди писательской братии с интеллигентным и даже ботаническим уклоном. Оказалось, что это милая красивая девушка Аня, привлекательная во всех отношениях. Аня учится на "дохтура" в мед универе, а сама является "блатной богатой соплюшкой".
В том самом посте Аня поведала о себе ужасные вещи. Оказывается, она является литературной маньячкой и каждый день набивает не менее 15 килобайт текста. Причем делает это она на телефоне одной рукой, лежа в гамаке на бабушкиной даче! Я уже хотел было вызвать санитаров, но вовремя вспомнил, что не знаю точно, где эта дача, к тому же Аня сама медичка. При необходимости она вполне успешно может заняться самолечением.
Невероятная работоспособность Ани шокировал меня до глубины души. Знаменитый писатель Юрий Олеша имел работоспособность равную одной строчке (примерно 0,1 килобайт) в день. Он очень этим гордился и часто говорил, "Ни дня без строчки!"
Я переплюнул этого писателя примерно в десять раз, моя среднесуточная выработка равна примерно одному килобайту. Но число 15 представляется мне просто фантастическим! Я даже читать не могу с такой скоростью. Замечу, что речь идет не о разовом рекорде, а о стабильной ежедневной работе. Каждый день 15 килобайт! Что бы там не случилось! Плохое настроение? Пиши! Не сдала зачет, нужно готовиться? Пиши. Шарик сдох, надо похоронить или просто закопать? Пиши! На практике у пациента вырезала по ошибке не тот орган, и он жалуется в деканат? Стисни зубы и пиши! Теперь зубы заболели? Терпи и пиши! Родители хотят с тобой поговорить? Молчи и пиши! Невероятно!
Хорошо, пусть писательница имеет силы, время и талант для такой адской производительности. Но подумала ли она о читателях? О том, как им будет тяжко перекатывать эти глыбы, наваленные шаловливой ручкой за год работы? А им где взять время на чтение? Ах, это их проблемы. Ну, в принципе, да, конечно, конечно.
Забавно, что Аня смело берется за темы, в которых ничего не понимает (СССР, IT-технологии), но получается у нее хорошо, интересно. Как ей удается? Пушкин ездил в Турцию, Чехов на Сахалин, Ленин вообще всю Европу исколесил. Писатели прошлого считали необходимым непосредственно посмотреть на объекты, которые собрались описывать. Современная талантливая молодежь с блеском доказала, что это пустое излишество. Можно ведь просто поискать нужную информацию в Интернете, либо допросить родителей, а также бабушек с дедушками.
Хватит лирики. Дорогу осилит идущий. Анечка уже пролила масло. В том смысле, что набила уже очень много байт для чтения. Теперь настало мое время прочитать хотя бы часть этих гениальных творений.
И я сделаю это! Это, конечно, не подвиг. Но что-то героическое в этом есть.
Ведь все рецензии я буду писать хоть и со своих субъективных позиций, но зато честно и искренне. А с женщинами и, тем более, с девушками надо общаться крайне деликатно. Одно неосторожное слово может вызвать такую острую обиду, что мама не горюй!
Потом можно будет горько жалеть.
Например, лет через двадцать, лягу я на операцию, а хирургом будет Аня.
- Константин Оборотов? Что за хрен с горы? – ласково спросит она, мило нахмурит лобик и резко махнет скальпелем, - ага, вспомнила! Это тот недоделанный критик, который написал на мои гениальные опусы грязный пасквиль! Ну, теперь держись! Я опять почувствовала, как злость и ненависть наполняют меня.
Да, именно так она и скажет! Забегая вперед, замечу, что "злость и ненависть" – фирменное Анино словосочетание. В ее произведениях я натыкался на него много раз.
- Не виноват я! – закричу я в надежде на прощение или хотя бы снисхождение, - меня главред заставил!
- Усыпляй его, - прикажет Аня анестезиологу, а мне скажет с ехидной улыбкой, - спи спокойно, дорогой товарищ!
Ух! С кем поведешься, от той и наберешься! Успел уже нахвататься от Ани этих ужасов!
Короче, критиковать буду ласково, по делу и конструктивно.
В заключение этой главы отмечу общую особенность всех Аниных произведений - высокий уровень грамотности текстов. Как я не пытался докопаться – ничего не получилось. Хорошие, аккуратные, грамотные и ровные тексты. Ошибки у нее такая же редкость, как иголки в стогу сена.
А теперь пройдусь по конкретным рассказам, повестям и романам.
...
Первоисточник:
===
Я вам сразу скажу, не знаю, волшебный ли это ключ, или инопланетный, или еще какой-то... но когда я говорю, что он открывает любое устройство, я имею в виду ЛЮБОЕ устройство! Он открывает лотки для дисков, дверцы холодильника, наши электрические ворота… Все, что нужно сделать, это направить ключ, нажать "открыть", и... оно открывается! Просто вот так!
Он даже открывает нашу входную дверь! Одно нажатие кнопки "открыть", и дверь отпирается и мягко распахивается внутрь! Это ПОТРЯСАЮЩЕ!
Я нашла его на обочине дороги возле нашего дома чуть больше недели назад. Рассказала родителям, конечно, и спросила, что с ним делать… Они велели отнести находку в почтовое отделение в конце улицы и сдать, на случай, если кто-нибудь его ищет.
Это конечно ерунда какая-то (почему именно почтовое отделение? Это туда взрослые ходят искать потерянные вещи?..) но я была уверена, что родителям виднее, так что не стала спорить и пошла относить ключ.
...Правда, по дороге я немного похулиганила. Навела его на машину, припаркованную у соседского дома, и нажала кнопку “открыть”.
Знаете, просто на тот случай, если это ключ от той машины, просто чтобы посмотреть, что будет… И что вы думаете?! Машина открылась! Одна из дверей даже распахнулась! Нет, вы представляете?
Я подбежала прямо к входной двери и сразу же постучала, улыбаясь от уха до уха, сияя от того, что получила шанс сделать чей-то день лучше. Владелец наверное так волновался!
Но... он не казался обеспокоенным, когда открывал дверь. Только очень смущенным. Взглянул на ключ и сказал, что это не его... А потом поблагодарил меня и прогнал прочь, прежде чем я даже успела сказать ему, что это точно-точно от его машины! Он же сработал!
Сосед захлопнул дверь у меня перед носом. Не быстро и не громко, но все же. Грубовато, вот, что я скажу. Я собиралась просто оставить ключ на коврике у его входной двери… Но, должна признать, он как будто верил в то, что говорил… Разве человек не узнает свой собственный ключ? Ну разве нет?
Я не знала, что делать. Вернулась на улицу. Направила ключ на ту же машину и попробовала еще раз.
Сработало. Машина мигнула фарами, раздался тот самый звук, и распахнулась вторая дверь.
...Хм…
Я попробовала на следующей машине.
И, что бы вы знали, на ней тоже сработало.
И на следующей машине.
И на следующей.
Вы же понимаете, как росло мое любопытство? Я пробовала ключ на всяких-разных предметах, на всем подряд, и это работало! Со всеми до единого. Дверца микроволновой печи открылась с тихим щелчком. Моя копилка с электронным замком открылась. И даже замок на моем ежедневнике! И я знаю, что это может быть немного неприлично, но, в конце концов, я не отнесла ключ на почту. Оставила его себе. Уверена, что в конце концов настоящий владелец найдется и я верну ему ключ. Определенно.
...Извините, я немного отвлеклась. Просто хотела, чтобы вы знали, как я нашла ключ.
Я еще кое-что собиралась рассказать…
М–м-м…
О, точно! Машина в лесу!
Она стоит там много-много лет. Наверняка появилась, еще до того, как мы переехали сюда.
У нас такой большой сад, и прямо за ним тянется участок леса, тянется очень далеко и очень глубоко.
Сначала родители не разрешали мне играть там. Но в лесу нет ни опасных животных, ничего такого. Соседи все дружелюбные. Здесь нет внезапных обрывов, с которых можно свалиться, или быстрых рек, только такой же пригородный район на другой стороне леса, так что со временем родители смягчились.
...Но есть одна вещь.
И это Машина.
Я нашла ее, это я ее нашла… но брат утверждает, что он увидел ее первым.
...Он врет.
Он всегда врет.
И... честно говоря, он меня немного пугает. Поэтому я стараюсь не спорить.
Машина стоит примерно в пятнадцати минутах ходьбы вглубь леса.
Время от времени она гудит и трясется. Если прижать ухо к ржавому металлу, можно услышать странные лязги и жужжание глубоко внутри. На самом деле она не похожа ни на одно известное мне устройство, поэтому ее трудно описать. Я даже не знаю, почему я называю это "машина"... Не представляю, что это вообще такое.
Брат утверждает, что знает, но он просто снова врет. Иначе сказал бы мне. Он любит хвастаться.
Машина – это просто здоровенный куб, больше даже меня, собранный из целой груды ржавого металла. Некоторые запчасти я узнаю, некоторые – нет. Одни все еще немного блестят, но большинство выглядят потрепанными временем. Из нее торчат трубы, всюду решетки, а посередине находится железный круг диаметром около фута, слегка вдавленный в металл.
Она покрыта мхом, а металл с обратной стороны искорежен и смят деревом, выросшим рядом. Машина СТАРАЯ. И вот это мы знаем о ней наверняка.
...Я и не думала о том, чтобы открыть машину в лесу, до вчерашнего вечера.
Просто даже не связывала эти две вещи. А когда я поняла, что и правда нашла способ открыть ее, не смогла удержаться от визга. Тайна, наконец, могла быть разгадана… Всю ночь мне снились странные и чудесные вещи, которые обязательно скрываются внутри.
***
И вот этим утром сижу я себе за кухонным столом, болтаю ногами и напеваю под нос. Но мыслями я не здесь, о, я составляю план. Беру апельсин из вазы с фруктами, ставлю его перед собой, направляю ключ и нажимаю кнопку "открыть".
И с изумлением наблюдаю, как кожура отслаивается сама по себе, а дольки разделяются, брызгая фонтанчиками сока.
– Вау! – Я тут же хватаю хватаю кусочек и отправляю в рот.
– Это что еще за ХРЕНЬ?!
В панике оборачиваюсь.
Брат стоит в дверях, потрясенно уставившись на ключ.
О нет. О нет, нет, нет. Он его заберет. Он его заберет!
– Это... да это ерунда! – Поспешно пытаюсь сунуть ключ в карман толстовки, но он делает шаг вперед и протягивает руку.
– Давай, Луиза! Дай мне посмотреть!
Я колеблюсь. Не хочу отдавать ему ключ… но на лице брата вспыхивает гнев, и он повышает голос;
– ЛУИЗА! Дай мне посмотреть, сейчас же!
И вот, неохотно, я лезу в карман, достаю ключ и протягиваю ему. Он выхватывает брелок у меня из рук и рассматривает вблизи.
– Что за фиговина?
– Это мое, я его нашла… Он открывает всякое. Наверное можно попробовать на микроволновке, если хочешь…
И он хочет. Вытягивает руку и нажимает “открыть”.
Микроволновка открывается.
Что-то щелкает, и дверца распахивается.
– Ого! – восхищенно выдыхает брат. Он пробует ключ на целой куче устройств, и тот срабатывает каждый раз. Мне остается только наблюдать с растущим волнением и тревогой.
Он внезапно останавливается и резко разворачивается ко мне, заставляя подпрыгнуть от неожиданности.
– Йоу. Знаешь, что мы могли бы с ним сделать?
“Мы”?
– ...Что? – осторожно спрашиваю я.
– Открыть машину. Ту, что в лесу.
Я в отчаянии сжимаю кулаки.
Это была моя идея!
– Вообще-то я и так собиралась сделать это сегодня, Джексон...
Он снова смотрит на меня и хмурится.
– Ты собиралась открыть ее… без меня?
В горле пересыхает. Я начинаю, заикаясь, бормотать оправдания, но он просто качает головой.
– Эгоистичная маленькая девчонка. Надо бы думать не только о себе, но и о других.
Я краснею, но не отвечаю.
– Тогда давай, – продолжает он, – пошли уже!
– Можешь… – неловко переминаюсь с ноги на ногу. – Можешь вернуть мне ключ, пожалуйста…
Он демонстративно почесывает подбородок. Переводит взгляд с меня на ключ.
– Хммм… Ну я даже не знаю…
– Джексон, ну пожалуйста, пожалуйста, верни его…
Он как будто собирается вложить ключ мне в руку, но в последнюю секунду останавливается и сжимает его в кулаке.
— Сначала я кое-что возьму.
И брат бежит через весь дом, а я плетусь следом, прямо в подвал. Джексон, наконец, останавливается перед папиным оружейным шкафом.
– Джексон… Я не думаю, что это хорошая идея, не надо...
Он толкает меня с хмурым видом, я чуть не падаю.
– Не указывай мне, что делать, Луиза. Так надо. В машине может быть что-то опасное. Мне нужно это сделать.
С колотящимся сердцем, я наблюдаю, как Джексон направляет ключ на шкаф. Нажимает “открыть”.
И шкаф открывается. Навесной замок тут же отваливается и падает на землю с лязгом и глухим стуком. Остальные механизмы, удерживающие сейф запертым, жужжат и щелкают… дверцы открываются.
– О да… – бормочет Джексон себе под нос.
Широко раскрытыми глазами я смотрю на целую кучу оружия внутри. Осторожно дергаю его за рукав и пытаюсь увести, но брат отталкивает меня и проводит пальцами по оружию.
Не знаю, как оно называется, но, в общем, он хочет взять большое ружье. Правда потом передумывает и берет пистолет. Засовывает его в карман куртки. Закрывает шкаф… а затем, к моему удивлению, на самом деле бросает мне ключ.
Полагаю, теперь у него появилась новая игрушка.
Я неуклюже ловлю ключ и сразу же прячу в карман.
– Ну вот. Теперь пошли.
***
Сосновые иголки хрустят у нас под ногами.
Атмосфера напряженная.
...Ну, это для меня. Не уверена, что Джексона волнуют такие штуки, как “атмосфера”.
Мне и так не особо нравится проводить с ним время, но сейчас все куда хуже. Не могу не смотреть на пистолет… Сначала он оттопыривал карман куртки, но теперь Джексон вытащил оружие и перебрасывает из одной руки в другую. Целится в ветки и упавшие бревна. Снимает с предохранителя и ставит обратно….
Я наблюдаю, а он вдруг замечает.
– Что с тобой, Луиза?
От внезапного вопроса сердце начинает чаще биться.
– Ничего, - бормочу я.
– Врунья. Вот только не говори, что ты БОИШЬСЯ? Ты правда боишься ствола?!
Он поднимает пистолет. Он направляет его прямо мне в голову.
– Джексон! Не надо!
Лицо брата в миг становится серьезным. Он останавливается. Я тоже.
Он закрывает глаз и прицеливается.
– Джексон...
Сердце выпрыгивает из груди.
…
Тишина.
А потом он опускает пистолет. И смеется.
– Черт возьми, Луиза, я просто шучу. Очевидно же, что я не стал бы в тебя стрелять! Не будь таким ребенком!
Он снова смеется, но я – нет. Джексон поворачивается, и продолжает путь, и через мгновение я вытираю пот с ладоней и следую чуть позади. Во рту пересохло.
– Интересно, что внутри машины…
Я не уверена, обращается ли он ко мне или просто думает вслух, поэтому не отвечаю.
– Не могу поверить, что мы, наконец, узнаем это, спустя столько-то времени… – Он задумчиво трет щеку пистолетом. – Может это какое-то старое оружие? Или… или, может быть, куча крутых роботизированных штучек? А может вообще ядерный реактор?
– Зачем в лесу ставить ядерный реактор?
Он бросает на меня злобный взгляд.
– Мне-то откуда знать, Луиза? Ты как думаешь, что внутри?
Я пожимаю плечами, глядя себе под ноги.
– Может клад?
Он снова жестоко смеется и качает головой.
– “Клад”?! Ты издеваешься надо мной? Повзрослей уже, блядь.
Его слова ранят, но я стараюсь больше не выказывать слабости. Поэтому не отвечаю.
Прошло пятнадцать минут. Машина уже в поле зрения. Коробка размером с меня, если не больше. Позеленевшая от времени и обвитая ржавыми трубами. Чем ближе мы подходим, тем лучше слышны знакомые лязг и скрип.
Джексон в волнении переминается с ноги на ногу, затем встает в стойку и поднимает пистолет, целясь в переднюю часть машины.
– Давай. Время раскрыть секреты. Вскрывай этого ублюдка.
Я больше не уверена, что хочу этого. Не так. Не с Джексоном и пистолетом. Но он пугает меня. Всегда пугал. Поэтому я достаю ключ из кармана. Поднимаю его. Направляю на машину.
И нажимаю “открыть”.
Сначала ничего не происходит.
Мы стоим в напряженной тишине. Не слышим ни птиц, ни нежного шелеста ветерка в сосновых ветвях. Даже лязг машины, кажется, стихает.
А потом все возвращается в десятикратном размере. Громко, очень громко. Блеклые лучи оранжевого света пробиваются сквозь решетки и трещины в ржавом металле. Круглая панель спереди начинает медленно вращаться и со скрежетом старой цепи откатывается назад, открывая сложную сеть зубцов и шестеренок, кружащихся в грубом тандеме. Все они по очереди вздымаются вместе с окружающим металлом, с лязгом сдвигаясь в сторону по мере того, как передняя часть машины постепенно “открывается”.
– Черт… – бормочет Джексон, но я могу только смотреть, как раскрываются внутренние механизмы машины.
Вращаются и скрежещут темные крупные шестерни, тихо, но быстро, выпуская на свет мириады серебряных шестеренок поменьше. И вот они текут, как вода, из сети механизмов, соединяясь друг с другом на ходу, образуя единую полуаморфную форму…
И прежде чем последние серебристые шестеренки из центра раскрытой машины успевают упасть на траву, я вижу, во что они превратились.
Они приняли форму птицы.
Живой серебристой птицы.
И она взлетает. Взмывает в воздух, хлопая крыльями и сверкая, а потом взмывает ввысь, быстро рассекая воздух серебристыми крыльями.
– Вау! – Я смотрю на это чудо широко раскрытыми глазами и улыбаясь. Смотрю, как птица блестит в лучах солнца, пробивающихся сквозь облака и верхушки деревьев. – Это прекрасно!
– Гребанное безумие… – шепчет Джексон.
– Кажется еще не все! – Я указываю пальцем на машину, не в силах удержаться. Пусть Джексон смеется!
Однако он не смеется. Только наблюдает, как очередная порция маленьких серебряных винтиков и шестеренок высыпается из их более крупных, серых и ржавых контейнеров.
Как и в первом случае, они переплетаются и соединяются, вращаясь и мерцая, и, прежде чем успевают коснуться земли, собираются в маленькую механическую птичку.
И, как и первая, она взлетает вверх и улетает прочь.
Машина еще не закончила.
Две, три, пять, десять, дюжина птичек…
...Все порхают, хлопают крыльями и улетают прочь.
Я еще не видела ничего подобного в своей жизни.
Машина лязгает.
На этот раз рассыпается большая группа шестеренок. Поначалу масса бесформенная, как и раньше, но эти падают в траву и грязь, отскакивают от земли и собираются вместе, в новую форму.
Закрываю рот руками, вся во власти удивления.
– Это лиса… Серебристая лиса....
И конечно же, это так и есть. Сияющая механическая лиса. Она делает неуверенный шаг к нам, вытягивая шею. Я вижу сотни и сотни вращающихся маленьких шестерней. Лиса делает еще один шаг.
И раздается громкий ужасный хлопок.
С криком закрываю уши руками. Высокая звенящая нота трепещет на барабанных перепонках. Я в смятении наблюдаю, как голова лисы взрывается серебряным дождем. Она спотыкается и, шатаясь, падает на землю, тут же распадаясь на кучу металла.
Поворачиваюсь к Джексону. Его лицо искажено, из ствола пистолета, направленного прямо в голову лисы, валит пар. Его руки дрожат еще мгновение, а потом гримаса превращается в улыбку. Он смеется. Он смеется!
– Фууууух! Ты ВИДЕЛА это, Луиза? Потрясающая вещь!
– Зачем ты это сделал, Джексон!? Как ты МОГ!?
Ухмылка сползает с его лица, брови сходятся на переносице. Он небрежно машет на меня пистолетом.
– Не смей так со мной разговаривать, тупая сука! Эта штука перла прямо на нас!
– Нет! Не правда! Ты ЛЖЕЦ! Это всего лишь лиса! – кричу я со слезами на глазах.
Он делает шаг вперед и толкает меня на землю.
– Не СМЕЙ называть меня лжецом! Пошла ты!
Машина кашляет и жужжит. Из центра начинает вытекать еще одна группа шестеренок, похожая на сияющий серебряный водопад. Форма напоминаете кролика… . Существо рождается, и прыгает вперед, нюхая воздух. А потом готово уже броситься прочь, но еще один хлопок разрывает лесной воздух. Голова кролика разлетается на куски.
– НЕТ! ДЖЕКСОН, ОСТАНОВИСЬ!
С внезапным приливом храбрости, я вскакиваю на ноги и толкаю его. Этого я никогда еще не делала. Но в этой машине что-то есть, я это чувствую. Что-то особенное. Что-то волшебное. Что-то, чего Джексон никогда, ни за что сможет понять.
Из шестеренок формируется еще одно существо. Барсук, я думаю. Джексон поднимает пистолет.
И я выбиваю его у него из рук.
Он недоверчиво смотрит на меня и сильно бьет по лицу. Падаю на землю, по щекам льются горячие беззвучные слезы. Он подбегает к пистолету, поднимает и направляет его прямо на меня.
– Тронь меня еще раз, сука, и я застрелю тебя. Я, блядь, ЗАСТРЕЛЮ ТЕБЯ, ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ? Мне все равно, что скажут мама и папа. Я скажу им, что ты сама залезла в шкаф. Я скажу им, что это был несчастный случай. И семье всем будет лучше БЕЗ ТЕБЯ! Так что просто будь ХОРОШЕЙ ДЕВОЧКОЙ И СТОЙ НА ЕБАННОМ МЕСТЕ!!
Барсук делает шаг к нам. С любопытством переводит взгляд с меня на Джексона. В нем такая нежность… я это вижу. Это чудо. Истинное чудо. А Джексону плевать. Всегда было и всегда будет.
Я неуклюже поднимаюсь на ноги.
Он ухмыляется. Поднимает пистолет, целясь в голову барсука.
Ветер шумит в ветвях.
Моя левая рука сама сжимается в кулак, а правая… а правую я поднимаю.
В ней ключ.
Холодный, импульсивный вызов написан на моем лице. Трясущимися пальцами я направляю ключ прямо на него. Я направляю ключ прямо на Джексона.
Он бросает взгляд в мою сторону.
– Какого хрена ты делаешь, Луиза?
Затем он видит ключ.
Бледнеет, пораженный внезапным и ужасным осознанием.
Вопит.
И двигается. Он пытается направить пистолет на меня, но слишком поздно.
Я нажимаю “открыть”.
~
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Я возвращалась домой с работы, как обычно. И все было нормально, пока я не добралась до своей многоэтажки. Первый листок был приклеен к двери главного входа.
Вы никогда здесь раньше не были
Странно. Открываю дверь и иду к лифту. Рядом с кнопками этажей обнаруживается вторая записка.
Все этажи будут казаться правильными, но это не так.
Интересно. Это что, какой-то “арт-проект” одного из жильцов? Или просто подростки развлекаются?
Нажимаю кнопку седьмого этажа. Лифт с тихим жужжанием поднимается.
Дверь открывается. Выхожу и сразу вижу еще одну записку, приклеенную к полу прямо перед моими ботинками.
Пока еще не поздно. Пока.
Прохожу мимо с неприятным ощущением. В здании двадцать этажей. И что, на каждом вот такая-вот записка? Или выбрали только мой? Но я устала, как собака, и примерно так же голодна – сегодня удалось перекусить одним несчастным сэндвичем – так что вообще не в настроении разбираться с этим.
И я действительно выбрасываю записки из головы, пока не вхожу в свою квартиру, где натыкаюсь на еще одну. Маленький листочек бумаги, тот же почерк…
Это не ваш дом.
Записка приклеена к стене прямо напротив двери.
Внезапно, я застываю посреди комнаты. Из головы исчезают все мысли.
А потом приходит страх.
Кто-то был в моей квартире. А может быть, он все еще внутри.
Здесь всего две комнаты, что кстати, – не так уж много мест, где можно спрятаться. Собираю в кулак все свое мужество и иду искать. В ванной. В стенном шкафу. Под кроватью. Везде, где мог бы спрятаться человек.
Но в квартире я одна. И я запираю дверь на замок.
Наконец, почувствовав себя в относительной безопасности, я начинаю размышлять. Мысли мечутся, как крысы, и никак не удается отмахнуться от стойкого ощущения, что что-то не так… Что эти записки – не угроза, а предупреждение.
В конце концов, решаю постучать к соседям, спросить, не находили ли и они записки в своих квартирах. Но, не способная, да и не желающая отмахиваться от ощущения, что кто-то может меня поджидать, прежде чем отпереть дверь, смотрю в глазок.
Сначала коридор пуст. А потом, постепенно, в поле зрения появляется тень.
Сначала нога, шагающая к двери. Затем, медленно, за ней следует все остальное. Мужчина. Одет в измятый серый костюм, кое-как сидящий на фигуре. Темные волосы зачесаны на пробор. Пытаюсь вспомнить, видела ли его раньше, но не могу… В здании живет целая уйма людей, я почти ни с кем не общаюсь.
Наверное он просто проходит мимо. Дышу через нос, стараясь не выдавать себя.
А потом он поворачивается. Будто видит меня по ту сторону двери. Глаза пристально смотрят прямо в мои, хотя это физически невозможно.
Он медленно поднимает руку и машет мне.
Инстинктивно отшатываюсь.
Громкий стук.
Не шевелюсь. Не дышу. Даже когда начинает кружиться голова. Стою на месте, сколько могу, а потом решаюсь проверить, там ли он еще.
Иду и представляю, как он стоит, приклеевшись к моему глазку, всматриваясь внутрь квартиры…
Но в коридоре пусто.
Я не успеваю придумать новый план: в дверь стучат. Быстро и нервно. Стук совсем не громкий. В нем отчетливо читается страх.
Осторожно смотрю в глазок, который раз за этот день, и вижу молодую женщину, мою соседку по этажу. Кажется мы иногда встречались в коридоре или в лифте.
Она снова стучит, чуть громче, и я слышу шепот:
– Впусти меня, пожалуйста.
Неохотно, но все же открываю дверь. Она быстро заходит, толкая меня по пути в бок. Тут же запирает дверь.
Глаза женщины широко раскрыты, дыхание учащенное.
– Что происходит? – Она вскрикивает а потом замечает записку, так и приклеенную к стене.
– Уже видела такую?
– Я весь день просидела в квартире. Творится что-то страшное! Я не знала, что делать, а потом услышала, как твоя дверь открылась, я ты первая, кого я увидела, возвращающейся домой, и я… – Она отрывает взгляд от записки и смотрит мне в глаза. – А потом тот мужчина… Я подождала, пока он уйдет и решилась пойти сюда.
Кто-то явно играет с нами.
Эта женщина так напугана. Страх в ее глазах делает происходящее до боли реальным. И нам нужно убираться из здания, как можно скорее.
– Я не знаю, что, черт возьми, происходит, но, наверное, стоит попытаться выбраться наружу. Мы можем взять несколько ножей...
– Мы не можем, – перебивает она. – Выхода нет.
– Что значит, нет выхода?
– Если зашла внутрь, то все. Застряла здесь.
– Что прости?
Она вздыхает.
– Ты знаешь меня?
Ну мы вроде встречались.В коридоре или в лифте, наверное даже болтали…
– Честно говоря, я не помню имени, но...
– Позволь мне быстренько пояснить: ты меня не знаешь. Мы никогда раньше не встречались. И мы здесь не живем.
Я смеюсь, но она продолжает:
– Вот просто подумай. Сосредоточься и подумай. Постарайся вспомнить. Это твоя квартира?
Оглядываю скудно обставленную комнату. Ищу фотографии или стопку почты, но ничего не нахожу. Снова смотрю на нежданную гостью. Чуть моложе меня, лет двадцати с небольшим. Длинные, вьющиеся каштановые волосы. Пытаюсь вспомнить те разы, что мы встречались и отчетливо понимаю, что с воспоминаниями что-то не то. Обычно, вспоминая что-то я вижу сцену как бы от третьего лица, но не в этот раз. Как будто те моменты воспроизводятся в реальном времени.
Нервно сглатываю.
– Что происходит? Я схожу с ума или что? – наконец выговариваю я, совершенно не отвечая на ее вопросы.
Женщина только пожимает плечами.
Пытаюсь вспомнить друзей, семью, детство… пусто.
– Как тебя зовут?
– Дэни… вроде бы.
– Я Кэсси.
– Кэсси, зачем ты здесь? Почему доверилась незнакомке?
Она снова пожимает плечами.
– Не могу же я прятаться вечно. Разве тебе нельзя доверять?
– Я не… – И что мне на это ответить? – Я не опасна.
Кэсси улыбается.
– Так, я ухожу, – решительно заявляю я. – Ты правильно говоришь: нельзя прятаться вечно.
– С тобой все хорошо? Выглядишь не очень… Давай чем-нибудь перекусим, соберемся с силами, а потом подумаем над планом.
И она права. Я неважно себя чувствую, слишком ослабела, слишком голодная, чтобы ясно мыслить. Но все же, я иду на кухню, беру большой нож и выхожу в коридор. Вокруг ни души. Быстро направляюсь к лифту. Замечаю, что записки на полу больше нет. Нажимаю кнопку вызова… ничего не происходит. Решаю проверить лестницу в другой стороне коридора – дверь заперта. Внезапно двери лифта с шумом открываются. Прохожу мимо Кэсси, так и застывшей в дверях… и останавливаюсь, заметив, что в лифте кто-то есть. Мужчина в костюме.
Наши глаза на мгновение встречаются. Затем он видит нож. Качает головой, не произнося ни слова. И смотрит мне за спину, прямо на Кэсси.
– Назад, быстро, – шипит она. Мужчина шагает вперед, а я срываюсь с места и бегу обратно в квартиру. Кэсси запирает дверь.
Тяжело дышу.
– Я же говорила, что выхода нет!
Она уходит в комнату и садится на диван.
– Мы не можем оставаться здесь вечно! Мы же просто умрем с голоду. Или он найдет способ проникнуть внутрь. Он же здоровый, может просто выломать дверь. Надо как-то дать знать людям, что мы здесь. Подать знак, хотя бы выбросить послание в окно…
Кэсси хмурится. Мужчина добирается до двери и громко стучит. Все громче, громче и громче.
– Уходи оттуда, – слышу я приглушенный голос снаружи. – Еще не поздно… – он замолкает на полуслове.
Испуганно смотрю на дверь. Хочется кричать, выпрыгнуть из окна, хотя оно так чертовски высоко…
Кэсси ловит мой взгляд.
– Можешь прыгнуть. Попробуй. – Широкая улыбка расползается по ее лицу.
– ЧТО?
– Ты сказала, что не опасна, но даже не подумала спросить, опасна ли я.
“Соседка” сидит на диване, скрестив ноги, весь страх, который так искусно был написан на ее лице, исчез. Она похожа на счастливого ребенка, заполучившего игрушку, и я понимаю, что влипла. Она же буквально в лоб сказала мне, что мы не знакомы. А я впустила ее только потому, что считала соседкой, потому что думала, что и она в такой же опасности, как и я.
Дверь снова сотрясается.
– Ты оставила записки?
Она отрицательно мотает головой.
– С чего ради мне тебя предупреждать?
– Кто он? Вы заодно?
Она только усмехается. Замечаю, наконец, что-то странное в ее лице… оно слишком идеальное.
Крепче сжимаю нож.
С громким треском дверь сдается и распахивается. Крепкая рука хватает меня за плечо и тащит в коридор. Прежде чем успеваю сообразить, я уже в лифте. Падая на пол, вижу Кэсси. Она вышла в коридор и с улыбкой смотрит на меня, не пытаясь помочь ни мне, ни мужчине.
– До скорой встречи, – мурлычет она. Двери лифта закрываются.
Вспоминаю, что все еще держу нож… и изо всех сил всаживаю его в ногу похитителю.
Его глаза широко распахиваются от боли. Мужчина падает на пол.
Выдергиваю нож, готовая снова ударить…
– Пожалуйста, не надо. Я пытаюсь помочь тебе.
Я вся трясусь от ярости, но страдание в его взгляде удерживает руку на месте. На полу лужа крови. Я останавливаюсь.
– Она заманила меня сюда, так же, как и тебя. Так же, как и других, которые предпочитают прятаться, – хрипит мужчина. – Если съешь здесь хоть что-нибудь, что угодно, уже не сможешь уйти. Но она не способна заставить тебя остаться силой.
Я не знаю, что и сказать.
Двери открываются. Первый этаж.
– Беги. И постарайся не вспоминать об этом месте.
Тупо смотрю на его кровоточащую ногу и вдруг чувствую, как наваливается вина. Он просто пытался помочь… Увидев, что я не решаюсь уйти, мужчина добавляет:
– Со мной все будет в порядке. Здесь все заживает быстрее.
– Как тебя зовут?
– Матео… Джеррард. Больше я ничего не помню.
– Матео, нельзя же тебя здесь оставлять…
– Уходи. Уходи, пока можешь. И помни: она найдет способ вернуть тебя.
***
Выхожу из здания как в тумане. Но, чем дальше отхожу, тем яснее вспоминаю настоящую жизнь. Мой дом, мое прошлое.
Но воспоминания о Кэсси и псевдо-доме никуда не уходят… Хотя, когда я пытаюсь найти то здание какое-то время спустя, у меня ничего не получается.
Я часами роюсь в интернете, пока однажды не нахожу его: Матео Джерард исчез пять лет назад, по дороге на собеседование. Ему было всего двадцать.
Ищу дальше. Это не первое его исчезновение. Он пропал однажды, когда должен был отправиться на фестиваль. Неделю от парня не было вестей, а потом он просто внезапно вернулся в родительский дом.
Могу представить, как родственники отреагировали на его рассказ. Наверняка подумали, что он просто обдолбан или сошел с ума.
Вот так все и вышло. Он пропал, вернулся, а год спустя Кэсси снова нашла его. И в тот раз Матео не смог уйти.
Он сказал стараться не вспоминать о том доме, но я не могу остановиться. Чего ради она так легко меня отпустила? Она контролировала мой разум, воспоминания, но не могла меня остановить?
А потом я вспоминаю ее ухмылку. То, как она предлагала мне прыгнуть. Мой страх. метания – это все лишь игра для нее.
Кэсси позволила мне уйти потому, что знает: я вернусь.
И она сыграет еще один раунд.
~
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
– Бросай на восприятие, – окликает меня возбужденный голос из темноты.
Я сижу на жестком деревянном стуле. Что-то холодное впивается в левое запястье, в правой руке зажат маленький предмет. Почти круглый, не считая множества маленьких граней…
– Не тяни, ну же. Бросай дайс. – Снова тот же голос из темноты.
Дайс… точно. В моей руке игральная кость. И нет другого варианта, кроме как бросить ее. Трясу кубик в сжатом кулаке и выпускаю вперед, в кромешную тьму неизвестности.
Кубик со стуком падает на деревянную поверхность и останавливается. Тихий щелчок. А потом, сразу, луч яркого света, падающий точно на дайс. Мгновение – и снова опускается темнота.
– Ты прошел проверку восприятия. Вы все прошли, если точнее. Теперь зрение возвращается к вам.
Как только затихает последний звук, комнату заливает яркий свет, полностью ослепляя меня. Глазам требуется время, чтобы привыкнуть, но вскоре я уже различаю круглый деревянный стол, стоящий в центре тесной комнатушки.
За столом я не один: трое мужчин расположились вокруг. Двое смертельно напуганы. Третий, в криповой маске средневекового рыцаря, кажется нездорово возбужденным.
– В крошечной комнатке вспыхивает свет, являя твоим глазам двух других искателей приключений, готовых отправиться навстречу опасностям! – Парень в маске приплясывает от волнения.
Где я? Кто эти люди? Как, черт возьми, я сюда попал? Смотрю вниз и понимаю, что за левое запястье я прикован наручниками к стулу. Этот ублюдок похитил меня!
– Искатели приключений замерли в замешательстве, совершенно не понимая, как здесь оказались, – продолжает парень в маске. – Но это и не важно! Главное, что они здесь. И теперь должны пройти свое приключение до конца. Где-то в городе бродит главгад, известный как “Мастер Подземелий”. Он похищает невинных людей и заставляет их играть в извращенную игру! Герои должны были остановить его раньше, но провалились и сами попались в его сети. Теперь им остается только играть.
– Отпусти меня, урод! – внезапно кричит один из моих собратьев по несчастью.
– Мастер подземелий игнорирует мольбы пленников. Он уже плетет паутину повествования, он уже творит свой подлый план! – нараспев произносит Мастер, даже не задумываясь над ответом.
– Отпусти нас! – ярость в голосе пленника уступила место мольбе.
– Что ж, если и правда хочешь убедить меня, сделай бросок на убеждение. – Теперь ублюдок еще и хихикает.
Мужчина смотрит на него в недоумении, и тогда Мастер Подземелий поднимается с места, подходит к пленнику и вкладывает двадцатигранный кубик ему в ладонь.
– Бросай.
Осознав, что выбора нет, игрок бросает кость на стол. Металлический кубик гулко ударяется об дерево.
Мастер вытягивает шею, всматриваясь в число… и ухмыляется.
– Ммм, 6. А вот интересно, смог ли ты убедить Мастера отпустить тебя? Как думаешь?
Я достаточно долго играю в ДнД, чтобы понимать, что значит этот бросок. Ничего хорошего.
– Мастер Подземелий слышит твои мольбы, но смеется тебе в лицо и отвергает их! – И этот ненормальный наклоняется и реально смеется бедняге в лицо. Тот никак не реагирует. Зато его сосед опускает голову и начинает тихо всхлипывать.
– О, почему ты плачешь? Разве ты не славный Джеральд Хитрый? Бухгалтер, чья сноровка заставляет людей трепетать? – Мастер, наклонившись между двумя стульями, по-змеиному поворачивает голову ко второму мужчине. – А ты что же, Роуэн Проворный, обаятельный водитель автобуса, коего славят по всему королевству? – Он поднимает голову и смотрит прямо на меня. – Или ты, Мэтью Мудрый, обучающий молодые умы?
Что за черт. Он знает меня. Мое имя действительно Мэтью, я действительно учитель… Но откуда он знает?
Лица Роуэна и Джеральда подтверждают мои подозрения: он и о них сказал все верно.
Джеральд первым прерывает молчание.
– Откуда? Ради всего святого, откуда ты знаешь, кто я?
– О, а ты верно считаешь, что я не познакомился с членами собственной группы?
Никто не произносит ни слова. Мастер продолжает.
– На лицах искателей приключений застыли шок и замешательство: запутанная игра Мастера Подземелий ввергает их в пучины отчаяния. Что же они будут делать дальше? – И он водит головой, осматривая каждого из нас, словно в гребаном театре Кабуки.
– Я сейчас вырву эти сраные наручники и надеру тебе задницу! – агрессивно выкрикивает Рован.
– О! О-о-о! Ты хочешь запугать Мастера? Что ж, придется бросать.
Двадцатигранник снова ложится в ладонь Роуэна.
Не видя других вариантов, тот неохотно подчиняется. Кубик падает на стол.
– О! 10! Мастер немного впечатлен твоим злобным видом, но не настолько, чтобы выпустить птичку из клетки, увы. Что делают остальные?
Я давно играю в ДнД. И за эти годы выучил, что слепо испытывать удачу – провальная стратегия, куда лучше попытаться выяснить мотивы злодея. Поэтому решаю подыграть и попытаться понять, что именно здесь происходит.
– Скажи мне, Мастер, каковы твои истинные намерения? Зачем ты собрал нас здесь? – Изо всех сил я стараюсь казаться искренне заинтересованным.
– Как смеешь ты спрашивать о моих намерениях! Но ничего, они станут очевидны уже совсем скоро.
– Но Мастер, если мы – герои, призванные остановить тебя, то почему ты так легко захватил в плен нас? – Я все равно вытяну из тебя все, что смогу, придурок.
– Это было очень легко, Мэтью Мудрый! Мне нужно было лишь следить за каждым вашим шагом и ударить в удобный момент. Ударить прямо в цель.
– Очень умный план. И что будет, когда мы закончим твою изощренную игру?
– О, ты увидишь! Увидишь как только игра будет закончена.
– Знаешь, обычно злодеи поразговорчивее. С удовольствием излагают свои коварные замыслы, глумятся над героями. Почему ты не следуешь канону?
– Обстановку нагнетаю.
– А я ведь знал парня, похожего на тебя, – расстроенный отсутствием ответов, я больше не стесняюсь. – Мы играли вместе в старшей школе, ходили в один клуб. Точнее не так. Никто не хотел с ним играть, потому что, что бы ни делала команда, у засранца всегда были свои планы,. Он всегда все портил. В итоге, мне пришлось выкинуть его из клуба. Так что да. Я уже имел дело с такими, как ты…
– Молчать! – вопит Мастер. – Хватит с меня твоего допроса! Вы все неправильно играете!
И он бросает свой кубик на стол.
– Мастер использует атаку исподтишка на Мэтью Мудрого. 16 на попадание. Более чем достаточно, чтобы пробить твой класс брони.
Я краем глаза успеваю увидеть, как Мастер Подземелий резко опускает руку вниз, к моей ноге. Резкая боль пронзает бедро. Я опускаю голову и пораженно наблюдаю, как кровь стекает вниз по ноге. В руке Мастера маленький нож. Нож, которым он вспорол мне верхнюю часть бедра.
– О! Похоже ты получаешь 4 единицы рубящего урона, – мурлычет он. И смеется.
В этот момент мы все трое понимаем, насколько все плохо.
– Бросайте инициативу. Да-да, у вас тоже есть шанс атаковать меня, все честно!
Джеральд и Роуэн бросают кубы, словно на автомате. Я тоже должен бы, но не могу оправиться от шока. Этот ублюдок меня порезал!
Но вскоре и мой кубик шлепается на стол.
Мастер взволнованно рассматривает результаты и дрожащим от предвкушения голосом говорит:
– Джеральд. ты первый. Затем Роуэн. Потом снова мой ход. Мэтью последний. Давайте же!
Джеральд бросает двадцатигранник.
18.
– Так, так, так! Вы только посмотрите! – Мастер ликует. – Ты можешь атаковать меня.
– Чем? – выплевывает Джеральд.
– Любым оружием, которым ты экипирован, конечно же. Может проверить карманы?
С надеждой Джеральд хлопает себя по карманам, но там пусто.
– У меня ничего нет, – упавшим голосом шепчет он.
– Очень-очень плохо! Искатели приключений должны быть готовы к любым неожиданностям. – Самодовольство так и сочится из этого ублюдка. – Роуэн, ты следующий.
Дрожащей рукой Роуэн бросает.
3.
– О, прости, это лишь 3. Совершенно недостаточно.
Роуэн не выдерживает и всхлипывает. Во мне волной поднимается страх. Не знаю, почему меня это удивляет, но игра явно выстроена не в нашу пользу. Шансов выбраться живыми и невредимыми все меньше.
– Неужели уже мой ход! На этот раз я атакую Роуэна Проворного!
Кубик гулко стучит об стол.
Напряжение растет, я чувствую, как мое собственное сердце ускоряется, хотя атакуют и не меня.
15.
Очевидно, попадание?
Быстрый взмах руки Мастера и кровь, хлынувшая из предплечья Роуэна, однозначно отвечают на мой вопрос.
Роуэн вопит от боли.
– Отпусти нас, сволочь! Никто не хочет играть в твою сраную игру!
– О, я знаю. В этом-то и проблема.
Мастер стягивает маску с лица, открывая истинное “я”. Мы почти синхронно пораженно выдыхаем.
Гэвин. Чертов Гэвин. Парень из школьного клуба ДнД, которого мне пришлось выгнать. Никто не хотел играть с ним тогда, и уж точно никто не хочет этого делать сейчас.
– Джеральд. Мой прекрасный бухгалтер. Помнишь, как ты хвастался той маленькой вечеринкой с ДнД, пока мы обсуждали финансы? Той самой, на которой совершенно точно не было всего одного местечка для еще одного игрока? Для меня? И ты Роуэн, водитель автобуса, на котором я езжу каждый гребаный день. Помнишь, как я предложил тебе присоединиться к моей кампании? Помнишь, как ты мне отказал?!
Гэвин на мгновение замолкает. Затем его глаза захлестывает ярость. Он поворачивается ко мне.
– А ты. Ты, кто выгнал меня из единственного сообщества, которое меня приняло! Которому я реально принадлежал! Ты вышвырнул меня. И этого я тебе не прощу.
Он смотрит на меня с такой ненавистью… почти звериной. Я и так понимал, что вляпался в нездоровое дерьмо, но теперь, под этим пронзающим взглядом, последние мои надежды испаряются. Мне не уйти отсюда живым.
– Но каким бы я был Мастером Подземелий, если бы не позволил тебе бросить на попадание в свой ход еще разок. – Он жестом разрешает мне бросить.
Поднимаю кубик. Рука дрожит, но я мгновение встряхиваю дайс, а затем бросаю изо всех сил. Кубик отскакивает от стола раз. Еще раз. Мгновение балансирует на грани между двумя числами, и наконец, падает.
17. Достаточно, чтобы пробить его.
– Очень хорошо. Можешь использовать любое оружие, чтобы нанести мне урон, – мурлычет Мастер, прекрасно зная, что я безоружен.
И он уже готов объявить раунд оконченным, когда я подаю голос. План должен сработать. Это наш единственный шанс.
– Я выбираю безоружную атаку. Буду бить кулаком. – Вот бы еще голос звучал хоть чуть-чуть увереннее.
– Эм… ну… да, думаю да, ты можешь это сделать. Черт… я не продумал этот вариант. – Гэвин сейчас так зол на самого себя. И на меня, за то что остался в дураках.
Он еще мгновение думает, и продолжает:
– Сначала брось на урон. Используй четырехгранник. Сколько выбросишь, настолько сильно и ударишь.
И он вкладывает металлический кубик мне в руку. Тот самый четырехгранник–пирамидку, которой всегда делают жутко острые грани, отливая в металле…
Гэвин присаживается, с нетерпением ожидая броска. Его лицо оказывается на одном уровне с моим.
Я слегка трясу кубик в руке, как будто собираюсь бросить… а потом одним быстрым движением вонзаю острие, зажав между пальцами, прямо в его глаз.
“Мастер” вопит от боли. Он выглядит почти комично удивленным, не в силах осознать, что я сделал, а потом хватается за глаз, отчаянно пытаясь вытащить кубик, но он сидит максимально глубоко.
Кровь стекает по его лицу. Гэвин падает на землю, весь сосредоточенный на куске металла. Что-то тихо звякает.
Ключи от наручников выпадают из его кармана прямо к моим ногам.
Тянусь через стол, поднимаю двадцатигранник и кидаю его в последний раз.
Чистая 20.
Смотрю вниз на жалкую рыдающую кучу на полу и дважды пинаю Гэвина в голову, вырубая его.
– Это крит, ублюдок.
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
– Какого черта ты полез в подсолнухи? – ворчал старик, обматывая руку Дерека бинтом.
– А ты какого черта полез? Я же видел, как ты шел на поле.
– Я шел вдоль поля. Чтобы спрятаться от идиота с пистолетом.
– Мужик, ты шастал по ферме посреди ночи! Что я должен был подумать? – огрызнулся Дерек, скривившись от боли.
– А ты? – Старик указал на меня скрюченным пальцем. – Ты же должна была понимать, что если паренек с пистолетом не смог отбиться, то идти за ним – идиотская затея.
– Я просто… я хотела спасти его. – Мои руки сами собой скрестились на груди.
– О, так у тебя тоже есть пистолет?
– …нет.
Он покачал головой. Что-то пробормотал себе под нос так тихо, что я не смогла разобрать слов. А потом снял шляпу, положил ее на середину стола и строго посмотрел на меня и Дерека.
– Я расскажу вам, что здесь происходит. А взамен надеюсь на вашу помощь.
Мы с Дереком обменялись взглядами.
– Откуда нам знать, что тебе можно доверять? – спросил Дерек.
– Он только что спас нам жизни, – быстро ответила я.
– Он слонялся по ферме посреди ночи без всякой на то причины…
– На то была веская причина, – отрезал старик, свирепо глядя на Дерека, – и если замолчишь на минутку и изволишь меня выслушать, то ты ее поймешь.
– Дай ему сказать. – Я сжала руку Дерека.
– Ладно, хорошо.
Выпрямившись и одернув костюм, старик начал рассказ.
– Гершоны основали эту ферму почти 20 лет назад. Они купили участок земли у старой вдовы, которая прожила здесь всю свою жизнь. Бедняжка не хотела продавать землю, но отчаянно нуждалась в деньгах. Короче говоря, Гершоны составили контракт, но в последний момент подменили документы и обманом заставили ее продать землю за полцены. Когда вдова поняла, что ее надули, она прокляла саму землю. Но новые хозяева только посмеялись. Они не верили ни в проклятия, ни в суеверия, ни в сверхъестественное. – Старик на минуту замолчал и многозначительно посмотрел на Дерека. Тот отвел взгляд и уставился в пол.
– В первый же год, засеяв поле подсолнечником, Гершоны осознали, что проклятие весьма реально. Они некоторое время боролись, потом пытались продать землю, но к тому времени новости о проклятой ферме распространились так широко, что никто не хотел предлагать им и малой части цены, которую сами Гершоны выплатили вдове. Они не хотели терять деньги, поэтому оставили ферму. А со временем поняли, что если будут следовать определенным правилам и соблюдать осторожность, смогут выращивать урожай и получать прибыль.
Но никто не идеален. После нескольких неудачных попыток Гершоны решили, что жизни их родных слишком ценны, что совершенно не помешало им рисковать жизнями посторонних. Поэтому они начали нанимать людей для ухода за фермой. Охотились на слабых, обездоленных, отчаявшихся. Матерей-одиночек. Иммигрантов без документов. Новичков в городе, еще не успевших познакомиться с легендой о проклятии. Или сорвиголов, слишком отчаянных, чтобы обращать внимание на детские “сказки”. К тому же, условия хозяева предлагали просто отличные: доля урожая, бесплатное жилье и отличная зарплата.
Здесь я выхожу на сцену. Моя дочь… она попалась. Мать-одиночка с… ужасным отцом. – Он замолчал. Кадык нервно дернулся, но лицо оставалось бесстрастным. – Когда ее с ребенком выселили из квартиры, я не позволил ей вернуться домой. Решил, что это расстроит мои отношения с женой, а я так старался, чтобы у нас все получилось… сейчас даже говорить об этом противно. – Он глубоко вздохнул. – Несколько недель спустя дочь наняли Гершоны, и ни ее, ни моего внука больше никто не видел.
Мы с Дереком сидели в ошеломленном молчании.
– Мне так жаль, – наконец выдавила я. – Это... это ужасно.
– Тогда помоги мне вернуть их, – проговорил старик, умоляюще глядя мне в глаза.
– Вернуть?
– Они не мертвы. Понимаете… Я узнал голос с кукурузного поля. Голос моего внука.
В комнате повисла тишина. Мы с Дереком переглянулись. Старик, должно быть, заметил наше замешательство, потому что продолжил:
– Жертвы не всегда погибают. Иногда они... преображаются. Как моя дочь и внук на кукурузном поле. Или пугала. Или свиньи.
Я зажала рот руками.
– Свиньи?!
Он кивнул.
– Нет, нет, нет... Я же звонила в полицию. Когда увидела свинью. И они… они пришли, и я думаю, что они... – Слезы обожгли мне глаза. – Я думаю, офицеры убили его.
– Мне очень жаль это слышать. Но это не твоя вина. Гершоны обладают большой властью в этом городе. Они заключили сделку с полицией. Я знаю, что офицеры избавляются от улик, скармливают их полю подсолнухов. – Старик вздохнул. – Я посвятил этому последние три года своей жизни. Я столкнулся со всем, с чем можно было столкнуться, знаю все, что только можно знать. И многое узнал непосредственно от детей вдовы.
– Так есть ли способ вернуть их? Людей, которые были... преобразованы?
– Да. Раньше я не мог попасть в дом – Гершоны позаботились об этом. Но теперь... – Он сунул руку в карман и вытащил что-то похожее на маленький сетчатый мешочек. Внутри, среди сушеных листьев, белело что-то длинное – кость? – Вот это вдова использовала, чтобы наложить проклятие. Ее дочь сказала, что мешочек спрятан за аптечкой в ванной. Там я его и нашел. И с помощью этого мешочка проклятие можно снять. – Он взглянул на Дерека, а затем снова на меня. – Итак, я могу на вас рассчитывать?
Я помолчала, глядя в голубые глаза старика.
А потом кивнула.
***
Мы отправились в путь на рассвете.
Солнце поднялось над холмом, и на тропинку легли длинные тени. Старик вел нас к краю кукурузного поля, которое теперь, при дневном свете, совсем не выглядело зловещим. Стебли слегка покачивались на ветру, подсвеченные лучами восходящего солнца.
– Вы готовы?
Мы с Дереком стояли в нескольких метрах от старика. Он поднял мешочек. Произнес несколько фраз на латыни или каком-то другом языке – наверное уже наизусть заучил их, пока раскапывал информацию об этом месте. Последнюю фразу он выкрикнул. А затем высыпал содержимое сумки на землю.
Сухие листья прахом разлетелись по ветру. Кость, пару раз прокрутившись в воздухе, упала в грязь.
С минуту ничего не происходило. Но затем я услышала это: тихий шорох, доносящийся из кукурузы. Постепенно он становился все громче и громче. Я схватила Дерека за руку и сжала ее, готовясь к тому, что сейчас произойдет что-то жуткое…
Но ритуал сработал.
Стебли кукурузы раздвинулись, выпуская женщину, высокую и худую. Она держала за руку улыбающегося мальчика.
Я не смогла удержаться от слез, наблюдая за ними. Вот женщина обнимает своего старого отца. Вот они вместе обнимают парнишку…
– Идем, – пробормотал старик, вытирая глаза. – Пора возвращаться домой.
Старик направился по подъездной дорожке к главной дороге, вместе с дочерью и внуком.
А меня внезапно захлестнул страх. Что-то… что-то было не так. Почему он просто уходит? А как же остальные? Почему он не сказал нам ни слова? Почему даже не посмотрел в нашу сторону? Я огляделась по сторонам. Никаких новых людей, никаких голосов. На ферме больше ничего не произошло.
– Стой! – окликнула я старика. – А как же остальные?
Он остановился и обернулся. Ни следа улыбки на лице.
– Мне жаль, – просто сказал он.
Я вся похолодела.
– Что значит тебе жаль?
– Проклятие невозможно снять. Единственный способ вытащить кого-то с фермы – отдать другого вместо него.
Нет.
Невозможно.
Он не мог…
– Мне жаль, – повторил старик и обнял свою дочь. Она оглянулась на нас с грустью в глазах, держа за руку маленького сына.
А потом они просто пошли дальше по подъездной дорожке.
– СТОЙТЕ! – завопила я.
– Эмили…
– Вернитесь! Сейчас же вернитесь!
– Эмили! – Дерек. Его голос вдруг начал звучать странно. Приглушенно. Хрипло.
Я резко обернулась…
…изо рта Дерека торчала солома.
– НЕТ! – закричала я, бросаясь к нему.
Но было слишком поздно. Его кожа стала болезненно-серой. Пустые глаза остекленели. А губы... выглядели теперь так, словно их нарисовали маркером.
Я в ужасе наблюдала, как мужчина, которого я любила, превращался в пугало.
– Дерек! Пожалуйста...
Его тело все еще нависало надо мной. Руки раскинуты в стороны. Фланелевая рубашка набита соломой. Голова, обросшая мешковиной безвольно лежала на плече.
И тут он пошевелился.
Резко повернул голову. Его глаза – теперь просто большие пуговицы – уставились прямо на меня.
Я побежала. Я побежала так быстро, как только могла, к дому. Но вот от чего невозможно было убежать: что-то изменилось и во мне. Ноги плохо слушались, подгибались на каждом шаге… в конце концов я полностью потеряла равновесие и рухнула в гостиной, рыдая.
Я знала.
Знала, что тоже меняюсь.
По какой-то причине медленнее, чем Дерек. Но из зеркала на меня смотрит уже другое лицо. Нос стал длиннее, уши заострились, кожа порозовела…
Поэтому я постаралась напечатать это как можно быстрее. Пожалуйста, держитесь подальше от фермы Гершонов. Не покупайте их товары, не устраивайтесь к ним на работу, даже не говорите с ними – бегите прочь так быстро, как только можете, и никогда не оглядывайтесь.
Я бы сказала больше, но печатать становится все труднее. Пространство между пальцами зарастает. Руки коченеют. Всего через час или около того они превратятся в копыта, и исчезнет последняя возможность связаться с внешним миром.
Поэтому, пожалуйста.
Во что бы то ни стало, не приближайся к ферме.
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Ты бы отрезал себе мизинец, чтобы получить миллион долларов? Ты бы убила неверного супруга, чтобы выйти замуж за мужчину своей мечты? Ты бы съел собачье дерьмо, чтобы выиграть годовой запас мороженого?
Именно из таких нелепых вопросов и состоит игра “Ты бы?..”, которая похожа на безумного родственника настольной игры “Что бы ты выбрал?..”. Но, в отличие от настольной игры, в “Ты бы?..” ставки реальные. Ставки высоки, как жизнь или смерть... или даже выше.
Я на собственном горьком опыте убедился в этом, после того, что произошло с Сети, моей сестрой. На самом деле ее зовут Сентябрь, но все звали ее Сети, так же как и меня Тоби (на самом деле меня зовут Октябрь – и да, мы ненавидим наших родителей за это). Сети всегда была склонна к соперничеству, даже в раннем детстве. Но я не понимал, насколько, пока она не придумала игру “Ты бы?..”.
Скучными летними вечерами мы играли дома. Вначале только Сети, я, наша старшая сестра Джулс (Джулай, но все зовут ее Джулс) и ее лучший друг Даррен.
Это Даррен добавил карты в игру. Структуру. Он был, откровенно говоря, ботаником и любил настольные игры, хотя неохотно соглашался играть со мной и Сети. Считал нас слишком маленькими и азартными.
Игра в том виде, в каком она существует сегодня, во многом создана Дарреном.
Есть семь карт, которые всегда сдаются по порядку:
ТЫ БЫ [РИСК (глагол)] [РИСК (существительное)] ЧТОБЫ [НАГРАДА (глагол)] [НАГРАДА (существительное)]
Например: ТЫ БЫ [УБИЛ] [СВОЕГО СОСЕДА ПО КОМНАТЕ], ЧТОБЫ [ВЫЛЕЧИТЬ] [РАК]
В большинстве случаев случайное вытягивание карточек приводило к абсурдным комбинациям, которые больше походили на бред сумасшедшего, чем на "правду или действие". Очки начислялись за прогнозы – догадки других игроков, согласится ведущий или нет. Часто самым веселым было то, как игроки начинали оправдывать свой выбор, например: “Конечно, есть собачье дерьмо это ужасно, но две минуты мерзости стоят целого года вкусняшек”. Это была глупая, безобидная забава.
В том, что игра превратилась во что-то ужасное, есть моя вина. Даже в то время я знал, что не должен был поступать так, как поступил. Но я был в ярости на Сети. Она вытянула вопрос: “ТЫ БЫ ЛИЗНУЛА ТАРАКАНА, ЧТОБЫ НЕ ИДТИ В ШКОЛУ”. И конечно тут же согласилась.
– Сети всегда говорит “да”! – не выдержал я. – Это фигня какая-то она просто врет! Она никогда бы такого не сделала.
– А вот и сделала бы! – Сети, которой в то время было около семи лет, сжала кулаки. Она изо всех сил старалась сохранять спокойствие, чтобы играть со старшими ребятами и не быть изгнанной.
– А вот и нет, – огрызнулся я, устав от ее лжи.
Пару минут мы так препирались, пока я, в конце концов, не объявил, что ввожу новое правило: Правило вызова. Любой может бросить вызов другому игроку, и тот должен будет сделать то, на что согласился. Если вызов будет исполнен, игрок, принявший его получит награду. “Не идти в школу” означало, что мне пришлось бы прикрыть Сети перед родителями, чтобы она могла прогулять.
Лицо Сети резко покраснело. Она явно не ожидала, что я придумаю такое правило. Я, жестокий старший брат, только что предложил ей лизнуть таракана.
Признаю, это было не очень порядочно.
Она посмотрела на меня с недоверием в блестящих от слез глазах. Сети всегда восхищалась мной, боготворила меня. Я хотел бы сказать, что в тот момент пожалел о том, что заставил ее сделать. Но тогда я лишь злорадствовал.
Малышка Сети не принимала поражения. Даррен пошел за тараканом (он и Джулс вообще-то должны были присматривать за нами, но парень был просто в восторге от мысли, что кто-то будет лизать таракана). Он вытащил трупик насекомого из одной из ловушек и положил перед Сети на салфетку. Нижняя губа моей младшей сестренки задрожала. Ее большие глаза встретились с моими. А потом она наклонилась вперед, зажмурилась, и высунула язык.
Розовый кончик коснулся таракана.
– Она реально облизала его! – восхищенно заорал Даррен, хватаясь за голову.
– Ф-у-у! – прокомментировала Джули, а я воскликнул: “Отвратительно!!!”
Но теперь я задолжал ей прогул школы. Торжествуя, она завернула дохлого таракана в салфетку и выбросила ее в мусорное ведро.
– Я выиграла, – заявила Сети.
– Ага, а еще ты облизала таракана, а значит лузер по жизни, – парировал я.
– Я ВЫИГРАЛА!
С тех пор действовало правило вызова. Но я должен был понимать, что это глупое и опасное правило не доведет до добра.
На следующей игре в первом же наборе карт Сети попалась карта “УБИТЬ”. Она некоторое время смотрела на нее. Губы Даррена сложились в букву “О” в предвкушении, а мы с Джулс обменялись обеспокоенными взглядами. Использование карты "УБИТЬ" было спорным, но иногда с ним складывались просто уморительные комбинации, например: “ТЫ БЫ УБИЛ СВОЮ ЖОПКУ, ЧТОБЫ СТАТЬ ПОТЕРЯННЫМ СОКРОВИЩЕМ”. Для взрослого человека это кажется бессмыслицей, но десятилетний я считал подобное жутко веселым. Хотя, возвращаясь к этому слову, некоторые комбинации могли получаться совсем неудачными. Сети продолжала тянуть: "СВОЕГО БРАТА/СЕСТРУ.… ЧТОБЫ… ВЫИГРАТЬ… ЭТУ ИГРУ”. Она помолчала, скривив рот в усмешке и рассматривая карточки.
– Отменяем, – заявила Джулс.
– Нет, нет, нет. Мы все еще можем сделать прогноз, – засуетился Даррен, а Сети просто молча положила перед собой карточку с ответом рубашкой вверх.
– Даррен... – Джулс пыталась возразить, но Даррен уже тоже выложил свою карточку. Мы с Джулс последовали его примеру, а потом разом вскрыли ответы.
Даррен и Джулс предположили "НЕТ". На моей карточке было написано "ДА". Я знал свою глупую сестру. И Сети… на ее карточке тоже было "ДА".
– Так и знал, – сказал я, спокойно глядя на нее.
Она безмятежно улыбнулась мне в ответ.
– Да ладно, чушь собачья! – Даррен презрительно скривился, не желая проигрывать. Джулс толкнула его локтем, но он проигнорировал недвусмысленный сигнал и прорычал: – Вызов.
– НЕТ, – воскликнула Джулс. – О, нет, нифига. Нет, никакого вызова.
– Что? Все по правилам, – огрызнулся Даррен. – Если она убьет Тоби, то выиграет игру. – Он посмотрел на Сети и многозначительно добавил: – И я не засчитаю выигрыш, если она будет жульничать. Или блефовать...
– Хватит, – сказала Джулс.
Моя младшая сестра собрала карточки, разложенные на столе, отложила в сторону карточки с ответами "ДА" и "НЕТ" и разгладила юбку. На этот раз она не покраснела. Не заплакала и не смутилась. Она встала, повернулась к Даррену и сказала:
– Ну какой же ты дурачок. Разве ты не знаешь, что это всего лишь игра? Давай, Тоби. Пошли.
У меня что-то сжалось в животе, когда пальцы сестры переплелись с моими. Неожиданное облегчение разлилось по сердцу, когда стало ясно, что, несмотря на азартность, Сети может понять, когда все заходит слишком далеко…
…внезапно ее рука обвилась вокруг моей шеи, дернув меня назад в удушающем захвате. Я ударил ее по предплечью. Цепкие пальцы кинжалами вцепились в мою плоть, мое лицо побагровело, горло жутко сдавило, а перед глазами потемнело. А потом вдруг все закончилось. Даррен и Джулс оттащили Сети назад, вопящую во всю силу легких: “ОТПУСТИТЕ МЕНЯ! ПУСТИТЕ!”
– СЕТИ, ПРЕКРАТИ! – закричала Джулс.
Сети не замолкала ни на секунду, пока они тащили ее в спальню.
– Господи… да она двинутая, – проворчал Даррен.
Джулс объявила, что больше никаких игр не будет.
– Если убью Тоби сегодня вечером, я выиграю! – хрипела Сети, по ту сторону запертой двери. – Я выиграю! Скажите, что я выиграю!
– НИКТО НЕ ВЫИГРАЕТ, СЕТИ! – Джулс не выдержала. – Не могу поверить, что мне приходится это говорить! Я все расскажу маме и папе. Какого черта ты так слетаешь с катушек? Господи! Игра закончилась, ты меня понимаешь? Все кончено, победителей нет. И мы больше никогда не будем играть в эту гребаную игру!
***
Игра была забыта на долгие годы.
Сети, конечно, нашла для себя другие развлечения. Менее опасные. Она была хороша в этом и сколотила состояние на казино, лотереях, карточных турнирах, инвестировании (по ее словам, биржа сама по себе была квинтэссенцией азарта). Конечно же ко всему этому она подходила с полной отдачей и почти непревзойденным мастерством, хотя иногда и страдала от ошеломляющих потерь – прямого следствия огромных рисков. Она знала все приемы этого ремесла – трюки с тасовкой, ловкость рук, взвешивание игральных костей, подсчет карт. Вопреки мнению, которое могло у вас сложиться, Сети была хорошей сестрой. Большую часть времени. Именно Сети заботилась о наших родителях, следила за тем, чтобы их счета были оплачены, газон подстрижен, а в большом доме всегда царил порядок. Она зачастую успевала переделать все домашние дела – приготовить, убраться, прежде чем нанести макияж и отправиться вечером в казино или выпить с деловыми партнерами. Она никогда не училась в колледже, выбрав заботу о родителях, но, с другой стороны, колледж ей был не нужен. Дедушка и бабушка и оставили нам порядочную сумму в наследство, а Сети аккуратно приумножила ее, управляя инвестициями для всей семьи. Она делала это с полной прозрачностью и честностью. И хотя иногда по-крупному рисковала, но только своими деньгами, никогда с нашими. Для нее было важно вкладывать деньги в соответствии с нашей готовностью принять риск.
И все же…
Когда я учился в колледже (а Сети заканчивала среднюю школу), она возродила игру “Ты бы?..”
И на этот раз не было рядом никого, кто мог бы ее приструнить.
Я узнал об этом от Кедара, одного парня из ее школы. Он рассказал, что Сети начала играть с группой старшеклассников.
Я попытался отмахнуться от этого. Ну и что с того? Мы все выросли, пусть играет во что хочет. Не будет же она сходить с ума, правильно?
Только позже я узнал, что она снова изменила правила. Однажды она и несколько других старшеклассников решили, что абсурдные порождения рандома уже не так интересны, как в детстве, и что игрокам теперь полагается тянуть карты до тех пор, пока не составится предложение, которое, по мнению большинства, будет иметь смысл. Конечно, даже тогда большинство предложений все еще не выдерживали испытания реальностью, но были и другие. Например: "ТЫ БЫ СЪЕЛ ЖУКА, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ ВЫИГРЫШНЫЙ ЛОТЕРЕЙНЫЙ БИЛЕТ". Реалистичная подходящая комбинация, к тому же вполне выполнимая. Когда один из друзей Сети вытянул ее, он заявил, что определенно это сделает. Сети бросила вызов. Парень съел несколько муравьев, а моя сестра покупала лотерейные билеты, пока не попался выигрышный. Конечно он почти ничего не выиграл в итоге, три доллара, если я правильно помню, но карточки ведь ничего об этом не говорили.
И вот так все и началось – Сети стала своего рода гарантом этой игры.
А потом у нее появились деньги. Наследство стало хорошим подспорьем, да и сама она скопила достаточно большую сумму на ставках и каких-то мутных делах (я так и не узнал, чем еще она занималась, но полагаю, что что-то из этого вполне могло быть нелегальным). Она теперь могла позволить себе добавить в игру перчинки. Поэтому, когда выпала комбинация "ТЫ БЫ РАССТАЛАСЬ С ПАРНЕМ, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ НОВЫЙ IPHONE", Сети бросила вызов. И когда ее подруга выполнила это условие, пообещала, что подарит ей новый телефон.
Это был прецедент. Рискованный и вредный для здоровья. Но, я думаю, не более, чем любой другой вид азартных игр.
Пока не стало еще хуже.
Несколько лет спустя к Сети пришли друзья. Я отказался присоединиться: еще в детстве поклялся никогда не играть в эту игру. Если я оказывался рядом, в Сети как будто с удвоенной силой разгорался дух соперничества, поэтому я держался в стороне от группы и наблюдал за происходящим с другого конца гостиной. Люди веселились, смеялись и выпивали, парочка человек курили, но это определенно было не мое дело. Комбинации, которые они вытягивали в основном звучали абсурдно.
ТЫ БЫ ПОЦЕЛОВАЛ МИССИС УИТИНДЖЕР, ЧТОБЫ СПАСТИ ВЫВОДОК КОТЯТ
Раздался коллективный стон. Миссис Уитинджер была директором старшей школы Сети. Чтобы вы понимали, в игре “Поцелуй, женись, убей” ее всегда выбирали для варианта “убить”. За столом разгорелся спор, действительно ли погибнет выводок котят, если игрок скажет "НЕТ", не слишком ли высока цена – всего-то необходимость поцеловать мерзкую директрису. Сети задумалась над вопросом на минуту, переплела пальцы и заявила, что, поскольку котята были вытащены из колоды “НАГРАДА”, а не “РИСК”, игра не подвергнет зверюшек опасности.
– Короче говоря, Скотт, если поцелуешь ее – совершишь доброе дело, если нет – ничего плохого не случится, – заявила она.
– Ну да, но если я не поцелую ее, то где-нибудь могут погибнуть котята, так что... думаю, мне придется поцеловать Уитинджер. – Скотт усмехнулся, услышав дружный стон игроков.
– Вызов, – Сети отреагировала почти автоматически, рутинно.
Скотт действительно пришел в старшую школу с выдуманным делом и поцеловал директора в щеку. Она была удивлена такой внезапной любовью со стороны бывшего никудышного ученика, но и весьма тронута, а Сети сдержала свое слово и наградила Скотта: она нашла где-то выводок котят и приютила их. Кошки до сих пор живут в доме наших родителей, под опекой и заботой.
Но я рассказываю вам об этой игре не по этой причине.
Видите ли, вскоре после выигрыша Скотта другая наша подруга, Розалинда, вытянула комбинацию, вызвавшую настоящий ажиотаж:
ВЫ БЫ ОТРЕЗАЛИ СЕБЕ ПАЛЕЦ, ЧТОБЫ ВЫИГРАТЬ МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ
После секундного потрясения, комната наполнилась возбужденным шепотом. Все присутствующие на той вечеринке знали, что, если задание будет выполнено, Сети, потенциально, может расстаться с миллионом долларов. В те годы она как раз погрузилась в инвестирование и вполне имела финансовые возможности обеспечить вызов. Она и раньше уже выдавала дорогие награды, но эта сумма… Это было исключительное событие. Самое большее, что она когда-либо дарила, – это оплаченную на поездку на Багамы.
– Я бы точно это сделал, – сказал Скотт.
– Ни за что, – отозвался другой парень. – Я бы ни за что на такое не пошел.
– Но миллион долларов?.. – раздался голос из толпы.
– Это же гипотетически, правильно?
Сети слушала это спокойно откинувшись на спинку кресла с блеском в глазах и ленивой улыбкой на лице.
– Очевидно да, – отозвался Скотт, – ну кто просто так возьмет и отдаст миллион?
– Сети могла бы.
– И правда.
– А, к черту. – Розалинда шлепнула свою карточку на стол. – Играем. Делайте прогноз.
Проголосовали все. Половина за вариант “ДА”, другая – за “НЕТ”. Розалинда перевернула свою карточку:
ДА
Головы синхронно повернулись к Сети. Она спокойно поднялась, подошла к бару, налила стакан крепкого себе, затем еще один – Розалинде. Потом пошла на кухню и открыла ящик стола.
Мое сердцебиение участилось. Сети вытащила что-то из ящика и пошла к плите. В ее пальцах поблескивал металл. Она простерилизовала нож над газовой горелкой, положила его на поднос вместе с напитками, бинтами и аптечкой и принесла его Розалинде.
Глаза девушки стали круглыми, как блюдца.
– Черт, – неверяще прошептал Скотт.
Потрясенная тишина над столом стала почти осязаемой.
Я затаил дыхание. Нет. Не делай этого.
Что можно было предпринять? Позвонить в полицию? До сих пор не могу ответить себе на этот вопрос. Никто не заставлял Розалинду что-либо делать. И все же…
Сети откинулась на спинку мягкого кресла, лениво взбалтывая бурбон в бокале. Она с улыбкой посмотрела Розалинде в глаза и прошептала: “Вызов”.
Все застыли.
И тогда Розалинда взяла нож…
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Нас здесь было всего двое. Бен умер очень тихо. Меня известили пронзительные сигналы тревогои мигающие огни. Вырвали из объятий сна зловещей какофонией. Я еще не успел вылезти из спальника, а смарт-часы уже разрывались от полудюжины сообщений об отказе систем.
Астронавт 1 – Потерян сигнал: пульсометр
Астронавт 1 – Потерян сигнал: датчик проводимости кожи
Астронавт 1 – Потерян сигнал: монитор VO2
Я не осознавал, что происходило, пока не начал трясти бесчувственного Бена. Белки его глаз закатились. Кровь скопилась в ушах, словно красное желе. Вязкая. Красная капля болталась мерзким наростом в невесомости. Меня затошнило от одного взгляда на это. Позже в штаб-квартире сказали, что Бен умер от аневризмы. Один случай на миллион. Странная смерть на низкой околоземной орбите.
И что теперь? Мысль пришла, когда паника улеглась и я, наконец, осознал реальность происходящего.
Штаб-квартира прислала мне редко используемый и редко обсуждаемый документ, в котором описывался протокол действий. Тела представляют особую угрозу в условиях микрогравитации. Порядок нарушается. Твердое вещество превращается в жидкость. Жидкость – в газ. Первое, что мне нужно было сделать, это поместить тело Бена туда, где очень холодно и нет кислорода. Где он не представлял бы опасности ни для себя, ни для меня. В место изолированное, но из которого легко было бы его извлечь. Вывод был очевиден. Я знал, что они предложат, еще до того, как добрался до этой части буклета. Все произошло так быстро… Бен был еще теплым, когда я укладывал его в специальную сумку, рассчитанную на то, чтобы выдерживать космический вакуум. Я все ждал, что он запротестует, складывая в сумку непослушные конечности и выгибая опухшие суставы. И так шаг за шагом. Одна молния за другой. Мне пришлось не раз напоминать себе, что он уже не пожалуется на неосторожность. Момент казался почти интимным, хотя, конечно им не был. Для близости нужны двое людей. К тому моменту Бен был просто мясом.
Выход в открытый космос сам по себе был чем-то особенным. Мешок, в который было упаковано тело Бена, раздулся в вакууме, и я инстинктивно почувствовал желание исправить то, что натворил. Он же прямо там, но – человек! А человек и космос не должны так тесно соприкасаться… Притрагиваясь к пакету, я все еще чувствовал его под тонким, как бумага, материалом. Сгиб локтя. Кончик носа. К тому времени, когда я добрался до места назначения, его тело уже казалось хрупким. Прикрепить его к станции было технически просто. Оставить висеть там – почти физически невозможно.
После такого не возвращаются. День спустя я начал собирать его вещи. Это был какой-то катарсис, успокоивший меня. Я рассортировал его вещи с некоторой отстраненностью. Большинство оказались общими, неинтересными. Фотографии, на которых он со своей собакой. Экземпляр книги Майкла Ши. Сертификат с отличием от НАСА, который он получил всего в десять лет. Во время нашей первой встречи он рассказал мне, что открыл комету. Через телескоп на заднем дворе… НАСА разрешило ему дать ей название и все такое. Именно так он понял, что хочет стать астронавтом. Описал это как призвание. Бен был таким. Настоящий бойскаут. В жизни у него не было никаких недостатков.
Можно подумать, что, учитывая наше прошлое, мы должны были быть друзьями. Двое мужчин отобранных на основе подробного психологического анализа. Вместе мы смоделировали несколько миссий на Марс. Две на земле. Одну в космосе. Все они были строго засекречены. Следующей по плану была официальная экспедиция на Марс, после чего весь проект сделали бы достоянием общественности. Но если хочешь, чтобы два человека работали вместе, только вдвоем, в изоляции, почти целый год, главное – не найти двух парней, которые стали бы лучшими друзьями. Главное – найти людей, которые не будут раздражать друг друга. Ни ненависть, ни любовь. Найти двоих, каждый из которых может жить сам по себе, но не возражает против общества второго. За время, проведенное вместе, мы с Беном успели познакомиться, но особо не сблизились. Не стали названными братьями, лучшими друзьями, ничего такого. Мы так хорошо работали именно потому, что в нашей дружбе не было ничего сложного. Никаких ставок. Не из-за чего было спорить. Для меня Бен был хорошим парнем, но и только. Я полагал, что он был простым человеком. Никаких темных секретов. Никаких серьезных проблем, о которых стоило бы говорить.
Дневник изменил мое мнение.
Он был приклеен скотчем к внутренней панели компьютера на рабочем месте Бена. Он хотел спрятать его среди своих вещей, буквально на виду, в месте, откуда легко было бы достать тетрадь. Потрепанные листы и пожелтевшие страницы делали дневник похожим на какой-то древний артефакт. Последнее, что я ожидал найти на космической станции. Из-за кожанной обложки я чуть было не принял его за какую-то личную библию, что-то вроде потрепанного фолианта, прямиком из рук ошалевшего проповедника, выкрикивающего проклятия в адрес дьявола, но внутри все было написано от руки и совершенно не напоминало священное писание.
Каракули. Формы. Фразы повторялись и разбивались на части. Некоторые из них были записаны даже в двоичном коде. Это было похоже на разгул фантазии ребенка или бред сумасшедшего. Я подумал, что он, возможно, делал упражнения на осознанность: бессмысленные каракули, помогали Бену собраться с мыслями в стрессовые моменты. Но это не объясняло, почему он прятал дневник и почему цифры и рисунки казались странно упорядоченными. Я не знаю, как это точно описать. Единственное, что я понимал: эта книжонка была крайне важна для него. Каждый грамм веса в челноке учитывается. Если ты что-то берешь с собой, это не будет каким-то случайным хламом, подхваченным с полки в последнюю минуту. Бену пришлось бы опустошить дневник. Я предполагаю, не без оснований, что он держал содержание в секрете. Один взгляд на эти каракули, и НАСА отправило бы его на психологическую экспертизу еще до конца дня. Но размер и вес тетради нужно было как-то зарегистрировать и учесть. Она не могла попасть на сюда случайно, вот, что я хочу сказать. Я изучал дневник больше часа, пытаясь понять, что это. Перелистывал страницу за страницей, вглядывался в ряды цифр, странные фракталы, что-то похожее на нечто среднее между глазом и рисунком атома из учебника. Учитывая то, как развивались его писательские и художественные способности на протяжении всей книги, я начал подозревать, что он с детства что-то постоянно дописывал, что только прибавляло ситуации загадочности.
Я думал, что никогда не проникну в суть книги, пока, прочитав примерно три четверти, не наткнулся на еще одну страницу, заполненную бесконечными рядами цифр. Только на этот раз одна из строк была подчеркнута, а рядом неровно и сердито нацарапано одно-единственное слово. Единственный кусочек английского или любого другого человеческого языка на всех этих страницах. Единственное, что написано так, что может иметь смысл для живого человека. Само это слово заставило меня замереть на месте. У меня кровь застыла в жилах.
170318042636 Аневризма.
Подозрение, которое посетило меня, было сродни безумию. Борясь с настойчивым желанием проверить данные с биомонитора Бена, я называл себя сумасшедшим за то, что просто допустил эту мысль… Но полдюжины разных компьютеров подтверждали все. Точное время смерти Бена – 17 марта 2018 года, 04:26 часов и 36 секунды.
Думаю, после этого я не шевелился добрых пятнадцать минут. Просто смотрел на данные, пока мозг пытался переварить гигантское, невозможное осознание.
Бен знал, когда умрет.
Конечно, я пытался найти этому рациональное объяснение. Любой бы так поступил. Я придумал полдюжины причин, по которым он мог бы написать то, что написал. Ни одна из них не была утешительной, хотя, по крайней мере, вписывалась в более рациональное мировоззрение. Возьмем, к примеру, идею о том, что Бен покончил с собой именно в этот момент, чтобы исполнить какое-то пророчество, которое записал за несколько дней или даже часов до того. Было ли это хорошо? Что это значило для меня? Не обращайте внимания на проблемы логистики (например какой яд можно было использовать здесь, на станции?). Давайте просто предположим, что он так и сделал. Остается вопрос, почему? И я не смог найти подходящего ответа. Конечно, я тщательно прошелся по этой дневнику в поисках еще каких-нибудь подсказок. Лучше бы я этого не делал. В конце концов я нашел еще одно слово, на этот раз ближе к самому концу. Еще одна дата и временная метка, до которых оставалось шесть недель, и еще одно слово, с болью накорябанное на бумаге неуклюжей рукой.
Самосожжение.
***
– В разрешении отказано.
Я прикусываю губу и глубоко вздыхаю. Потом попробую снова.
– А как же целостность станции?
– Никаких признаков каких-либо неполадок, согласно внешним камерам не установлено.
– Я слышу, как что-то стучит по корпусу.
– На камерах ничего не видно.
– Вот почему мне нужно пойти и посмотреть.
С компьютером трудно спорить. Его не поразишь убийственным взглядом. Штаб-квартира могла бы легко организовать видеосвязь., но они выбрали дистанцироваться. Чтобы было проще сказать "нет".
– Одиночный выход в открытый космос невероятно опасен. – Ответ приходит почти мгновенно. – Микрофоны в корпусе станции не сообщают ни о чем, вызывающем беспокойство. Обычный космический мусор. Ничего, что подтверждало бы сообщения о стуке извне. В разрешении на выход в открытый космос отказано.
Я больше ничего не отвечаю, закрываю окно диалога и задаюсь вопросом, до конца ли они честны. Стук, доносившийся и затихавший в течение последних нескольких дней, был безошибочно различим даже среди всех этих жужжащих машин и моторов. На космических станциях шумно. Нам даже выдали затычки для ушей, чтобы справиться с этим. Но что бы ни стучало снаружи, оно почему-то звучало громче. Или, возможно, учитывая обстоятельства, я просто чувствителен к мысли о чем-то, о чем угодно, бьющемся там в черноте космоса. Нельзя отрицать, что стук раздражает меня. Один из тех звуков, которые невозможно игнорировать, как, например, звук капающей воды в ванне в 3 часа ночи.
Тук-тук. Тук-тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук.
Никакого ритма на первый взгляд, но в этом, как будто, что-то есть. Скрытое. Зашифрованное. Какой-то смысл или причина. Закономерность, которую мозг фиксирует и от которой не может избавиться.
Как могли микрофоны это пропустить?
***
Спать становится все труднее. Временами мне кажется, что станция вся станция сдает. Материалы здесь то замерзают в лед, то нагреваются до адского жара – нет атмосферы, нет теплопроводности. Под солнечными лучами все нагревается, а с ними уходит и тепло. Обычное дело для всего, что находится в космосе. Но это не мешает мне задуматься о том, что станция – всего лишь куча металла, хрупкая куча металла, а не неприступная крепость. Она может развалиться. Сломаться. Треснуть. Согнуться и растянуться. Это как смотреть на крыло самолета во время турбулентности – напоминает, что ты лишь мартышка внутри модной игрушки. Могла сломаться и порвать. Сгибаться и растягиваться.
А что, если что-то оторвется? Что-то. О, ха-ха! Я строго придерживался этого мнения поначалу, спрашивая себя, что будет, если какая-нибудь антенна, ремешок или кусочек металла отвалится и начнет биться о корпус? Будет плохо. Но, конечно, на самом деле я думаю о другом. Хотя в штаб-квартиру писал именно об этом. Снова и снова. Но на самом деле у меня в голове блуждает мысль, что, возможно, Бен каким-то образом вырвался на свободу. И, конечно, это не так уж глупо, не так ли? Специально сконструированный мешок, в котором он находится, – тот, что отводит все газы, образующиеся при разложении, сохраняя при этом целостность тела, – совершенно новый. Знаете, сколько раз его проверяли? Ни одного. Ни разу. Бен был первым. Так что, конечно, молния может расшататься. То, что это технология космического века, не означает, что она сложная. А Бен привязан снаружи, как рождественская елка к семейному седану.
Может быть один из ремней порвался, и теперь он то и дело ударяется о борт. Забудем, что снаружи нет ничего, что могло бы спровоцировать это. Нет воздуха. Ни ветерка. Если бы он высвободился из мешка, то просто уплыл бы немного дальше. Но что-то издает этот звук, и я почти постоянно думаю, что это он.
Единственная проблема в том, что у меня есть камеры. Много. И все они, каждый раз, показывают одно и то же. Мешок, почти не изменившийся с тех пор, как я в последний раз видел его лично, крепко привязан к корпусу станции. Это должно меня успокоить. Должно, но не успокаивает. Что-то там снаружи, постукивает по корпусу. А потом пропадает. А потом снова… Никакой закономерности. Никаких причин. Никакой корреляции. Стук приходит и уходит, по-видимому, выбирая время так, что доставить побольше беспокойства.
Заснуть трудно по многим причинам. Достаточно сильный стук – да. Но не только. В последнее время мои ночные кошмары нашли новый сценарий. Чернота. Холод. И я заключен в удушающую пленку. Снова пронизывающий холод. Непрекращающаяся агония, яростная борьба за освобождение – вот что скрывает черная пустота кошмара. Как и все очень страшные сны, эти окрашивают мои мысли на весь остаток дня, и с каждым разом мне становится все труднее избавиться от этого ощущения. Я старался терпеть. Есть слона по частям. Взять мое душевное смятение, положить его в коробку, написать на крышке “расстроен" и сидеть, раскачиваясь взад-вперед в ожидании спасения. И это лишь один из вариантов. Хороший. Но одно маленькое слово останавливает меня на пути к тому, чтобы затаиться, сдаться и игнорировать собственное безумие.
Самосожжение.
***
Из штаб-квартиры пришло сообщение с датой отправки шаттла. Я довольно долго размышлял, не было ли это просто каким-то большим экспериментом. Все эти совпадения. Масштаб. Они отправили сообщение с тремя восклицательными знаками в теме письма. Как будто офицеру связи на другой стороне не терпелось сообщить хорошие новости. В кои-то веки они проявили профессионализм. В конце концов, организовали шаттл, чтобы забрать меня после того, как высадили нескольких ребят на МКС. Мне повезло, что это произошло так скоро. Гений логистики позволил нам с Беном вернуться обратно, не привлекая особого внимания. Они сказали, что я должен быть им очень благодарен.
Но я просто ошеломлен. Дата четко совпадает с той второй из дневника Бена. Учитывая время в пути, я войду в атмосферу Земли точно в то время, когда наступит предсказанный момент. Я готов к тому, что случится ошибка, грелка окажется не на месте, двигатель сработает не вовремя... Что-нибудь, что угодно, пойдет не так, и я брошусь навстречу смерти в горящей металлической трубе…
Готовый к самосожжению.
Если это не Бен там выстукивает, я хочу это знать. Мне нужно знать. Я рациональный человек. Скептик. Я не верю, что природа может породить человека, способного предсказать свою смерть с точностью до секунды. Я также не верю, что этот человек вообще может предсказать мое поведение. Но я всего лишь животное. Я сделан из мяса. Уязвимый. Оголенный нерв в мире острых скал. И я не люблю рисковать. Это слово. Самосожжение. Оно неслучайно. Это не случайность. На орбите, наверху, в пустоте, заполненной чистым кислородом, пожар был постоянной угрозой. Цифры Бена не выходят у меня из головы. Я должен убедиться, что все в порядке. Убедиться, что нет ошибок и проблем. Если я отказываюсь принимать его это предсказание, кто знает, быть может удасться воспрять духом? Что мог сделать Бен, столкнувшись с аневризмой? Ничего! Кроме как сдаться. Пожар. Несчастный случай. Такого рода вещей можно избежать. Главное, чтобы все было в рабочем состоянии. Главное, чтобы все было там, где должно быть.
Что они знают в штаб-квартире? У них лишь камеры и удаленные операторы. Этого недостаточно. В этой консервной банке нет никого, кроме меня. Зачем вообще отправлять людей в космос, если не доверяешь их инстинктам и суждениям?
Мне нужно узнать, что издает этот звук.
Я должен туда выйти.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
В штаб-квартире спохватились слишком поздно. Я уже нырнул в скафандр к тому времени, как они поняли, что шлюз закрылся. Я правильно выбрал время. Прошла как раз половина смены, и я сказал, что хочу осмотреть скафандр, убедиться, что все в порядке. Запутал их. Отвлек. Они не сразу поняли, что я делаю. Хотя, технически, они все еще могли остановить процесс на любом этапе. Могли сделать что угодно из штаба. Но я пригрозил, что введу ручное управление, и отключу их к чертовой матери от системы. Все, что они могли противопоставить – пригрозить мне трибуналом по возвращении. Слабая угроза для того, кто рискует вообще не вернуться на Землю. В конце концов, они отступили. Знаете, как трудно построить космическую станцию в тайне? И, на самом деле, только она и была важна: если бы выход в открытый космос не удался, станция осталась бы на месте. Полностью под контролем штаб-квартиры. Актив стоимостью в миллиард долларов, смирно ждал бы следующей сверхсекретной миссии.
На кону была моя жизнь, а не их. Я смирился с этим. И они смрирились, припертые к стенке. К тому времени, когда дверь, наконец, открылась и я смог осторожно выбраться наружу и обогнуть бортик, держась за фасад станции, штаб-квартира уже подключилась к камерам и направляла меня к месту назначения. Но в тот момент для меня все это было фоновым шумом. Их голоса, короткие гудки, постоянные данные о температуре внутри скафандра и расстояния до корпуса станции. Бессмысленность. Все это. Важен был только звук. Тук-тук-тук.
К этому моменту я не находил себе места. Был встревожен… или скорее напуган. Космос – это сплошные крайности. Жара и холод. Свет и тьма. Тени здесь огромные и странные. Ты входишь в тень Земли и выходишь из нее, кто-то водит рукой перед проектором. А те тени, что отбрасываешь ты сам и окружение особенно черны. Станция с ее бесчисленными трубами и кабелями была прорезана глубокими тенями. Длинными, искореженными, непонятно чем отбрасываемыми. Я то и дело вглядывался в этот хаос света и тени и задавался вопросом, есть ли там вообще что-нибудь, или станция просто разрублена пополам какой-то странной космической силой. Как будто я мог каким-то образом провалиться во тьму. Исчезнуть навсегда.
***
В обычной ситуации я бы счел это прекрасным. В прошлом выходы в открытый космос были для меня почти религиозным опытом. В этот раз ощущение значимости происходящего снова пришло, но совсем по иным причинам. Я чувствовал, что за мной наблюдают. Пытался не обращать внимания, но становилось все труднее и труднее. Я постоянно оглядывался через плечо. Не мог перестать думать о каждом малейшем толчке и вибрации, которые ощущал на корпусе станции. К тому времени, как добрался до места, где привязал тело Бена, я уже балансировал на грани панической атаки. Вся эта часть станции была сейчас погружена в темноту. В такую непроглядную, будто отказало зрение. Только голос из штаба дал мне понять, что Бен лежит всего в нескольких футах от меня. Под их руководством я нашел тело, и когда свет моего скафандра упал на мешок, на металлизированной ткани блеснули иголочки инея. Внутри покоилось тело Бена. Застывшее. Твердое, как камень. Я слегка толкнул его, но безрезультатно. Ремни, удерживающие тело, тоже были на месте, крепкие, как всегда.
– Что еще могло быть причиной этого звука?
– Есть только один вариант. – Безымянный голос на другом конце провода звучал сдержанно, но это стало нормой с тех пор, как умер Бен. Штаб-квартира всегда что-то скрывает..
– Что?
– Мы можем со стопроцентной уверенностью сказать, как трупы реагируют на изменение температуры в вакууме. Очевидно, что части тела будут замерзать, сосуды расширяться. И другие жидкости. В данный момент мешок покоится на металлическом корпусе, и одна из теорий состоит в том, что кровь может замерзать и сублимироваться, поскольку температура поверхности под ней меняется в зависимости от положения солнца.
Я сморщился, глядя на мешок.
– Сколько именно… крови?
– Мы не можем с уверенностью сказать, сколько могло остаться в теле на данный момент. Только то, что мешок предназначен для хранения этого вещества до возвращения. С помощью приборов на станции мы можем подтвердить, что температура панели, на которой вы стоите, значительно ниже точки замерзания. Все должно быть в... приемлемом состоянии, если можно так выразиться. Жидкость затвердела, скорей всего в один большой комок. – Немного погодя голос добавил: – Это была ваша инициатива. Теперь, когда вы здесь, было бы пустой тратой ресурсов не провести дальнейшее расследование. Загляните внутрь.
Конечно это была моя инициатива. Но почему? Чтобы удовлетворить свое нездоровое любопытство? Нет. Чтобы справиться с безумными мыслями, которые не давали уснуть, наполняя кошмарами то немногое, что было мне доступно во сне. Теперь, стоя на пороге “открытия”, я почувствовал такой страх, что просто поднять руку стоило огромных усилий. И все же у меня не было выбора. Я должен был довести дело до конца.
Сумка открывалась с помощью специально разработанной застежки-молнии. Звука не могло быть, но я услышал, как расходятся инновационные зубцы. Глупо, но, откинув клапан, я могу поклясться, что почувствовал тошнотворное зловоние. Это длилось не более нескольких секунд, но ощущение было таким ярким, что пришлось отвернуться, сощурив глаза, внезапно наполнившиеся слезами. Это все самовнушение. Ничего больше. Здесь нет ни воздуха, ни звуков. Ни запаха. Я сделал несколько глубоких вдохов, надеясь, что происходящее не выбьет меня из колеи окончательно, и заглянул внутрь мешка.
Множество людей, наблюдавших за видеотрансляцией, наверняка ахнули: из моего горла внезапно вырвалось нечто среднее между стоном и писком. Я ожидал чего-то подобного… Боже, в худшем случае ожидал чего-то омерзительного. Синей кожи. Сосулек на ресницах, будто тело лежало в Арктике. Но Бен… Бен преобразился. Огромные зазубренные осколки замерзшей крови торчали из его глаз, ушей и рта, его челюсть вывернулась под неестественным углом, уступив место кровавой сосульке, размером с мое предплечье. Его шея была сломана, тело изодрано в клочья настолько, что куски плоти свисали лентами… А руки царапали лицо уродливыми желтыми ногтями. Они даже оставили бороздки на коже
– Что это, черт возьми, такое?! – Я ни к кому конкретно не обращался, как и люди в штабе: они переговаривались между собой.
– Неисправность в сумке...
– Влияние давления...
– Изменение температуры...
– Нет, нет, это ненормально.! Давайте не будем притворяться, что это нормально!
– Парни! – гомон на том конце разом оборвался, сменившись тишиной. – Что у него с руками?
– Э-э, мышечные спазмы, возможно, вызванные… ну, чем-то, что вызвало необычную реакцию в его кровеносной системе. Может быть, из-за этого его руки прижались к лицу?
– У него царапины на щеках, – ответил я. – А под ногтями кожа. Мы уверены, что он был мертв, когда я выволок его сюда?
Дюжина настойчивых, встревоженных голосов – все отчаянно пытались избежать даже малейшего намека на ответственность – твердили мне, что иной вариант был невозможен. Но, глядя на измученное лицо Бена, я не мог избавиться от сомнений. Я как раз собирался спросить, что делать дальше, когда над станцией взошло солнце. В отличие от Земли, рассвет не подкрадывался, словно сонный кот. Утро наступило внезапно, будто кто-то щелкнул выключателем. К счастью, скафандр среагировал прежде, чем свет успел ослепить меня, но температура начала быстро подниматься. И что-то под кожей Бена начало подниматься навстречу теплу.
– Это определенно ненормально.
– На данный момент мы не можем предложить более подробной информации о ситуации. Отснятый материал просматривает группа экспертов. – Голос из штаб-квартиры звучал торопливо и как-то механически, будто человек на том конце провода пытался подавить панику. – В настоящее время отдан приказ взять образцы, запечатать мешок и вернуть его на станцию.
– Вы уверены, что мне следует занести это внутрь?
Раздалось какое-то бормотание, затем ответил тот же оператор.
– Забудьте об образцах. Закройте мешок. Возвращайтесь на станцию.
– С удовольствием.
Я тут же застегнул молнию.
Мне не терпелось уйти, я проделал обратный путь быстрее, чем следовало. Ощущение постороннего взгляда охватило теперь все мое тело. Я потерял концентрацию. Несколько раз ударился о борт станции, будто внезапно забыл как управлять костюмом. Я просто не мог отделаться от мысли, что, куда бы я ни посмотрел, кто-то или что-то тут же исчезало с линии зрения. Полная ерунда, конечно. Что может выжить в космосе? Но от этих мыслей легче не становилось. Я не мог не думать о чем-то, что крадется в тени. Стучит по корпусу. Крадется за мной на пути к шлюзу. Добравшись, наконец, до шлюза я почти не владел собой. Если что-то и должно было случиться, то это случилось бы сейчас, когда я стоял спиной к бесконечности. Я никогда не чувствовал себя таким уязвимым.
– О, Рейнольдс…
Этот звук заставил меня подпрыгнуть. Я так сосредоточился на окружении, что напрочь забыл о наблюдателях из комнаты, полной людей, за тысячи миль отсюда.
– Что?
– Рейнольдс, мы, э-э-э... мы видим кое-что… мы не уверены. Мне передали, что тебе следует повременить с возвращением.
Что-то в голосе на другом конце провода заставило мой желудок сжаться. Он звучал не просто озадаченно – а одного этого хватило бы человеку, висящему в гребаном космосе, цепляясь за стенку космической станции, поверьте. Но нет, в голосе было что-то еще.
Страх.
– Мы... регистрируем аномальную активность. Никто здесь, внизу, не знает, что делать дальше. В настоящее время мы запрашиваем информацию у вышестоящих органов. Это беспрецедентно.
– Что происходит?
– Ну... тут сигналы от некоторых биомониторов. От биомониторов Бена.
Последнее слово разнесло остатки моего спокойствия, как удар грузовика.
– Что?
– И еще камеры… сначала мы подумали, что они неисправны. Мешок Бена, он был пуст, а потом… Рейнольдс, мы… мы кое-что заметили.
– Парни. Что происходит?
– Мне запретили говорить больше. Просто… просто подожди.
Я судорожно сжал поручень, сердце бешено колотилось. Дверь шлюза открылась, и я уже готов был наплевать на любые приказы… но человек из штаба завопил мне в ухо, как корабельная сирена:
– Не входи! Рейнольдс. Не делай этого. Не входи в шлюз! Ты не можешь впустить то, что мы сейчас наблюдаем на камерах!
– Если здесь что-то есть, я должен убраться прежде, чем оно доберется до меня!!
Тук-тук-тук.
Я замер, пытаясь осмыслить происходящее.
Я слышал стук. Слышал стук в космическом вакууме. Я посмотрел на свои руки, ноги. Этого не могло быть. Только если…
Тук. Тук-тук-тук. Тук-тук.
Не поворачивая головы, я перевел взгляд на самый край поля зрения и увидел, как желтый ноготь осторожно постучал по стеклу шлема.
Дрожащий голос из штаб-квартиры прошептал мне в ухо:
– Он на твоем костюме.
Ужас, пронзивший меня, был подобен электрическому разряду. Белый огонь пробежал по венам. Даже не задумываясь, я отреагировал так, словно вдруг обнаружил, что у меня за спиной привязана граната. Только инстинкт. Никакой рациональности. Я закричал и судорожно забился, пытаясь сбросить Бена со спины, но все, чего добился – громкого писка сирены: я повредил костюм.
– Снимите это! – завопил я, ни к кому конкретно не обращаясь. – Снимите это с меня!
Продолжая отчаянно дергаться в пустоте космоса, я, наконец, почувствовал, как что-то соскальзывает по внешней стороне громоздкого костюма. Это немного привело меня в чувство и натолкнуло на самую рациональную за последние полчаса мысль: реактивный двигатель. Я нащупал руками нужную кнопку и влетел в открытую барокамеру, в последний момент повернувшись так, что задняя часть скафандра проскрежетала по раме толстой двери. Оставалось только надеяться, что удар уничтожил нечто, повисшее у меня на спине, но подняв глаза я увидел Бена снаружи. Парил в пустоте и пялился на меня с полным ртом замерзшей крови.
Медленно, со зловещей уверенностью хищника, он готовился войти на станцию.
– Рейнольдс, отойди от двери! Мы инициируем аварийное отключение.
Бен успел запустить внутрь руку, но шлюз захлопнулся, отрубив ее начисто.
Даже в космосе, даже за толстыми стенами станции, я услышал его крик.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Невозможно было игнорировать Бена или звуки, которые он издавал. Больше нет. Ужасные удары сотрясали станцию, их местоположение менялось случайным образом. Это сводило с ума, и не только меня. За последние несколько часов я услышал немало рациональных объяснений. Штаб прислал материалы, которых хватило бы на целую книгу, мнения всех экспертов, каких только можно себе представить. После смерти коллеги я и так боролся со всевозможными странными мыслями, но после выхода в открытый космос они как будто выплеснулись из моей головы и теперь терроризировали других скептиков-единомышленников. Как ни старались, никто в штабе не мог понять, что это такое.
Но у них не было дневника.
После того, что произошло во время выхода в открытый космос, для меня стало первоочередной задачей выяснить, что, черт возьми, произошло. Те цифры, которые записал Бен, не были бредом. Я, подспудно, знал это с самого начала. Дневник будто был написан на другом языке. Тайном, секретном языке. И хотя я так и не разгадал код, даже сейчас, по прошествии стольких лет, я понял, откуда Бен это взял.
Свет.
Хитрость заключалась в том, чтобы углубиться в его исследования. В частности, в один проект, которому он посвятил всю жизнь. Та небольшая комета, ледяной шар, парящий далеко в поясе Кеплера, неподалеку от загадочного места, где Солнечная система заканчивается и начинается великая космическая пустота. Там что-то маленькое и незначительное вращалось, перемещалось и время от времени попадало на солнце, отражая фотоны прямо к нам. Сверкающий кусочек льда, сияющий настолько слабо, что его невозможно было заметить, если только случайно не посмотреть в нужное время в нужном месте.
Как это сделал Бен, всего в десять лет, играя с отцовским телескопом на заднем дворе.
Огонек в темноте. Огонек, который сигнализировал нескольким приборам, настроенным Беном для записи каждой вспышки излучения. Свет. Тьма. Свет. Тьма. Свет.
Тук. Тук. Тук.
Из двоичного в шестнадцатеричный и далее… Боже, там что-то еще. Что-то говорило с ним.
Что-то там, в космосе, говорило с ним.
Я не знаю, что напугало меня больше. Стуки ожившего Бена, который колотил по станции, неотвратимая угроза, подобравшаяся к самому порогу, или мысль о том, что нечто в пустоте нашептывало человеку неизвестные секреты на протяжении последних двух десятилетий. Эта идея, порой, захлестывала меня целиком, стоило задуматься о ней дольше, чем на несколько мгновений. Я так и не понял, о чем шла речь в сообщениях, но, тем не менее, был потрясен. Не только благодаря маленькому дневнику Бена, который содержал сотни, тысячи рукописных записей. Но и благодаря прямой трансляции, которую он успел настроить на своем компьютере и преобразовать код в звук. Он бился, словно ушной червь на стероидах, был похож на белый шум под кислотой, этот поток чуждых идей, от которых я терялся и пускал слюни, если засиживался у динамика слишком долго. Короче говоря, у меня был доступ к сигналу не более нескольких дней, но к концу я почувствовал, что мозги вот-вот вытекут из ушей. Но Бен… Бена пичкали этим с детства. А мы, идиоты, потратили годы на прослушивание космоса, запись случайных сигналов и ожидание – на исследование того, чего никто из нас по-настоящему не надеялся понять. Логично было предположить, что сигнал стал причиной его смерти. И, что еще хуже, того, что случилось после. А был ли он причиной его полета в космос?
Был ли Бен, которого я знал, просто иллюзией, маской?
Звук… свет, исходящий оттуда. Это казалось неправильным. Не мягкое затишье, не завывание сирены… сигнал был мрачным и всепоглощающим. Почему Бен поддался ему? Почему делал все, что от него требовали? Много ли он прожил ради себя, своих нужд и желаний?
В одном я точно уверился, проводя дни напролет под аккомпанемент яростных воплей Бена снаружи станции, независимо от того, ЧТО с ним говорило…
Оно было враждебным, и я не мог позволить этому попасть на Землю.
***
– Рейнольдс, мне велели подобрать тебя несколько нестандартным способом.
Я усмехнулся, застегивая скафандр. Это еще мягко сказано.
– И что они сказали? – Я надел шлем и инициировал открытие двери.
– Есть опасения по поводу заражения, – ответил пилот. – Не знаю, что под этим подразумевается. Не уточнили, их беспокоит биологическое или химическое заражение. На мой взгляд, все звучит одинаково странно. Но мы должны забрать тебя во время выхода в открытый космос. Это правда?
– Да.
– Ага. Ты согласен? Мне сказали, что мы можем подойти на расстояние около 200 метров, но остальное тебе придется покрыть за счет двигателей костюма. Это нечто. Переход от станции к шаттлу… Такого раньше никто не делал.
– Я прекрасно осознаю риск. Просто смотрите в оба.
На этот раз настала его очередь усмехаться.
– На что тут смотреть? – весело воскликнул пилот.
– Увидишь – поймешь.
***
Я проделал весь путь спиной к шаттлу, дрейфуя к нему медленно, но с постоянной скоростью. Неустанно обшаривая глазами космос в поисках любых признаков присутствия Бена. Время от времени я замечал вспышку чего-то красного, намек на движение, скрытое за панелями и антеннами станции, четкий знак, что он все еще снаружи, прячется где-то поблизости. Пока Бен оставался там, я знал, что со мной все будет в порядке. Но все это время продолжал ждать, что вот-вот он объявится, что напряжение перерастет в опасность для жизни, которая, и я это прекрасно знал, поджидала меня. Но время шло и я приблизился к шаттлу без происшествий. Пилот сообщил, что я нахожусь в нескольких метрах от него и пора разворачиваться, что я и сделал, плавно двигаясь по кругу, как ныряльщик, возвращающийся на поверхность.
Я стоял спиной к станции не более нескольких секунд...
– Хм. Странно.
Слова пилота звучали беззаботно, но то, что бросилось ко мне совершенно к этому не располагало. Бен, незаинтересованный в моем спокойном отбытии на Землю, несся ко мне от станции на всех парах. И, не имея возможности затормозить, врезался в меня на полной скорости, впечатал меня в дверь шлюза, закрутил, и мы оба, улетели прочь кувыркаясь в невесомости, еще до того, как команда осознала, что меня атаковало.
На этот раз он напал спереди. Карабкался по моему костюму, словно монструозное насекомое, а у меня перед глазами вращалась бесконечная пустота. Звезды слились в белые линии, шаттл проносился на краю зрения то тут, то там, совершенно произвольно. Тошнотворно и страшно – вот как это было, и я молил Бога о том, чтобы суметь выровняться до того, как все полетит к черту, но даже это было ничто в сравнении с монстром, цепляющимся за скафандр. В какой-то момент он подполз так, что я смог его хорошенько разглядеть, впервые за несколько дней. Очень близко. Почти интимно. Даже сквозь стекло шлема, разделявшее нас, я видел такие резкие и поразительные детали, что на мгновение застыл в ужасе, лишь смутно осознавая, что пилот в панике вопит:
– Господи Иисусе, что это, черт возьми, за тварь? Рейнольдс, бери контроль! Еще немного, и мы не сможем помочь. И что бы ты ни делал, заруби себе на носу: эта мерзость не поднимется на борт моего шаттла!
Я хотел ответить, но был занят тем, что пытался отбиться от Бена, который теперь представлял собой россыпь зазубренных красных кристаллов разного размера. Некоторые из них были размером с кухонный нож, другие – со швейную иглу. Худший кошмар скафандра. Прокол не привел бы к немедленной декомпрессии, о которой вы, вероятно, подумали. Нет, у меня осталось бы несколько минут, прежде чем воздух, заполняющий костюм, рассеялся бы, а вот уже после этого легкие мои отказали бы, кровь закипела, а вода в глазах, носу, ушах и других мягких тканях начала испаряться и рваться наружу. Что-то вроде обморожения на быстрой перемотке. Но проколы были не единственной моей проблемой. Я знал, что должен помешать Бену схватиться за шлем. Не знаю, имело ли то, что оживило его, доступ ко всем его воспоминаниям, но Бен точно знал, как снять шлем снаружи, так что все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы держать его мерзкие пальцы подальше от моей шеи. Прокол оставил бы мне достаточно времени, чтобы залететь в шаттл, но без шлема я был бы обречен на очень мучительную смерть.
Поэтому я сопротивлялся, как мог, зная, что все зависит от того, сумею ли я его отпихнуть. Но Бен и вел себя, словно верткое насекомое, и постоянно ускользал из-под моей руки, стоило только приготовиться его как следует толкунть. Его пальцы с желтыми ногтями легко находили зацепки на костюме, а я будто пытался сделать хирургический шов на виноградине в кухонных рукавицах… Надежды отделаться от него обычным способом не осталось, но у меня было кое-что еще. Инерция. Все это время мы бешено вращались, и эта сила была едва ли не единственным, что пыталось разъединить сцепившиеся тела. До сих пор я боролся с этим, но зачем? В последний момент, осознав, что у меня остался один выход, я наполовину включил двигатели и решил усилить почти неконтролируемое вращение.
Неконтролируемое вращение – кошмарный сценарий, которого боится любой астронавт. Люди имеют неправильную форму, и как только вы начинаете вращаться более чем по одной оси, применение большего усилия, скорее всего, только усугубит ситуацию. Исправление требует огромного опыта и проницательности, и даже в этом случае нет гарантии, что будет возможность это остановить. Более вероятно, что к тому времени, когда вы поймете, что нужно делать, сознание угаснет быстрее, чем получится что-либо предпринять. А дальше только смерть.
И это был мой единственный шанс.
Я ускорил вращение и продолжал ускоряться, удерживая кнопку, пока центробежная сила не потянула Бена все дальше и дальше к верхней части костюма. Вот куда привела нас инерция. Два почти симметричных объекта, готовых в любой момент разлететься в противоположных направлениях. Бен держался дольше, чем я. В какой-то момент мои конечности ослабли, в глазах потемнело, и я бессильно опустил руки, больше не в силах бороться с монстром. Но к тому времени Бен тратил все силы на то, чтобы просто удержаться, и больше не мог нападать или возиться с моим шлемом. В конце концов, даже ему пришлось уступить, потому что крутились мы все быстрее и быстрее, будто все американские горки, на которых я был, слились в одну и помножились на миллион…
Последнее, что я запомнил перед тем, как потерял сознание, – чудовищное лицо Бена, улетающее в пустоту.
***
Надо мной столпились несколько человек.
– Господи Иисусе, счастливый ты сукин сын.
Я застонал и вытаращил глаза в сторону говорившего. Голос был похож на голос пилота. Приятно было видеть его лицо.
– Не ощущаю себя счастливчиком, – выдохнул я.
– Тебя развернуло прямо к нам. Мы уже были в скафандрах, готовились выйти. Все оказалось рассчитано, до секунды. Твой скафандр весь в дырах, буквально сантиметр отклонения, и мы не смогли бы поймать тебя… Как бы то ни было, приятель, ты возвращаешься домой. Медицинское обследование не выявило никаких серьезных проблем. Я думаю, с тобой все будет в порядке.
– Где оно… где Бен?
Люди вокруг меня удивленно переглянулись… а потом до кого-то дошло.
– Бенджамин Уотли? Другой астронавт? Это то, что… кто на тебя напал?
Я кивнул.
– Ну, он улетел, – ответил пилот. – Если это действительно был твой коллега, то мы… что ж, нам очень жаль. У меня такое чувство, что мы пропустили какую-то историю.
– Спросите меня об этом, когда приду в себя, – кашлянул я.
– Что бы с ним ни случилось, в ближайшие часы он войдет в атмосферу Земли.
– И что тогда?
Пилот на секунду задумался.
– Что будет с телом человека при входе в атмосферу? Он сгорит.
Самосожжение.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
День рождения у меня всегда ассоциировался с унылым временем года, когда уютный запах осени сменяется гнилью в преддверии зимней спячки. Когда разноцветные листья опадают и умирают, оставляя после себя хрупкую коричневую скорлупу. Тем не менее, люди должны праздновать свои дни рождения. Если кто-то этого не делает – он странный. Я странный.
Невеста недавно спросила меня, почему я никогда не праздную день рождения, и я не знал, как объяснить. Когда переживаешь что-то травмирующее, избегаешь всего, что так или иначе возвращает тебя к этому моменту. И хотя я бы с удовольствием рассказал ей обо всем, не думаю, что смогу, не показавшись при этом маньяком. Я подумал, что стоит попробовать рассказать свою историю анонимно, а дальше действовать по обстоятельствам.
***
Мне тогда исполнилось 13. ”Since U been gone" крутили по радио каждый час. Мы с друзьями цитировали “Как я встретил вашу маму”, словно Библию. Это было хорошее время.
Поскольку день рождения пришелся на середину учебной недели, мои грандиозные планы пришлось отложить до предстоящих выходных. Тем не менее, мне не на что было жаловаться. Праздничный торт во вторник – не так уж плохо, честно говоря. Я вернулся домой, открыл несколько подарков, родители устроили небольшой праздник. В подарках, кстати были две новые игры для моей PlayStation 2 – четко!
С домашним заданием было покончено за несколько часов до отхода ко сну, и я уже полчаса сидел в Интернете, когда в дверь вдруг постучали. У нас вообще редко бывали гости, поэтому то, что кто-то стучал в дверь в 10 часов вечера, было, мягко говоря, необычно.
Я успел спуститься на половину лестницы вниз, а родители уже успели открыть дверь. Снаружи стоял мужчина в модной куртке с планшетом в руках и двумя вооруженными охранниками за спиной. Я в некотором роде оказался в эпицентре спора.
– ...итак, нам нужно, чтобы вы подписали форму согласия, и мы начнем, – сказал человек с планшетом. – Есть вопросы?
– Это не может быть законным, – возмутилась мама. – На каком основании вы...
– Мэм, это чрезвычайная ситуация. Нам было разрешено перевезти всех желающих, если потребуется, но я гарантирую вам, что это будет не самое приятное времяпрепровождение, не идет в сравнение с тем, что вас ждет здесь, в стенах собственного дома.
Пока продолжалась дискуссия, вооруженные люди вошли в дом. У них было что-то вроде контрольного списка, по которому они проходили, задавая вопросы, тыча в нас пальцем. Один спросил о спутниковом телефоне, которого у нас, конечно, не было. Я поспешил вернуться наверх.
Из своего окна я видел, как они устанавливали блокираторы колес на нашу машину. Они также проверяли какое-то электрическое оборудование, и в этот момент я заметил, что на моем компьютере пропало подключение к Интернету. На мобильном телефоне исчезла связь, и, хотя я не проверял, подозреваю, что они что-то сделали и со стационарным телефоном. Нас изолировали, поместили под своего рода карантин. Я все еще не имел ни малейшего представления о том, кто эти люди. Не было никаких нашивок, значков, званий или символов. Просто группа серьезных на вид мужчин в ветровках, с вполне заметными кобурами для оружия.
Через несколько минут один из мужчин вошел в мою комнату. Родители очень волновались, но им велели подождать снаружи. Мужчина был ростом под два метра и выглядел так, как будто может загрызть меня насмерть, если понадобится. Не говоря ни слова, он начал рыться в моих вещах.
– У тебя есть какие-нибудь портативные рации? Какие-нибудь научные радиопроекты, что-нибудь в этом роде?
– Нет. – Я покачал головой – У меня есть PlayStation.
– Может выходить в сеть, так?
Я не успел ответить, как вклинилась мама:
– Мы не разрешаем ему играть в онлайн-игры. Он не выходит в сеть.
Но, видимо для верности, он выдернул кабель питания и положил его в запечатанный пакет вместе с различными безделушками и ключами, которые они же успели собрать. Они не хотели рисковать, а я, похоже, остался без своих новых игр на ближайшее время.
Когда они закончили импровизированный обыск дома, нас попросили собраться внизу. Мужчина с планшетом прочистил горло, в комнате воцарилась мертвая тишина. Даже мой отец, который обычно был очень напористым человеком, не находил слов. Я понял тогда, насколько все серьезно.
– В течение 72 часов этот и прилегающие районы будут закрыты. Существует локальная проблема, связанная с недавним геологическим событием, которое вызвало некоторые непредвиденные проблемы. Я уверен, что в последнее время вы заметили некоторые незначительные странности.
– Например, что? – спросил папа.
– Молоко скисает. Комнатные растения приобретают странный оттенок. На дорогах появляются стаи лягушек.
Мои родители ничего не сказали, но кивнули. Возможно, они видели что-то, что упустил я.
Мужчина отложил свой блокнот и спокойно объяснил:
– Вы подверглись воздействию чего-то, похожего на химическое вещество. Это вещество вызывает бурную реакцию с выделением определенных гормонов, тех, что продуцируются в фазе быстрого сна. Для обеспечения вашей безопасности мы в настоящее время вводим временный 72-часовой запрет на сон.
– Прошу прощения?
Мой отец шагнул вперед, один из вооруженных мужчин ответил тем же... Но они оба остановились, прежде чем ситуация успела обостриться.
– Утечка произошла примерно 9 часов назад, а это значит, что у вас осталось около 63 часов. Срок подойдет примерно в 13:00 в пятницу.
– Мы никак не можем...
– Это не подлежит обсуждению. Это вопрос вашей безопасности, сэр. У нас есть служба неотложной медицинской помощи, но я вам гарантирую – опыт этих дней будет неприятным. Вы будете лишены сна с помощью химических препаратов на весь период воздействия, пока не пройдет эффект. Это может привести к длительному повреждению мозга.
Каждому из нас вручили по папке, в которой объяснялись наши обязанности и права. Красная папка попала и мне в руки: без опознавательных знаков и с тремя документами внутри. В одном из них объяснялось их право принуждать нас к подчинению, в другом, что мы уже заведомо согласны на процедуры, а в третьем находилась форма, точно инструктирующая, когда нам можно будет ложиться спать. Там же была форма инвентаризации с описанием предметов, которые нам вернут по окончании срока карантина.
Они оставили коробку с 50 стеклянными ампулами, для периодического 4-часового буста. Мужчина объяснил, что несовершеннолетним детям не следует принимать больше одной ампулы каждые 7 часов, а моей матери, если она беременна, вообще не следует принимать ни одной. К счастью, мама не была беременна. Я единственный ребенок в семье.
Нам также выдали батончики с клетчаткой и какой-то гормональной добавкой. Без маркировки, но теплые. Возможно, их приготовили недавно. Упаковку можно было назвать в лучшем случае импровизированной.
Мужчина старался объяснить все как можно лучше, и я видел, что родители внимательно слушают, но едва ли понял половину из сказанного. Я рассматривал вооруженных охранников. Они выглядели измученными. Возможно, им тоже не давали спать. У одного открылся рот, и он только что не пускал слюни, моргая по очереди то одним глазом, то другим. Я мог бы поклясться, что он на секунду задремал. Видимо он тоже это понял и вышел на улицу пройтись.
– Я не знаю, сможем ли мы, – жалобно начала мама. – Это... вы просите слишком о многом, мы же...
– Если в какой-то момент вы не сможете больше терпеть, позвоните по этому номеру. Это единственный работающий номер, – перебил ее мужчина, указывая на последнюю строчку на последней странице папки. – Если кто-то заснет и вы не сможете разбудить его в течении пары минут, он в страшной опасности. Если это произойдет, старайтесь разбудить члена семьи любыми способами, пока мы не приедем и не заберем его.
– И тогда, что с ним будет?..
– Его доставят на наш полигон в Манкато, и будут стимулировать бодрствование химическими препаратами.
– А что будет если… если кто-то не сможет? Если мы все просто… заснем?
Мужчина покачал головой, постукивая ручкой по планшету.
– Скорее всего, этот кто-то умрет. Члены семьи, возможно, тоже.
Родители с главным из троих ушли на кухню, попутно обсуждая детали, а шкафоподобный хмурый охранник подошел ко мне с запечатанным пакетом и вернул кабель питания для PlayStation 2.
– Я тут связался с технической командой, у тебя все нормально. – Он похлопал меня по плечу. – И, э-э...… с днем рождения.
Я почти забыл, что сегодня мой день рождения. И я оценил этот жест, но просто не смог заставить себя улыбнуться. В голове роилось слишком много вопросов, а я был слишком напуган, чтобы заговорить.
Разговор длился еще минут 20 или около того, а потом мужчины ушли, оставив меня с родителями одних на кухне. Мама закурила под вытяжкой. Я видел, ее курящей всего два раза: первый, когда она потеряла работу, а второй, когда заболел ее отец. Курение на кухне ясно дало понять, что все плохо. Папа сидел, скрестив руки на груди, и смотрел на коробку с бустерами.
– Это не шутка, – наконец сказал отец. – Все очень серьезно. Мы должны помочь друг другу пройти через это.
Мама промолчала, но я видел, как дрожат ее руки. Она плакала. Ее так трясло, что пепел с сигареты не попадал в пепельницу, а просто падал на плиту.
– Мы не можем оставаться поодиночке, – продолжил папа. – Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы чем-то занять себя. Ты можешь играть в игры до посинения, но не вздумай засыпать.
– Они вернули мне кабель, – сказал я. Значит ли это, что я могу пользоваться PlayStation?
– Все в порядке. – Мама закашлялась. – Все в порядке, милый. Играй в свои игры.
В те первые несколько часов я больше не думал о плохом. До конца недели больше не надо было ходить в школу, не надо было ложиться спать, плюс я получил неограниченное время у экрана. Это казалось потрясающим.
Я засиделся за игрой до поздней ночи. В меню были "Sly 2" и "Ratchet & Clank", и я получал огромное удовольствие. Я взял несколько закусок и один из тех батончиков с клетчаткой. На вкус они напоминали изюм с веточками, но странно успокаивали. Не снимали усталость, но мне было легче сосредоточиться. А еще мне стало труднее закрывать глаза, и зачесались веки.
Всю ночь в доме горел свет. Мама и папа включали громкую музыку на стереосистеме внизу и отчаянно пытались меня чем-то занять. Я был достаточно занят, просто играя в игры, так что, думаю, эта суета была больше для их спокойствия, чем ради меня.
***
В 5 утра папа первый раз принял бустер. Я слышал это со второго этажа, он довольно сильно ругался. По-видимому, на вкус препарат напоминал смесь несвежего риса и смерти. Мама приняла свою первую порцию примерно через полчаса, но она смешала ее с апельсиновым соком. Видимо, это помогло.
К 7 утра даже я почувствовал все в полной мере. Я никогда раньше не играл в игры всю ночь напролет. Конечно, я иногда не спал на ночевках со своими друзьями, но обычно мы к этому готовились. Так что рано утром я почувствовал, что начинаю клевать носом. Родители время от времени проверяли, как я, и решили принять меры. Мы всей семьей пошли завтракать, делая вид, что только что проснулись.
– Ты всегда такой ворчун по утрам, – сказала мама. – Попытайся представить, что… что в этот раз так же. Просто еще одно дурацкое утро.
Я точно знал, что они подлили мне в хлопья один из бустеров. Увидел на столешнице три пустых пузырька, но знал, что никто из них еще не брал второй. И все же у меня не было другого выбора, кроме как все съесть. Еще не прошло и половины срока карантина.
Мы уже закончили завтрак, когда снаружи послышался шум. Я был наверху, чистил зубы и мог наблюдать за происходящим через окно в коридоре. Чnо-то случилось у соседей. Ларри Питерсон, 55-летний мужчина, работавший продавцом рыболовных принадлежностей в местном мини-маркете, выполз из своей парадной двери. Его рвало чем-то черно-синим на тротуар. Самым интенсивным физическим упражнением у нашего соседа за все время знакомства, была попытка завести газонокосилку, но теперь он улепетывал из дома на четвереньках так, словно от этого зависела его жизнь.
Я слышал, как в доме закричала его жена. Не смог разобрать, что именно. Ларри вскочил и запрыгнул в кузов своего пикапа, демонстрируя прыть, которой я никогда раньше у него не наблюдал. Только когда миссис Питерсон вышла из дома, я смог расслышать, что она говорила.
– Ларри! Ларри, проснись!
А потом Ларри Питерсон схватил гаечный ключ, выпрыгнул из грузовика и схватил жену за волосы. Внезапно чья-то рука закрыла мне глаза – отец оттащил меня от окна. Я услышал, как крик перешел в бульканье, за которым последовал искренний смех, который я слышал тысячу раз до этого. Ларри Питерсон смеялся точно так же каждый раз, когда мой отец выдавал очередной неуклюжий каламбур. Мой разум живо нарисовал картину произошедшего, и она была не из приятных.
Отец развернул меня к себе и пристально посмотрел в глаза. Я мог сказать, что он был сам не свой – лицо прорезали морщины, которых я раньше не замечал.
– Оставайся со мной и мамой. Не выглядывай на улицу. Люди заболевают.
– И мы заболеем? – Я едва смог подавить зевок.
Он слегка встряхнул меня, словно хотел убедиться, что я внимательно слушаю.
– У нас все будет хорошо. Это всего лишь вопрос времени. Но я не хочу, чтобы ты видел, как страдают люди. С Ларри не все в порядке.
Раздался стук во входную дверь. Папа вскинул голову и начал спускаться. Мама спряталась в спальне. Я помню, как стоял на верхней площадке лестницы и смотрел через перила в прихожую. Раздался сильный, сердитый стук в дверь. А потом тихий смешок Ларри Питерсона. Он ничего не говорил, просто колотил в дверь гаечным ключом, смеялся и пытался пробраться внутрь.
Он обошел вокруг дома, стуча в окна. Но не успел отойти далеко: мы услышали, как подъехала машина. Раздался хлопок, не похожий на выстрел. Я думаю, они стреляли из электрошокера. Ларри Питерсона увели. Вскоре мама пришла ко мне с приклеенной к лицу улыбкой и попросила показать ей, как далеко я продвинулся в своих новых модных видеоиграх. Она явно пыталась отвлечь меня, но я не возражал. В тот момент мне отчаянно хотелось отвлечься.
Я представил себе Ларри Питерсона, стоящего по другую сторону входной двери, в белой футболке, перемазанной странной черно-синей слизью, и маниакальной хваткой сжимающего гаечный ключ. Эта штука была размером с мою руку, из цельного металла. Я никогда не считал гаечный ключ оружием, но от одной мысли о нем у меня кровь стыла в жилах.
Он правда убил миссис Питерсон?
Но почему?
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Следующие несколько часов мы с мамой провели за видеоиграми. Потом просмотрели всю коллекцию наших старых DVD и составили расписание просмотра. Мама еще планировала прогулку, но теперь нам нельзя было выходить из дома. Она не хотела говорить почему, но я подозревал, что на лужайке дома Питерсонов осталось что-то, не предназначенное для моих глаз. Возможно, пятна крови. Я слишком боялся выяснять.
Родители изо всех сил старались поддерживать хорошее настроение, но я чувствовал, что они едва держатся. Папа большую часть времени просто стоял, прислонившись к двери, и смотрел прямо перед собой, словно в трансе. Мама пыталась занять себя играми и просмотром фильмов вместе со мной, но считала минуты до следующего буста. Я не горел желанием принимать препарат: у меня от него сводило живот.
Мы продержались до полудня. Папа с трудом стоял на ногах и то и дело опускал голову под струю холодной воды. Он пытался занять себя работой по дому, которую откладывал годами, но его постоянно что-то отвлекало. Через несколько часов вдалеке раздался вой сирен, потом кто-то поливал нашу входную дверь и окна из шланга водой под высоким давлением, возможно, чтобы смыть последние следы присутствия Ларри Питерсона. По улице ходили патрули с полицейскими собаками на поводках, время от времени раздавались телефонные звонки. По единственному номеру, который все еще работал, кто-то звонил, чтобы убедиться, что мы все бодрствуем и в своем уме.
К обеду у мамы начались проблемы с желудком. Ее трясло все сильнее, и она с трудом переносила резкие запахи. Папа то и дело протирал глаза и поглядывал на часы, примерно каждые десять минут поднимаясь на ноги, просто чтобы пройтись. Мы решили, что после ужина поиграем в настольные игры, но мама с трудом сдерживала тошноту.
В итоге мы просто разогрели позавчерашнюю лазанью. Я не возражал: мамина лазанья всегда была произведением искусства, но аппетит у меня быстро пропал от вида мамы. Она сдерживалась из последних сил. Истекала слюной и издавала странные гортанные звуки. Она моргала все медленнее и медленнее. Папа попытался уговорить ее съесть один из питательных батончиков, но мама просто выбежала из кухни и заперлась в ванной.
Я ничего не понимал. Папа просил ее открыть дверь, но она была просто не в состоянии. Сердце у меня колотилось где-то в горле. Через некоторое время мама перестала отвечать. Папе пришлось выломать ручку молотком, но было слишком поздно – она уже спала. Я слышал его крик даже через дверь.
Мы успели быстро – мама успела проспать всего пару секунд. Самое большее минуту. Она сидела на унитазе, запрокинув голову, и что-то черное текло у нее изо рта. Черно-синие кончики пальцев торчали из приоткрытых губ. Горло вздымалось.
Папа схватил ее и потряс. Она почти сразу очнулась, уронила голову вперед и закашлялась. Он помог ей умыться, а мне крикнул подождать в другой комнате.
Несколько минут я просто сидел на своей кровати, не зная бежать мне или прятаться. Возможно, было уже слишком поздно и для того, и для другого. Возможно, с мамой случиться то же, что и с Ларри Питерсоном. Родители спорили в соседней комнате, и переход их голосов от злых к отчаянным и печальным лишал меня остатков мужества.
Они вышли ко мне через какое-то время. Сели рядом и заверили, что все у нас будет хорошо.
Что мы миновали уже половину срока и осталось чуть-чуть.
Они были очень заботливыми и милыми, но их слова почти не трогали меня. Мне было трудно сосредоточиться, и все, о чем я мог думать, – о странном шуме, непрекращающемся шуме на заднем плане. Что-то происходило снаружи.
Папа дошел до середины долгого объяснения, почему больше нельзя запирать двери в ванной, когда что-то во мне закричало, требуя реакции. Это был всего лишь легкий щелчок, но ясный как божий день. Может быть, это все из-за бустра, но я был странно сконцентрирован на мельчайших деталях, отстранен, будто со стороны наблюдал за разговором с родителями.
Я закрыл глаза, и менее чем через секунду раздался громкий хлопок.
Кто-то стрелял в нас.
Было сделано всего пару выстрелов, но мы тут же упали на землю. Одна пуля попала во входную дверь, а другая разбила кухонное окно. Снаружи доносились громкие голоса, истерический смех. Они разговаривали, но едва ли что-то можно было разобрать. У одной женщины голос звучал так, словно она говорила с набитым ртом.
Еще два выстрела. Лампочка на кухне с треском взорвалась. Комната погрузилась во тьму. На улице раздался топот и смех – они уходили. Вдалеке послышались новые выстрелы, возможно, кто-то ответил им тем же.
– Мы не можем здесь оставаться, – прошептала мама. – Нужно звонить.
– Ты хочешь поехать туда, куда забрали Ларри? – резко ответил папа. – В какую-то больницу, полную сумасшедших??
– В нас стреляли, не можем же мы…
Мама притихла и посмотрела на меня. Родители скомкано извинились и решили поговорить наедине, а меня попросили подняться наверх. Велели держаться подальше от окон, запретили ложиться и даже садиться. Мне нужно было пробыть одному совсем недолго – скоро они пришли бы навестить меня.
Но, конечно же, мне было слишком любопытно. Под аккомпанемент жаркого спора внизу, я выглянул в окно верхнего этажа. Было довольно далеко видно, и я разглядел машину, остановившуюся на обочине. Фары горели, машину окружали по меньшей мере шесть человек. Двое из них были одеты так же, как вооруженные охранники, приходившие к нам в дом.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что в той машине сидел пожилой мужчина. Я пару раз видел его на улице, но не знал имени.
Люди пытались разбить стекла автомобиля. Чем придется: монтировками, кирпичами, молотками, отрезками труб… всем, что попалось под руку. Им не потребовалось много времени, чтобы прорваться. Они вытянули мужчину наружу. С моего места сложно было разглядеть, что они делают, но я слышал его крики. Нападавшие прижали старика к земле и закрыли ему лицо руками. Глаза, рот, уши…
И так и замерли.
Мне потребовалось мгновение, чтобы осознать происходящее: они заставляли его спать.
Через несколько минут все закончилось. Старик медленно встал, прислонился к своей машине, и его начало рвать. Та же сине-черная слизь, которую я видел у Ларри Питерсона, начала вытекать у него изо рта. И это продолжалось до тех пор, пока он не выкашлял какой-то сгусток, едва помещавшийся у него во рту. Движущийся, живой сгусток.
Выпрямив спину, он посмотрел на странную группу, уже ушедшую вниз по улице. Некоторые быстро шли. Другие неслись вперед. Один полз, зажав что-то зубами. Хотя нет… что-то выходило у него изо рта. Что-то длинное.
Снова выстрелы. Вдалеке, с другой стороны, я увидел еще одну группу людей. По меньшей мере, дюжина человек шла вверх по улице . Бродячие банды неспящих сумасшедших наводнили улицы. Одному богу известно, чем это могло закончиться.
Спор внизу стих. Родители позвали меня к себе, усадили рядом и объяснили, что мы останемся дома и будем держаться подальше от окон, просто на всякий случай. Мы запрем все двери и окна, задернем шторы. Музыка все еще будет играть, но теперь гораздо тише – нельзя было привлекать внимание. Конечно, я согласился. А какой у меня был выбор?
***
Стало еще хуже. Папа чуть было не принял двойную дозу бустера, напрочь забыв, что только что опустошил пузырек. Мама успела его остановить. Телефон больше не звонил: никто не рвался проверять как мы. Мама пыталась дозвониться по экстренному номеру, но линию отключили. На улице стреляли, куда дальше, чем раньше, но чаще. Мы слышали, как сигналят машины, но сирен не было.
Затем начались пожары. По крайней мере, два, где-то в центре города. Столбы дыма вздымались высоко в небо.
Мама чувствовала себя неважно. Она не могла есть и временами едва держалась на ногах. Все время громко разговаривала, даже если оставалась одна. Ей то и дело приходилось искать опору, чтобы не упасть. Она не могла съесть даже тот странный батончик и ходила, мотая головой из стороны в сторону. Папа изо всех сил старался, чтобы она оставалась бодрой, но у него тоже были проблемы. Сколько бы раз он не опускал голову под кран с ледяной водой, сон явно побеждал.
У меня дела тоже шли неважно, но и близко не так плохо. Сохранился аппетит, я принимал бустеры, но отсутствие сна сказывалось: руки тряслись, голова раскалывалась. Шею то и дело простреливало, словно меня били током. Мне казалось, что предметы где-то на краю зрения движутся. Я все время оборачивался, чтобы посмотреть на окна – у меня начались галлюцинации, что это экраны телевизоров.
К утру возникла новая проблема. Отключили электричество и воду.
В нескольких минутах ходьбы от дома располагалось небольшое озеро, и у нас не было другого выбора, кроме как попытаться набрать воды там. На кухне остался небольшой запас питьевой воды, но этого было недостаточно. Мама предложила пойти всем вместе, но об этом не было и речи – она едва держалась на ногах. Нечего было обсуждать: папе пришлось идти одному.
Мы наблюдали за ним из окна верхнего этажа. Солнце только что взошло, расчертив увядающий пейзаж длинными резкими тенями и болезненно ярким сиянием. Мама просто тупо смотрела перед собой, словно пытаясь вспомнить, что-то очень важное.
– У тебя же… у тебя скоро день рождения? – медленно спросила она.
– Уже было во вторник.
– А ты… ты хочешь стать старше? Я вот… да… я бы хотела. Очень… Хотела бы, чтобы ты… чтобы у тебя была возможность вырасти.
Она посмотрела на меня и безумно рассмеялась. Глаза у нее моргали по очереди, левый чуть дольше, чем правый.Темные, запавшие глаза, неспособные сфокусировать взгляд. Наверное мама хотела как лучше, но взгляд, которым она меня одарила, был просто ужасающим. Как будто женщина, которую я знал, откатилась до базовой сути животного, которыми мы все и являемся. Моя мама все еще была где-то там, но большая часть ее просто... исчезла.
Примерно через час я заметил, что папа возвращается. Мы с мамой вздохнули с облегчением, но это продолжалось недолго. У него в руках не было фляги с водой. Через несколько мгновений я понял, что он не один. Еще минимум два десятка человек следовали за ним на небольшом отдалении. Мама, казалось, никак не отреагировала. Она просто смотрела в окно и кивала сама себе. На мгновение она почти заснула стоя: ее губы хлопали, как у окуня, вытащенного из воды. Я видел, как что-то двигалось у нее в горле.
Я встряхнул ее, и в момент просветления мама снова посмотрела в окно. Внизу что-то с силой ударилось об дверь.
Мама затолкала меня в шкаф, сбежала вниз за оставшимися бустерами и вывалила все это на меня вместе со своими наручными часами и парой пищевых батончиков.
– Кто-нибудь... кто-нибудь придет за тобой, – сказала она. – Просто подожди. Просто подожди и... и не засыпай. Я… Я постараюсь что-нибудь придумать.
У меня не было времени возразить. Она захлопнула шкаф. В замке входной двери повернулся ключ. Возможно, папа и забыл, кто он такой, но не забыл, как пользоваться ключами от дома.
Я просто сидел в темноте и слушал. Свернулся калачиком, даже не пытаясь устроиться поудобнее, чтобы не заснуть. Внизу с грохотом ломалась мебель. Незнакомые голоса выкрикивали непристойности и какую-то бессвязную чепуху. Началась драка, кто-то бился об стены. Человек взбежал по лестнице, ворвался в ванную, и пытался разбить чугунную ванну.
Закричала женщина, затем мужчина. Раздался выстрел, потом звон стекла. Я услышал приглушенный крик, как будто кого-то удерживали. Возможно с мамой произошло то же, что и с тем стариком прошлой ночью.
Должно быть, я просидел так несколько часов. В темноте было трудно понять, открыты у меня глаза или нет. Я не мог понять, действительно ли я слышал что-то в доме, или мне это только казалось. Я слышал голоса и шепот, бессвязный и бессмысленный. Иногда представлял, что те сумасшедшие стоят прямо за дверью и выпытывают у меня чит-коды к новым играм. Все, что могло поддержать мой слабеющий рассудок, – это мамины наручные часы, но я едва мог разглядеть их циферблат.
Время текло так странно. Мне казалось, что я погружаюсь в раздумья на несколько часов, но на самом деле проходили минуты. Потом я ловил себя на том, что на мгновение замер, смотря прямо перед собой, но два часа исчезали бесследно. Я повторял, как мантру, в котором часу нужно будет принят следующий бустер.
Но ситуация становилась все более странной. Часы шли вспять. Я будто видел, как кто-то сидит напротив меня – пара белых глаз в темноте. Тихие голоса уговаривали меня лечь спать, и я обнаружил, что начинаю клевать носом. Я чувствовал, как что-то движется во мне, словно рука, пытающаяся влезть в тесную перчатку…
В конце концов я сдался и вылез из шкафа. Я едва держался на ногах, но упорно тащил с собой бустеры и батончики в пластиковом пакете. Было уже неважно, есть ли кто-то внизу, я просто должен был выйти. Должен был увидеть.
Весь дом оказался разгромлен. Вся мебель сломана. Все светильники разбиты. Стены были забрызганы кровью, а входная дверь висела на одной петле. Не осталось ни одного целого окна, а рамки для наших фотографий разлетелись по этажу, словно звёздочки ниндзя. Но самым странным был едкий запах, доносившийся из кухни.
Сначала я не понял, что это такое. Он был похож на человека, но со слишком большим количеством конечностей. После нескольких секунд осознания, я понял, что это мертвое тело. Молодой человек с торчащим из груди ножом, распростертый на кухонном полу. Его челюсть была вывихнута и свернута на сторону.
А из горла торчала сине-черная рука, вцепившаяся ладонью ему же в лицо.
Что-то во мне шевельнулось. Чему-то во мне не понравилось то, на что я смотрел. Я попытался придавить шевеление в горле волокнистым батончиком, и это как ни странно, сработало.
На улицу я вышел в оцепенении. Я не знал, что делать. Часть меня порывалась бежать искать родителей, а другая часть хотела уехать из города. На велосипеде, автобусе или просто пешком – неважно. Конечно, автобусы здесь больше не ходили, но мой лишенный сна разум уже не мог отделить факты от вымысла.
Вся та ночь была одним сплошным кошмаром наяву. Мне все время мерещились существа, появляющиеся из темноты. Я слышал голоса, приказывающие развернуться, остановиться, бежать – и все одновременно. Я с трудом удерживал равновесие, и если бы остановился даже на мгновение, то сразу же заснул бы. Я должен был продолжать идти. Даже принял дополнительную дозу бустера. От него резко заболели суставы и выступила испарина. Зря я это сделал.
Я срезал путь через парк. Из-за деревьев выглядывали лица. Я видел мужчину, лежащего лицом вниз на гравийной дорожке, которого подтягивала вперед рука, торчащая изо рта. Я видел мужчину на берегу озера, хлопающего руками по поверхности воды, как безумный ребенок, пытающийся поднять как можно больше брызг.
Что-то из этого было реальным. Что-то – нет. Я не мог сказать, что было чем. Больше нет.
Когда я, наконец, добрался до центра города, то увидел по меньшей мере две дюжины людей, собравшихся у горящего здания. И из всех их глоток вверх росли сине-черные руки, тянущиеся к огню, трепещущие. Словно водоросли, плывущие по невидимому течению, они в унисон наклонялись вперед и назад, восхваляя тот хаос, который сами же сотворили, не произнося ни слова, ни звука. И все же я их слышал. Они приветствовали меня. Звали меня. Каждый голос не похож на другой…
– Подойди, – умоляли они. – Твое место здесь.
Я отвернулся, и голоса стали громче. Отчаяннее. Пронзительнее. Визг, требующий моего внимания, моей преданности. И не все из них доносились извне – один шел прямо из моего нутра.
– Мы уже здесь, – смеялся он. – Мы не исчезнем. Не утихнем. Мы никогда не уйдем.
Руки потянулись ко мне. В каждом окне появились бледные лица. Голоса доносились из-под бетона.
Стрельба. Разбитые окна. Стекло трещало под моими подошвами, когда я пробирался мимо остовов сгоревших машин.
Стало темно, потом светло, потом снова темно.
И в какой-то момент я сдался. Холодный бетон внезапно прижался к моей щеке, но я уже был не в силах встать. Ноги не двигались. Глаза не открывались.
– Да! – смеялись голоса. – Иди! Иди к нам! Иди и гори с нами!
А затем - темнота.
***
Я не знаю, как долго пролежал без сознания. Часы. Может быть, полдня. Я очнулся и увидел, что ко мне бежит мужчина, на ходу спрашивая, все ли со мной в порядке. Подъехала машина, обдав меня теплым светом. На обочине дороги сидела колония лягушек, неотрывно смотря на меня. Я заметил неподалеку подсолнух. Он выцвел до синевы. Странно, как мы не замечаем самых очевидных изменений, пока они не ударят прямо в лицо.
Оказалось, что воздействие произошло по меньшей мере на 6 часов раньше, чем предполагал человек с планшетом, и я бодрствовал достаточно долго, чтобы большая часть эффекта сошла на нет. Меня нашли без сознания на обочине шоссе, примерно в пятнадцати километрах от дома. Да, я заснул, но последствия оказались практически незначительными, по сравнению с большинством соседей.
Возможно вы даже слышали об этом. Власти назвали произошедшее “беспорядками”. Просто очередные волнения в бедном районе. Не думаю, что это событие удостоилось упоминания в национальных новостях.
Некоторые из тех, кто сдался раньше всех, получили необратимые повреждения мозга. Ларри Питерсон уже никогда не стал прежним, но было трудно сказать, было ли это из-за эмоциональной травмы от потери жены или из-за заражения. В любом случае, до конца его жизни за ним присматривала сиделка.
Мама и папа тоже не полностью восстановились. После той ночи у мамы развилось что-то вроде нарколепсии, она стала внезапно засыпать в самое неподходящее время. Папа потерял чувство вкуса и обоняния. По сей день им трудно объяснить, что именно они испытали. Для них это было все равно что заснуть и увидеть самый ужасный кошмар, а проснуться на больничной койке.
Иногда я задаюсь вопросом, может быть и я заснул? Некоторые вещи, которые я видел, казались настолько странными, что не было никакой возможности проверить их на реальность. Я отчетливо помню ту сцену у горящего здания в центре города. Это должно было быть реальным. И здание действительно сгорело.
Мне тяжело вспоминать об этом. Если поддаться мыслям о тех днях, внутри у меня все скручивается, вопя, что это просто кошмарный сон. Непрекращающийся по сей день кошмарный сон. Что я все еще в шаге от того, чтобы проснуться в шкафу, за дверью которого ждет бешеная толпа.
Или хуже: что-то внутри меня ждет момента, чтобы взять контроль в свои руки.
Может быть мне осталась всего одна ночь.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Есть люди, у которых «все исследования куплены», мы верим только в то, что попробовали сами; нас всех чипируют, повсюду 5G вышки; коронавирус придумали влиятельные люди, чтобы нас убить, а вакцину придумали чтобы добить тех, кто выжил; пищевая промышленность тоже хочет нас всех убить, поэтому везде подсыпают свои ГМО и глутаматы… У меня для вас плохие новости: если ты тоже веришь в лженауку, есть высокая вероятность того, что ты тупой!
Жил был на свете Иван – тракторист,
Был он известный в селе фетишист.
Не ел ГМО, избегал и глютена,
От него изо рта извергалася пена.
В соседнем селе жил веган Андрей,
Мясо не ел, ведь в нём нет отрубей.
Зато увлекался Андрюша кроссфитом,
Чтобы не быть, как в детстве, рахитом.
Прививки не ставили с детства мужчины,
Чтоб избежать смогли ранней кончины.
Лекарства – отрава, вакцины – фуфло,
Их придумали люди заработать бабло.
И встретились как-то два мужичка,
В дебатах сошлись оба два дурачка.
Решили они, что заговор повсюду,
Который жить мешает им, простому люду.
«Есть у меня, Андрей, рублей примерно двести,
Да сотка у тебя, сложи-ка их ты вместе».
«Ты что, Иван, здесь будет ровно триста!» -
Ответил он ему, со знанием медалиста.
И улыбнулся тракторист приятелю Андрею,
«Позволь, Андрей, тобою овладею!».
И крепкая мужская дружба зародилась –
Так мракобесное течение появилось.
© Молот И.
Объясню своими словами. Теория заговора – это когда приписывают какие-то события или ситуации неким могущественным и влиятельным группам лиц, которые хотят захватить власть над всем миром. То есть, даже, несмотря на научные доказательства чего-либо, люди верят в свои предрассудки.
Вакцина от короны – нафиг надо, она не прошла испытания, один мой знакомый 3 дня потом без сознания лежал. Маски носить тоже не будем, если уж пердёж проходит сквозь джинсы, то маска от короны точно не спасёт. Зато над картофелем от простуды подышать – это как будьте-здрасьте.
Ребят, некоторым маски носить нужно хотя бы для того, чтобы эти ёбл@ угрюмые не было видно…
Сидит такой балбес, жуёт свой салатик из свежих томатов и кукурузы, и рассказывает о вреде ГМО. И ведь этот идиотина даже не осознаёт, что томаты и кукуруза – типичные представители генномодифицированных продуктов. Того вида, в котором мы все их знаем – НЕ СУЩЕСТВУЕТ в природе! Они созданы с помощью генной инженерии! Как и множество других продуктов, типа сои, хлопка, некоторых видов картофеля, папайи, кабачков, сахарной свеклы и т.п.
Оказывается, этому есть объяснение…
Метаанализ 127 исследований задался целью провести корреляцию между типом личностей и верой во всякие теории заговоров [1]. «В среднем люди, которые верят в псевдонауку, страдают паранойей или шизотипией, являются нарциссическими или религиозными/духовными людьми и имеют относительно низкие когнитивные способности, с большей вероятностью верят в теории заговора».
Выводы:
- несмотря на то, что есть некоторые вопросы к метаанализу, если почитать блоги всех этих «представителей альтернативной медицины» - гомеопатов, натуропатов и прочих психопатов, то начинаешь охотно верить в выводы: тот, кто верит в лженауку, с большей вероятностью обладает низкими когнитивными способностями (тупорылый, по-нашему).
Всем хорошего настроения!
Источник: https://vk.com/sportivnye_sovety
Не устаю повторять – тренировки нужны для того, чтобы что-то развивать, а не что-то «убирать». Но людям, один хрен, подавай какие-то «жиросжигающие тренировки». И даже не важно о каких тренировках речь: крутить хулахуп, ходить по дорожке, кататься на велосипеде или поднимать железки в зале – это всё равно ничтожная трата энергии!
Решила Машка похудеть немножко –
До ануса не достаёт уже ладошка.
Не подтереться, и не посидеть на табурете,
А зад в метро опять застрял на турникете.
И вот решила Машка заняться силовыми,
И две недели кряду «худела» круговыми.
Затем решила Маша, что кардио добавит,
В надежде, что от жира свой бренный зад избавит.
Пришла домой с занятий – упала на матрас,
Восстановиться нужно, пахала ведь нормас!
Весь день она лежала, в надежде похудеть,
И от себя стройняшки чуть позже охренеть!
Затем Маруся вспомнила про давнишний совет,
Что после трени нужно устраивать фуршет.
Услышала в качалке, что открывается окно,
Закрыть его помогут бананы и вино.
Месяц Машка тщетно занималась,
После занятий всё так же валялась,
Окна бананами закрывая,
Лишь в туалет порой вставая.
Когда же поймёт, дорогая Маруся,
И Вика, и Ольга, и даже Натуся,
Что если хотите навести красоту,
Увеличить активность нужно В БЫТУ!
© Молот И.
Напомню, что есть 4 основных составляющих нашей затратной части (от более существенного к менее значимому) [1]:
- метаболизм в покое;
- внетренировочная активность;
- физическая активность;
- термический эффект пищи.
В 5 пункт можно включить всякую з@лупу, типа обмотаться плёнкой, похудательные массажи, пить жиросжигатели, пропотеть в сауне, пить воду с лимоном натощак и прочее – это всё оставьте тем, кто Молота не читает.
Разогнать метаболизм пытаются только имбецилы (ИМХО) [2, 3], а тренировки хоть и могут увеличить затратную часть, но это всё равно лишь третья составляющая энергорасхода.
Считайте сами, в неделе 168 часов, даже если вы будете тренироваться 5 дней в неделю по часу – это всё равно около 3% вашего времени. Что такое 5 часов занятий против 163 часов лежаний, сидений и жраний?
Основной момент, который мы действительно можем значимо изменить – это внетренировочная/бытовая активность! Это на первый взгляд кажется незначительным, но когда тут почесался, там прошёлся до магазина сам, а не воспользовался доставкой, тут пару остановок до работы дошёл пешком – в сумме это даёт довольно значительные затраты.
Но и тут есть подвох. Многие люди ставят себе, например, определённую норму шагов в день. Затем идут в зал, и топают на дорожке свои «10к». А что изменилось? Шаги «на дорожке» - это тренировка, шаги «по делам» - это внетренировочная активность! И суть в том, что эти 10К нужно набирать не «за один присест», а в течение дня. Чем меньше ваша попа прижимается к дивану в течение дня, тем менее сидячий у вас образ жизни, логично же.
В жизни каждого человека есть столько «мелочей», которые он предпочитает не делать. Робот-пылесос, посудомоечная машина, доставка еды. И не говорите мне, что у вас времени не хватает, бабушке своей это рассказывайте. Даже сейчас вы читаете этот противный текст, а могли бы жопой пошевелить лишний раз.
Выводы:
- тренировки, без всяких сомнений – это хорошо, но они должны преследовать несколько иные цели (стать сильнее, выносливее, здоровее, не худеть мышцами на худой конец), но в части энергозатрат они никогда не сравнятся с внетренировочной активностью;
- не превращайте бытовую активность (больше шевелиться в течение дня) в тренировку («специально походить»).
Всем добра!
Источник: https://vk.com/sportivnye_sovety
В современный прекрасный и яростный мир писательства мы уже погружались ранее, читайте "Современный мир писателей - 2024". Сегодня у нас еще более интересная, персональная тема. Я проведу анализ творчества одной из самых популярных молодых современных российских писательниц, творящей под ником Arladaar. Кому это может быть интересно? Прежде всего, самой писательнице, по крайней мере, у меня есть надежда, что она прочитает этот самый анализ. Также, возможно, этот опус будет полезным ее конкуренткам, молодым девчушкам в возрасте от 15 до 25 лет. Двадцатилетняя красавица Arladaar ворвалась на арену писательской битвы в 2023 году, а уже в 2024 добилась убедительного коммерческого и творческого успеха. Как ей это удалось? Сейчас узнаем.
© 2024 Константин Оборотов
=== Список всех глав
Глава 1. А кто судья?
Глава 2. Что меня сподвигло на знакомство с творчеством Arladaar
Глава 3. Сгоняем на темную сторону
Глава 4. Ох уж эти сказочницы!
Глава 5. Фирма, которая не вяжет веников
Глава 6. Per aspera ad astra
Глава 7. Жека и Спартак
===
*** Глава 1. А кто судья? ***
Этот маленький набор дружеских рецензий посвящен творчеству молодой талантливой писательницы, которая известна как Arladaar, а в миру зовут просто Аня.
Все рецензии - анализы художественных беллетристских текстов отображают не только персону, создавшую препарируемые тексты, но и также личность самого рецензента. Свою персону я достаточно полно раскрыл в своих многочисленных автобиографических произведениях, начиная с момента, когда я осознал себя личностью ("Час зачатия"). Если не лень, для начала прочитайте их все. Если лень, то тогда вот краткая информация обо мне.
У меня есть единственная супер способность - быть типичным среднестатистическим мужчиной. По всем основным параметрам. По здоровью, росту, весу, физическим данным, внешности, умственным способностям, доходам, количеству детей, успехам в карьере и т.д. Меня можно отправлять представителем к инопланетянам для того, чтобы они быстро узнали о человечестве. Даже сон у меня средний. Долго думал, чем же похвастаться. Нашел в себе только вот эту яркую особенность - быть обыкновенным.
Как и любой типичный мужчина в России, я с детства подвергался сильному женскому влиянию со стороны матушки, бабушки, сестры, воспитательницы детского сада и классного руководителя в школе. В школе, также, сильнейшее влияние на меня оказывали одноклассницы (читайте "Гузель, или Двойное слово пацана"). Даже в армии, как это не удивительно, отдохнуть от прекрасных дам не получилось. Там было довольно много лаборанток, медсестер и санитарок, официанток в столовой и чепке, а также студенток на дискотеках. А что творилось после армии, я тут писать не буду, опасаясь, что этот текст прочитают жена и дочери. Осторожность - прежде всего!
Это сильное женское влияние сказалось на мне самым положительным образом. Я понял самое важное, смысл жизни для настоящего мужчины. Заключается этот смысл в том, чтобы служить прекрасным дамам и всегда быть джентльменом. Каждое движение, каждый вздох и даже каждый чих должны служить этой цели. Мужчина по сравнению с женщиной гораздо менее развитое существо, он стоит на относительно низкой ступени развития. Доказательств этому много, приведу два основных. Бог сначала создал мужчину. Это была тренировка, тестовая модель. Затем, учитывая ошибки, сделал женщину. Посмотрите на обнаженную женщину. Это же идеал красоты и совершенства! Посмотрите на обнаженного мужчину. Только очень странные чудаки могу тут узреть что-то заслуживающее внимания.
Второе доказательство очень простое, убедительное и бесспорное. Продолжительность жизни у женщин намного больше, чем у мужчин. Этим все сказано.
Пока еще не все мужчины осознали свою неполноценность перед женщиной. Иногда они невнимательно слушают, что им говорит женщина или невнимательно читают, что женщина написала. Такое пренебрежительное отношение к женским текстам можно частично объяснить тем, что мужчине очень трудно понять смысл и красоту женских речей. Сказывается природная неполноценность.
Короткие предложения мужчина еще может понять, хотя часто как-то странно, по-своему.
- Я – беременная.
- Ты испортил всю мою жизнь.
- Холодильник следует переставить.
Такие четкие короткие информационные сообщения мужчина в состоянии понять после продолжительного раздумья. Но если женская речь достаточно длинная, мужчина впадает в прострацию, практически ничего не понимает и ничего не запоминает.
Поэтому женскую литературу мужчина обычно читать не может. Просто слабый мозг не может воспринимать сложную информацию, хитросплетение сюжетной линии и мотиваций героев произведения.
Теперь, по моему замыслу, вы подготовлены к дальнейшему усвоению информации, и мы заканчиваем первую подготовительную главу.
...
Первоисточник:
===
Смерть сидела на скалистом берегу, пускала мыльные пузыри и
провожала их печальным взглядом. К ней подошёл маленький мальчик и долго
наблюдая за ней, спросил.
-А мне можно?
-Ты ещё маленький! Проживёшь жизнь, найдешь в ней смысл и тогда придешь!
-Но я уже пришёл!
Смерть не ответила, лишь смахнула платком слезу, выжала его на соломинку и протянула мальчику.
-На вот, возьми…
Мальчик
осторожно подул в соломинку и улыбнулся, наблюдая за полетом большого
мыльного пузыря. Он стремительно взлетел ввысь и медленно кружась
опустился к земле…
-Я когда вырасту, кем стану? – неожиданно спросил мальчик
-А кем бы ты хотел?- поинтересовалась смерть, выжимая очередную слезу с платка на соломинку.
-Тобой!- произнес мальчик и надул ещё один пузырь…
-Почему мной?- удивилась Смерть, наблюдая как мыльный пузырь стремительно полетел вперёд…
-Ты задумчивая.Ты смотришь на людей как на мыльные пузыри…- ответил мальчик, протянув Смерти соломинку
-Значит станешь, – рассеяно ответила Смерть
-И что, я буду как ты, всегда сидеть и пускать мыльные пузыри?
-Не всегда…- сказала Смерть, смочив соломинку слезой и протягивая ее мальчику.
-А что я буду ещё делать? Что? – продолжил спрашивать мальчик не отводя взгляда от Смерти.
-Жить,- прошептала Смерть и исчезла, оставив мальчика с соломинкой одного…
https://niekrashas.ru/pritcha-pro-mylnye-puzyri/
Привет! Перевожу новую редакцию ДнД, которая выйдет ~17 сентября. Глобально это просто очень большой патч для старой редакции, но многие изменения мне прямо нравятся. Баланс приятно поправлен.
132 страницы из 278 переведено. Готовы (болдом выделены новые):
Если вы хотите принять участие в вычитке, то есть документ в Google Диске, где вы можете оставить комментарий на ошибке/опечатке/плохой ссылке/кривым переводом и так далее.
У жреца теперь на первом уровне есть выбор между:
Вариативность - круто. Раньше владение тяжелым доспехом было абилкой подклассов. Сейчас даже можно помультиклассить в 1 уровень жреца ради тяжа, но хз кому. В общем, жрецы четче делятся на боевых и небоевых.
Апнули домен войны. Он за божественный канал может использовать божественное оружие или щит веры без концентрации и без траты ячейки. Приятно. Может чаще использовать атаку бонусным действием, потому что сейчас использования восстанавливаются на коротком отдыхе.
Апнули домен обмана. Он может давать преимущество на скрытность на весь день себе или ещё кому-то. Сильно переработали его божественный канал с вызовом иллюзии. Очень похож на вариант из БГ3.
Мастер тяжелого оружия и Меткий стрелок. Теперь не дают -5 к попаданию и +10 к урону. Очень имбовые черты раньше были. Теперь явно слабее.
Черты происхождения. Часть черт теперь как бы слабые, но их дают от предыстории. Поэтому им нормально. Сделали новую черту Музыкант, которая даёт пати героическое вдохновение.
Эпические черты. В Анертед Аркане были уже и тут остались. Получаются на 19ом уровне и просто невероятно сильный. Где-то урон +стат (если ловкость 20, то и урон +20). Где-то ячейки регенит. Где-то просто невероятная куча ХП. В общем, хай лвл теперь невероятно безумные в числах.
В прошлый раз я спрашивал у вас мнение о переводе термина из заголовка. К сожалению, не нашлось аналогов с переводом, который бы соответствовал действительности. Частично из-за того, что он не соответствует в оригинале. Т.е. ближняя атака и атака в ближнем бою вполне подтягиваются по ситуации для стрельбы из лука в упор, например. Рукопашная атака всё ещё имеет перекрещения с термином безоружная атака по смыслам.
В итоге оставляю "рукопашная атака". Она более привычная для публики и чуть лучше передаёт смысл.
Новый термин. Utilize это использование немагического объекта. Что-то, что достаточно серьёзное, чтобы не быть свободным действием (взять оружие, открыть дверь). Например, открыть застрявшую дверь, нажать какой-то особый рычаг, зажечь факел и так далее.
Пока что используется перевод "Использовать". Но он немного обширный. Т.е. использовать можно много что в ДнД. Есть умение у классов "Использование заклинаний", что тоже пересечение.
Некоторые предлагают "Использовать предмет". Это передаёт почти полный смысл (маг. предметы всё-таки тоже предметы), но как-то слишком длинно и топорно. Хочется как-то локаничнее.
Пишите ваши варианты в комментариях и аргументы по поводу перевода этого момента. Я с радостью всё прочитаю, сделаю выводы и завтра выскажу итог.
